В углу улыбается Фол. С закрытыми глазами, нервно подергивая хвостом. Из уголка рта кентавра тянется вязкая ниточка слюны, теряясь в бороде.
Магистру повезло больше всех: он лежит на диване, глядя в потолок. Я вожу перед его лицом ладонью – никакого результата. У ножки дивана валяются магистровы очки, правое стекло треснуло, и сеть морщинок разбегается по линзе. Очков жалко.
Дорогие, небось… по оправе видно.
Остановившись возле Ритки (друг детства зародышем скорчился прямо на полу), я наклоняюсь и поднимаю выпавший из кармана бравого жорика диктофон. Маленький такой, аккуратненький. Видать, тетя Эра надоумила. Перемотка работает вполне исправно, я жду, пока пленка отмотается чуть-чуть назад, и нажимаю кнопку контрольного воспроизведения.
А ну как там «Куреты»?!
Вместо «Куретов» из крохотного динамика плещет океан. Волны бьются о каменистый берег, с шумом уползая обратно, захлебываются воплями чайки, потом вдруг из ниоткуда наслаивается гул голосов, звон посуды…
– Это вы убили его, мистер Мак-Эванс! – девичий крик хлещет кнутом, в результате чего я едва не роняю диктофон. Кричат по-русски, и я сразу узнаю голос девушки, сообщившей мне о гибели отца с Пашкой.
Звон гитарной струны.
Течет, плавится…
– Не мели ерунды, девка, – рявкают в ответ, огрызаясь. – Твоего Пола сожрала его любимая тварюка! Вот, капрал свидетель…
Говорят опять по-русски, чего не может быть по определению, но я понимаю: запись не лжет, запись не морочит мне голову – просто мои заскоки, будь они прокляты, не прошли даром даже для магнитной пленки.
Полюбуйтесь!
– Да, мистер Мак-Эванс. Только капрал Джейкобс упомянул еще кое-что! Что перед тем, как Пола съела акула, кто-то стрелял в него, тяжело ранил и, по-видимому, продырявил его лодку, чтобы замести следы! – я стою и слушаю, один в квартире среди бесчувственных людей, а девушка все кричит.
И наплывом плещется океан-свидетель.
– Тебе бы прокурором быть, Эми, – сипло бросают издалека.
Крики чаек.
Скрежещет колесико зажигалки – близко, совсем близко…
– Ну, Эми, под присягой я бы не взялся обвинять любого из присутствующих здесь людей. Ты же слышала: я сказал, что мне так показалось. В любом случае, улик теперь нет, так что концы в воду, и…
Этот бас я уже слышал по телефону.
– Ask him, does he going to come to U.S.A.? – вот что тогда спрашивал бас. Сейчас же он рокочуще произносит слова совсем другого языка, словно говорил на нем с детства, с младых ногтей, и я еле сдерживаюсь, чтоб не запустить диктофоном в окно.
Голоса стихают, захлебываются в воплях чаек, в мерном рокоте волн…
– Алька? Ты в порядке?
Сперва мне кажется, что это снова запись.
– Ты в порядке, спрашиваю?!
– Да, Ритка. Я в порядке. А ты?
– И я… вроде.
Друг детства, кряхтя, встает и подходит ко мне.
Я молча протягиваю ему диктофон.
Океан.
Океан поет в руках Ритки.
– И убийца останется безнаказанным? – вдруг спрашивает океан девичьим голосом, чтобы ответить самому себе ветром над сине-зеленой равниной.
Ритка ошалело смотрит на меня, выключает аппарат и сует его в карман.
Океан молчит в кармане.
– Это следовательша велела, – оправдываясь, говорит Ритка. – Понимаешь, Алька… я так решил: возьму, а потом тебе запись прокручу. Если скажешь: нельзя – я сотру, а следовательше совру, будто батарейки сели. Или еще что…
– Не надо, Ритка, – я улыбаюсь и с удовольствием слежу, как оттаивает ледяное лицо моего служивого. – Отдай, как есть, тете Эре. Пусть насладится сполна. Говоришь, она хотела знать, что тут у нас происходит? – пусть знает, в подробностях. И еще…
Еще б понимать, зачем я все это делаю?.. не понимаю.