2

Снаружи лаборатория мало отличалась от иных государственных зданий – присутственных мест, канцелярий и библиотек. Черепичная крыша с загнутыми коньками, золоченые балясины. Мозаика оконных переплетов – в каждую ячейку вставлено отдельное стеклышко. Красиво, спору нет. Но света через такое окно проходит заметно меньше: переплет занимал добрую половину площади.

Здесь все было «слишком». Слишком ровно уложенная брусчатка мостовых. Слишком яркие краски: бирюза, кармин, изумруд. Чрезмерно, до приторности вежливые китайцы. Обилие украшений на всем, что попадалось на глаза. До блеска вылизанные полы в домах...

Что там в домах! – на тротуаре соринку надо с лупой искать.

Игрушка, выстроенная напоказ, для глупых варваров. Пусть ахают и завидуют, принимая иллюзию за чистую монету. А мы тихонько посмеемся над дурачками. Эрстед знал, что не прав: кварталы знати, и Запретный Город в особенности, представляли разительный контраст с трущобами окраин – но ничего не мог с собой поделать.

Впечатление прочно обосновалось в душе.

Князь сказал, что обождет в беседке. В химии Волмонтович не разбирался, а опасности в посещении лаборатории не видел. Взорвется колба с «адской смесью»? Увы, тут он бессилен. Из пожара, если что, вытащу. А следить за вашими шипучками, дорогой друг, – увольте.

– Это займет много времени, – предупредил Эрстед.

– Я привык к одиночеству. У меня есть любимая трубка и томик стихов господина Андерсена.

– Опомнитесь, князь! Какой томик?

– Перед отплытием из Копенгагена я отдал переплести часть рукописей этого шалопая. Вот, извольте видеть: «Жалоба кота», «Умирающее дитя», «Чахлый поэт»... Ага, новинка: «Ужасный час». Господин Андерсен заверял, что это – исключительно комические названия. Значит, скука мне не грозит.

Ажурная беседка, увитая засохшим плющом, походила на скелет чудища. Наслаждаться поэзией в клетке, насквозь продуваемой колючим ветром? Бр-р-р! Эрстед зябко передернул плечами. Впрочем, за князя он не переживал. Казимир с отменным равнодушием принимал холод, жару, дождь, снег – и никогда ничем не болел.

Глядя на невозмутимо удаляющегося Волмонтовича, хотелось поскорее оказаться под крышей, в тепле. Выпить горячего чаю, а то и чего покрепче...

Двери отворили без промедления: гостей ждали. Однако за дверьми никого не обнаружилось. Резные створки открывались при помощи механического устройства, приводимого в действие изнутри. Эрстед усмехнулся: любят азиаты пустить пыль в глаза! Взору предстали еще одни створки – без резьбы, зато с росписью. Драконы, лотосы, карпы-губошлепы плывут против течения...

Толком рассмотреть «красоту» ему не дали. Вторые двери распахнулись, и Вэй-младший сразу начал кланяться, как фарфоровый болванчик.

– Господин Эр Цед, мастер варварского ци-гун! – возвестил он.

Встречающих было много. Похоже, тут собрался весь персонал лаборатории. Главным, вне сомнений, являлся благообразный старик в сине-пурпурном халате до пола, расшитом златыми фениксами, и в лиловой шапочке «кирпичиком». Длинные вислые усы делали его похожим на сома, принарядившегося к визиту лягушек.

«Сом» с достоинством подал едва заметный знак. Рядом, соткавшись из воздуха, образовался юнец в куцем халатике. Секретарь, догадался Эрстед.

– Господин Лю Шэнь, цзиньши... ляо-мяо-дао... рад приветствовать гостя с Севера. Счастье лицезреть вас согревает наши сердца! – напевно возвестил секретарь.

После высшего ученого звания «цзиньши» – «продвинутый муж» – следовал какой-то титул или чин. С грехом пополам Эрстед перевел его, как «знаток истинной природы элементов». Профессор химии, что ли? Решив не мудрствовать, он мысленно махнул рукой.

«Господина Лю Шэня» будет вполне достаточно.

Китайцы расступились, пропуская гостя. Провожатый откланялся, двери поспешили закрыть, дабы не студить помещение – и церемония продолжилась. Все присутствующие почли своим долгом назваться. Запомнить толпу Цзя Хэнов, Чжэн Хуэев и прочих Сунь-У-Кунов оказалось невозможно. Эрстед даже не пытался. Порадовали несколько красочных имен, достойных басен Лафонтена, – таких, как Жемчужный Лосось, 7-й Сын Сокола-из-Нефрита и Чжао Два Бревна.

Наконец с формальностями покончили, и «сом» обратился к гостю лично. Не желает ли великомудрый Эр Цед осмотреть лабораторию, пока ему заварят чай? Разумеется, гость желал. И благодарил за заботу.

Здание потрясало размерами. Они переходили из комнаты в комнату, минуя длинные столы, заставленные ретортами и колбами непривычных форм: сплющенные и вытянутые, с «лебедиными шеями» и вычурными ручками, покрытые вязью иероглифов... Попадались и кюветы европейского образца.

«К чему эти излишества? – недоумевал рационалист Эрстед. – Посуда для опытов – не парадный сервиз! Ее девиз: функциональность, дешевизна и простота в изготовлении. Зачем нужна реторта с „шеей лебедя“, еще можно понять. Но все остальное? Варварская страсть к украшательству...»

Он вовремя вспомнил, кого здесь зовут «варварами». Лю Шэню лаборатория брата в Копенгагене показалась бы убогой конурой, непригодной для творческой работы. Шеренги стандартных склянок с реактивами. Десятки одинаковых колб. Черные столы без инкрустаций. Как творить в такой обстановке?! Как возвысить дух? достичь гармонии? – если вокруг гармонией и не пахнет?!

В Европе считалось: ничто лишнее не должно отвлекать ученого. Здесь придерживались иного мнения. «Красота для них – сестра целесообразности», – понял Эрстед. И с неудовольствием вспомнил, что в родном университете однажды ликвидировали кафедру физики, дабы усилить курс богословия.

– Прошу вас...

– Только после вас...

На жаровнях булькали растворы. В ступках растирались порции реагентов. Из пасти дракона-змеевика звонко капала бесцветная жидкость. Знакомый круговорот: взвешивание, смешение, растворение, фильтрация, перегонка, сублимация...

Они остановились возле сложной конструкции из медных и стеклянных трубок, соединявших дюжину разномастных колб. В середине хитросплетения на треноге покоился шар из темной бронзы, украшенный орнаментом. В горловину шара уходила часть трубок. Кто попроще – испугался бы: паук-исполин притаился в центре паутины, ожидая добычу.

– Как наверняка известно уважаемому гостю, – в скрипучем голосе Лю Шэня пряталась ирония, – наука Поднебесной далеко продвинулась в области создания новых веществ. Вы пришли в лучшую лабораторию мира. Здесь открыты растительно-минеральные соединения с дивными свойствами. Краски на их основе гораздо долговечнее и ярче природных. Ваши соотечественники, вассалы императора Сюань-цзун, платят большие деньги...

Надменность китайцев, скрытая в ножнах вежливости, была Эрстеду хорошо известна. На кораблях официальной миссии лорда Макартни чиновники Китая вывесили знамена с надписью: «Носитель дани из английской страны». От Макартни потребовали встать на колени, совершив девятикратное челобитие.

Сошлись на компромиссе: лорд встал на одно колено.

Голландских послов держали во дворе, на лютом морозе. Графу Головину предложили на четвереньках вползти в Тронный зал, неся на спине подушку с верительной грамотой. Тому же Макартни, после всех унижений, вручили эдикт для передачи Георгу III: «У нас есть абсолютно все. Мы не нуждаемся в изделиях вашей страны».

Значит, вассалы?

Эрстед потянул носом. Запах показался ему знакомым. Ну конечно! Лаборатория Унфердорбена, пару лет назад. Выпив шнапса, Отто хвастался экспериментами по обработке растительного сырья. В частности, опыт с Indigofera anil дал любопытный результат.

Так вот ты кто, загадочный «паук»!

– Я восхищен! Аромат сего вещества мне уже доводилось обонять. Мой друг, мудрец Отто Унфердорбен, получил его из индиго и назвал «кристалином». Об этом имеется сообщение в «Вестнике науки». Однако вы раньше наших ученых догадались, как применить кристалин с пользой и выгодой. Поздравляю!

«Сом» понял свою промашку – секрет новых красок бесплатно уплывал к варварам. Но Лю Шэнь сумел сохранить лицо:

– Наши ученые в первую очередь заботятся о благе державы. Благородный муж не блуждает впотьмах: он следует Пути. Подобно бодисатвам, давшим обет не уходить в Нирвану, пока все живые существа не будут спасены, мы несем во мрак факел знания. И обращаем открытия на пользу соотечественникам.

Гимн науке имел второе дно. Мы, ханьцы, знаем, как верно распорядиться найденным. А вы, чужаки, даже открыв новое, растерянно моргаете, не зная, к чему приспособить находку.

Спорить не хотелось. Да-да, вы абсолютно правы! Как сказал Кун-цзы, разве не радость непрерывно совершенствоваться в том, что приобретено учением?

И главное, не пойти ли нам дальше?

Экскурсия продолжилась. Гость с вниманием слушал комментарии хозяина. Но тот, расписывая достижения китайской науки, теперь избегал конкретики. Наводящие вопросы пропадали втуне. Как в вате, они вязли в разглагольствованиях Лю Шэня, не желавшего более наступать на опробованные грабли.

Кто ж знал, что лаовай по запаху определит вещество?!

Наконец они добрались до закрытой двери. Ее украшала роспись; в центре извивался усатый дракон из серебра. Изображение заинтриговало Эрстеда. Однако, к его разочарованию, Лю Шэнь объявил, что гостя ждет чай, – и свернул в комнату для чаепития.

Грея руки о стаканчик, накрытый миниатюрной пиалой, ловким движением переливая чай в пиалу, делая первый глоток и кивая с видом знатока – солома и солома, «Laphroaig» куда лучше! – Эрстед решил перейти к главному. В этой лаборатории, если верить слухам, получали драгоценный алюминиум. Металл стоил дороже золота и обладал рядом уникальных свойств.

Тратить его на украшения? – все равно что забивать гвозди подзорной трубой.

Китайцы получали алюминиум иным способом, нежели Ханс Христиан, старший брат путешественника, или Фридрих Велер, усовершенствовавший методику брата. Зря он устроил спектакль с кристалином! Теперь «сом» настороже. Вытянуть из него сведения будет непросто. Догадайся китаец, что редкий металл годится не только для ювелиров...

Впрочем, он это наверняка знает. Если сообщение о гробнице Чжоу Чжу – не сказка...

– Благодарю за интереснейшую экскурсию. Я завидую вашим ученикам: они черпают из несомненного кладезя мудрости.

Эрстед не надеялся, что «сом» купится на примитивную лесть. Но начинать серьезный разговор «в лоб» не следовало.

– Разве не радость – встретить друга из дальних краев? – не остался в долгу Лю Шэнь. Он слегка исказил цитату из Кун-цзы. В оригинале вместо «друга» фигурировал «ученик». – Занятия наукой проясняют ум, чай возвышает дух, следование Пути дарит чистоту помыслов. Я, недостойный, в меру своих сил...

– Не скромничайте, светоч знания! Я слышал, ваша лаборатория выполняет заказы самого императора? Мой старший брат также оказывал услуги королевскому дому. В частности, поставлял редкие металлы для ювелиров короля.

– О, исполнять волю Сына Неба – великая честь! Но мы не занимаемся поставками золота и серебра. Негоже ученому заменять простого плавильщика...

Эрстед сделал вид, что не заметил намека.

– Разве кто-то говорил о золоте и серебре? – с простодушием, каким владел лучше, чем князь Волмонтович – саблей, спросил он. – Речь шла о действительно редких металлах.

– Таких, как «серебро Тринадцатого дракона»? – улыбнулся Лю Шэнь.

В елейных интонациях китайца пряталась насмешка. Удачный момент поставить варвара на место! Есть секреты, коими владеют лишь просвещенные ханьцы.

– Тринадцатый дракон? Поэтическое название. Оно мне нравится. У нас сей металл называют «алюминиум». Ведь мы говорим об одном и том же элементе? Дабы развеять сомнения – вот, взгляните.