Но и это прошло.
Конец века — не только конец иллюзий, но и граница страха. Океан Неведомого заметно обмелел, все (или почти все) наивные мечты фантастов века прошедшего успешно сбылись, тут же перестав быть наивными. Утопии (равно как и антиутопии) стали явью, перейдя из таинства литературы в окопы реальности. Мы уже не удивляемся и почти не боимся, ибо случившееся за эти десятилетия оказалось пострашнее всех Лавкрафтов. Надежда и страх прошли, но осталась Литература, осталась Фантастика.
Осталась — став совсем другой.
Все чаще теперь это — притча. О том, что было, о том, что могло и может быть. О мире, о людях. О нас с вами.
Новый роман Генри Лайона Олди, написанный на стыке альтернативной истории, фэнтези и утопии-антиутопии, прежде всего притча. Не первая притча в творчестве харьковчан Дмитрия Громова и Олега Ладыженского; и, как кажется, не последняя.
«И без притчи не говорил им, да сбудется реченное через пророка, который говорит: отверзу в притчах уста Мои; изреку сокровенное от создания мира». Есть чьему примеру следовать!
Итак, притча. Притча о Великой Державе и Маленьких Человеках, о том, как слепые ведут слепых, и том, что нет ничего нового — ни под солнцем, ни под луной.
«Бывает нечто, о чем говорят: „смотри, вот это новое“; но это было уже в веках, бывших прежде нас».
II. ФИЛОЛОГ или МИФ И ИСТОРИЯ
Магия, как ее определяет «Словарь иностранных слов», — это "чародейство, волшебство, колдовство, совокупность обрядов, связанных с верой в способность человека воздействовать на природу, людей, животных, богов; магия является составной частью всех религиозных культов; белая магия — колдовство с помощью «божественных сил»; черная магия — колдовство с помощью «нечистой силы»,
«дьявола». Зарождение магии произошло на заре человечества, когда человек пытался хоть как-то противостоять Природе. Случайный набор звуков, слов, жестов,
«помогавший» людям отогнать хищника, справиться с болезнью, вызвать или усмирить стихийные явления, превращался в магический обряд, а человек, исполнявший их, окружался мистическим почитанием и репутацией колдуна, волшебника.
Время шло, а таинственных явлений не убывало. Наоборот, с ростом знаний человечества об окружающем мире непонятного, необъяснимого становилось все больше. Гром и молния; моровые поветрия, бедность и богатство стали почитаться делом рук богов и, конечно же, магов. О них слагались легенды, сказки, поэмы, а впоследствии начали писать и романы. Здесь маги предстают в различных ипостасях.
Могущественные укротители стихий и животных, помощники или противники героев; седые мудрецы, размышляющие о сущности бытия, об устройстве Вселенной; скучающие сибариты, развлекающиеся деланием мелких пакостей друг другу и людям. Но в любом случае это личности сильные, колоритные. Даже порой утрачивая свой дар, они продолжают бороться и искать, оставаясь носителями подлинного или мнимого величия, сохраняя отблески былой славы. Именно такими предстают маги на страницах средневековых рыцарских романов или в современном жанре «фэнтези».
Ну а что, если смоделировать несколько необычную ситуацию? С течением веков искусство волшебства постепенно превратилось в ремесло. В нем угасла фантазия, прекратились поиски нового. Учителя — маги в законе — передают свои знания «крестникам»-ученикам не традиционным путем, путем длительного постижения и совершенствования мастерства, а как бы мгновенно, делая отпечаток с матрицы. И с каждым разом новый отпечаток становится все бледнее и бледнее. Маги из волшебников, потрясателей основ мироздания превратились. в простых уголовников: конокрадов, контрабандистов, домушников.
Именно так обстоят дела в новом романе Генри Лайона Олди «Маг в законе», в мир которого вы вошли.
«Маг в законе» — это, на наш взгляд, нечто новое в творчестве Д. Е. Громова и О.
С. Ладыженского. Несомненно, он также подходит под жанровое определение «философского боевика», данное самими соавторами тому направлению, в котором они работают. Да, это «философский боевик», но еще и… Кое-кто может усмотреть в нем образец альтернативной истории, так как многие приметы времени и места позволяют соотнести «Мага» с Российской империей начала XX века. Другие будут правы, назвав эту книгу «городским романом», потому что события второго тома происходят в «альтернативном» Харькове (традиционном месте действия последних романов авторского дуэта). Мы же полагаем, что «Маг в законе» — условно-исторический лири-ко-философский роман, по своей поэтике сходный с тем, что мы находим в творческом наследии Б. Ш. Окуджавы. Ведь отнести «Путешествие дилетантов», «Похождения Шилова» и «Свидание с Бонапартом» к чисто историческому жанру можно лишь с большой долей условности.
Одной из главных особенностей творческой манеры Г. Л. Олди в целом можно назвать историзм мышления. Многие их романы так или иначе примыкают к историческому жанру, пронизаны духом старины, «пахнут» ею. Это и «Герой должен быть один», и «Мессия очищает диск», и трилогия «Черный Баламут», и, конечно же, «Пасынки восьмой заповеди». «Маг в законе» вполне вписывается в этот ряд. За исключением одного: в нем нет Мифа, на котором базируются названные выше произведения.
Атмосфера «Мага» максимально приближена к серой и суровой реальности.
Единственным более или менее мифологическим образом здесь становится олицетворенный Дух Закона, появляющийся во втором томе. Однако и его при более пристальном прочтении романа можно отнести к условным, философским категориям, списав появление Духа на особенности экзальтированной психики героев. А все остальное (отведение глаз, общение с мертвецами, предсказания будущего и т. п.) вполне можно встретить и в обыденной повседневной жизни.
Так что в принципе авторы не сильно и выходят за пределы «исторической достоверности».
III. ИСТОРИК или ВРАГИ ЦЕРКВИ И ДЕРЖАВЫ
Первый слой романа — яркое покрывало Утопии.
Рассказ о Великой Российской Империи, счастливо избежавшей гибели в чудовищном горниле XX века. По воле авторов Империя благополучно миновала все страшные пороги Истории. Вместо русско-японской войны — война англо-японская, избавившая страну от конкурентов на Дальнем Востоке. Вместо единой Германии (Тройственного Союза, Первой мировой) — кучка небольших германских государств с герцогами и курфюрстами, способными лишь давать балы для российской знати. На границах все спокойно — по крайней мере ни на одной странице романа мы не ощущаем внешней угрозы. Даже спецслужбы, лазоревая рать, в реальной истории проливавшие пот на ниве контрразведки против врага внешнего (желающие могут тут же вспомнить «Дату Туташхиа» Амирэджиби), в альтернативном авторском варианте заняты прежде всего внутренними проблемами.
Но и враги внутренние дремлют. Только раз на горизонте романа появляются вполне мирные социал-демократы. Бог весть чем они заняты, но о революциях, политических (и экономических тоже) стачках мы ничего не слышим. И даже вечный аграрный вопрос, на котором и сломалось самодержавие, куда-то исчез, растворился. То ли Столыпин родился на полвека раньше, то ли не родился вообще. Никто не голодает, не умирает от эпидемий, интеллигенция творит «нетленку», а в дикой сибирской тайге полудикий купчина спешит приобрести рояль.
Хорошо! Ну, прямо как у Вячеслава Рыбакова в "Гравилете «Цесаревиче». Утопия — красивая, несбывшаяся. Вот ведь как славно могло быть в наших палес-тинах!
Всего-то и проблем у жандармского корпуса — колдунов изводить. Тем паче, колдуны пошли хилые, с каждым поколением мельчают, вот-вот совсем на нет сойдут…
Стоп! Покрывало соскользнуло, утопия кончилась.
Ничто не ново — ни под солнцем, ни под луной. Ведь и это было — пусть не совсем так, но было, было…
Ведь цвела Империя — не на страницах романа, не в мечтах, а в суровой реальности! И вспоминается даже не легендарный 1913-й год, вечный маяк для советской статистики. Отойдем на четверть века в глубь Истории — в эпоху Государя Александра Александровича Третьего сего имени, ныне воспетую Никитой Михалковым. Все было так -~ или почти так, как на страницах «Мага в законе».
Смирились враги внешние, поутихли внутренние. В глухой тайге строилась Транссибирка, российскую науку подпирали Менделеев и Мечников, культуру — Толстой, Чехов и Серов; социал-демократы еще даже не думали об «Искре», а славный жандармский корпус…
Вот тут-то и разница — скажете вы. В реальной истории жандармы… …А вот и нет! Увы — нет.
Под ярким покрывалом Утопии мы видим грязную рогожу Утопии-Анти. Выдумку, очень похожую на правду.
Сила Державы не только в корпусах (жандармских и армейских), не только в броненосцах и сталелитейных заводах. Она в верной оценке сил и возможностей, в понимании того, кто есть ее реальный противник. Тот самый — внешний и-внутренний. Правительство Государя Александра III, тешась недолгой мирной передышкой между сугробами Шипки и сопками Маньчжурии, пребывало в полной уверенности, что враги внешние далеко, что они не опасны, — и заложило целое минное поле, на котором подорвалась Империя в веке XX. А ведь как благолепно было! Император германский Вильгельм Государю нашему шинель подавал, посол австрийский в обморок пред высочайшим взором падал, а на Дальнем Востоке япошки косоглазые колошматили столь же косоглазых китаезов. Глядишь, под общий шумок можно и Стамбул с проливами отхватить!
Впрочем, враги внешние — еще полдела, да и не о них речь. Зато внутренние…
С кем сражались доблестные бойцы невидимого фронта на страницах романа, читателю уже ведомо — с мажьей напастью, Богом и Святейшим Синодом проклятой. В реальной истории, напротив… …и снова: нет, не напротив! Будущие герои 17-го (они же — лагерная пыль 37-го) в те годы серьезными врагами и не считались. С народовольцами к этому времени уже справились, а социал-демократам («сицилистам») за их козни полагалось два-три года ссылки, о чем ярко свидетельствует биография полузабытого ныне В.
И. Ульянова. Книги Маркса, Энгельса и того же Ульянова можно было купить в любом магазине. Демократия! — скажут некоторые. Слепота! — отвечу я. Все дело в том, что «сицилистов» всех мастей попросту не видели, а если и замечали, то как-то походя. Главным же внутренним врагом Империи были, с точки зрения властей предержащих, (внимание!) инославные, раскольники и язычники, гнусные враги Русской православной церкви.
Супостаты, одним словом. Под Уложение о Наказаниях, столь часто поминаемое в романе, социал-демократ, как правило, вообще не подпадал. Статьи соответственной еще выдумать не соподобились! Того же Ульянова и его подельщиков сослали только в административном порядке. Он даже под судом не состоял, будущий вождь октябрьской социалистической! Зато какой-нибудь мещанин Якуб Петере, вероисповедания лютеранского, и его супруга Анна, урожденная Петрова, вероисповедания православного, имели все шансы отправиться в сибирскую каторгу на четыре пятилетки за то, что окрестили своего сына Карла не в православном храме, а в кирхе. Та же Анна могла получить пожизненную каторгу (не ссылку!) за тайный переход в лютеранство (католичество, адвентизм, иеговизм). И получали срока, и ехали в Сибирь до самого 1906-го года (да и после законы, охранявшие незыблемые права государственной Церкви, смягчились ненамного). Но это инославные; своим же, православным, приходилось куда хуже. Достаточно лишь напомнить о крестном пути тех, кого презрительно именовали «раскольниками», о закрытых-запечатанных (печатью Синода, как в романе!) храмах, о сосланных в Акатуй и забайкальскую «Колесуху» старообрядческих священниках. Особого Облавного корпуса на сей предмет не организовали, но нечто подобное имелось и в упомянутом на страницах романа Третьем Отделении Собственной Е. И. В.
Канцелярии, и в Синоде, да и в самом жандармском корпусе (уже не тепло — горячо!).
Безумие с арестованными старообрядцами и сосланными на каторгу инославными продолжалось долго, слишком долго. Уже в апреле 1905-го, после Кровавого воскресенья и незадолго перед Цусимой, Константин Победоносцев, не самый глупый из столпов Империи, на заседании Госсовета уверенно заявлял, что «сицилисты» — дело неопасное, а вот раскольники и прочие враги веры православной…
Но и это — только присказка. Лютеране и старообрядцы — все-таки не маги. Что ж, можно и о магах. Аккурат в 1892-м году, как раз в прекрасную эпоху «Сибирского Цирюльника», нескольких крестьян-удмуртов из села Старый Мултан, что в Вятской губернии, привлекли к суду за совершение языческих обрядов — то есть за пресловутое колдовство. И ехать бы им на остров Сахалин по чеховским местам, когда б не заступился за несчастных писатель Короленко. А там воссел на престол чеховский же интеллигент Николай II, пришли новые времена… В общем, повезло удмуртам. Отсидели бедняги -всего пять лет — и на свободу с чистой совестью!
Мултанское дело — не самое громкое и не самое страшное. Судили чувашей, татар, якутов — за деревянных божков, салом смазанных, за камлания и бубны… О деле Бейлиса и писать не хочется — и без того слишком много написано.
Так в чем же разница между жизнью и романом?
В том, что в романе преступная магия действует, хоть и не всегда? В жизни же…
Ну, и в жизни я бы не советовал ссориться с шаманом или даже с сельским колдуном. В жабу болотную не превратит, но жабу грудную точно накамлает. А для тех, кто, законы имперские нарушая, обряды богомерзкие творил, они — обряды эти — уж точно были настоящими. Фантастика не на страницах романа Г. Л. Олди. Она в жизни, в нашей горемычной истории. Могучая Империя, сверхдержава, раскинувшаяся от моря Белого до моря Желтого, всей своей мощью обрушивается на горстку инородцев-иноверцев — не бунтарей, не бомбистов, даже не социалистов-агитаторов…
Можно и возразить. Вытесненные в «закон», теряющие силы с каждым поколением маги (те, что не в жизни, в романе) все-таки опасны. Не столько мажьей силой, сколько мажьим талантом растить подобных себе без книг и учебных классов — почти что простым делением. Однако именно это интересует власть официальную менее всего.
Трудно сказать даже, ведают ли министры государевы о сей мажьей тайне. Славным облавным жандармам ведено бороться с людьми, а не с явлением. Неудивительно, что тайный (запретный!) плод становится сладок, и частная инициатива кого-то из лазоревых мундиров позволяет без особого труда изменить государственные приоритеты. Даже не изменить — ибо приоритетов (с чем именно бороться? почему?!) в борьбе с мажьей напастью попросту нет. Власть слепа, власть глуха — и не спешит шевелить мозгами.
Чем все кончилось в реальной истории — известно. В романе — бог весть. Может, и спасут молодые маги Федор и Акулина многострадальное Отечество вкупе со всем миром; может, и нет. Как тут не вспомнить мадам де Сталь с ее знаменитым: «Горе стране, которую при», ходится спасать!" Великая Империя, всепроникающив могучие спецслужбы. Государь на троне, наконец, -о а все в итоге зависит от двух «перековавшихся» (пусть и очень по-своему симпатичных) уголовников!
Дожили!
Таков первый урок «Мага в законе». Слепые ведут слепых — а вот и яма впереди.
Глубокая, долго падать!'
IV. ФИЛОЛОГ или Я СДЕЛАЛСЯ РЕМЕСЛЕННИК
…авторов романа волнуют все те же «вечные» проблемы, постоянный интерес к которым позволяет некоторым читателям утверждать, будто Громов и Ладыженский «кроят один и тот же сюжет» («Нопэрапон»).
Искусство и ремесленничество, Закон и преступление, Учитель и Ученик, Государство и отдельная личность, чувство и долг, Любовь, Творчество — вот тот широкий диапазон понятий и конфликтов, составляющих идейно-тематическое пространство «Мага в законе». Каждое из них, взятое по отдельности, вполне достойно лечь в основу своей книги. Но Олди, как всегда, не ищут легких путей.
