– А мне плевать! Пусть хоть сам Отец Небесный! Говорю – придурок! Придурком жил, придурком и подох! Ну кто, кроме полного кретина, добровольно вызовется кормить акулу?!
– Помнится мне, Ламберт, раньше ты говорил, будто вы с братом его наняли, – как бы невзначай ввернул капрал Джейкобс, расправляясь с очередным сэндвичем.
– Верно, наняли, – сбавил тон Малявка Лэмб. – Только парень сам напросился! Эти эмигранты рыбьи потроха руками ворошить согласны, за цент в час! И попомните мое слово: все дерьмо из-за мальчишки приключилось!
– Пол кормил акулу вовсе не из-за ваших денег, – голос девушки в сером платье звучал ровно, но в больших черных глазах предательски блестели слезы. – Сколько вы платили ему, мистер Мак-Эванс? Пятерку в день? Десятку?!
– Этот придурок и серебряного четвертака не заработал! – проворчал Ламберт, не глядя на девушку.
– Не смейте называть его придурком! – выкрикнула девушка и отвернулась, всхлипнув. – Вам никому не было до него дела! Деньги, деньги, только деньги! А кто не мчится сломя голову за каждой монетой – тот придурок и неудачник! Так, мистер Мак-Эванс? Так, Барри Хелс? – обернулась она к парню с изуродованной щекой.
– А я-то тут при чем, Эми? – огрызнулся Барри.
– При том! Раз не такой, как все – можно издеваться над ним с дружками! Да, Барри? Раз придурок – можно платить ему гроши за черную работу! Да, мистер Мак-Эванс? А то, что этот «полный кретин» – тоже человек, что у него тоже есть душа, что ему тоже нужен кто-то, способный понять его – на это всему Стрим-Айленду в лучшем случае наплевать! Мать еще на родине умерла, отец – горький пьяница; вон, сын погиб, а он нажрался и дрыхнет в углу! Никто из вас его не понимал!.. И я, наверное, тоже, – помолчав, добавила Эми.
Малявка Лэмб пожал широченными плечами и стал шумно хлебать тоник.
– У Пола не было ни одного близкого существа, – очень тихо проговорила девушка. – Никого, кому бы он мог… мог излить душу! Я пыталась пробиться к нему через панцирь, которым он себя окружил, защищаясь от таких, как вы, но я… я не успела! И он не нашел ничего лучшего, чем вложить свою душу в эту проклятую акулу!
Risposta-2
Золотистые блестки играли на поверхности бухты, сытое море, щурясь от солнца, лениво облизывало гладкую гальку берега; чуть поскрипывали, мерно качаясь, тали бездействующей лебедки.
Ветхий пирс еле слышно застонал под легкими шагами девушки. У самого края ранняя гостья остановилась и стала озираться по сторонам. Взгляд ее то и дело возвращался к горке сброшенной одежды в шаге от черты прибоя. Линялые джинсы, футболка с надписью «Megadeath» и скалящимся черепом, а также старые кроссовки Пола честно валялись на берегу; но самого Пола нигде не было видно.
– Пол! – позвала Эми.
Никто, кроме чаек, не отозвался.
– Пол! – в охрипшем голосе девушки прозвучала тревога.
Какая-то тень мелькнула под искрящейся поверхностью бухты, и воду вспорол большой треугольный плавник. Сердце Эми замерло, девушка вгляделась – и чуть не вскрикнула от ужаса, зажав рот ладонью. За плавник цеплялась гибкая юношеская рука! На миг Эми почудилось, что кроме этой руки там больше ничего нет, это все, что осталось от Пола – но в следующее мгновение рядом с плавником возникла светловолосая голова, знакомым рывком откинув со лба мокрые пряди – и девушка увидела лицо своего приятеля.
В глазах Пола не было ни страха, ни боли, ни даже обычной, повседневной настороженности подростка, обиженного на весь мир. Неземное, невозможное блаженство плескалось в этом взгляде, смешиваясь со струйками, обильно стекавшими с волос. Пол тихо засмеялся, не видя Эми, прополоскал рот и снова исчез под водой.
Их не было долго – минуту? две? больше? – но вот акулий плавник снова разрезал поверхность бухты, уже значительно дальше от пирса; и снова рядом с ним была голова Пола! Эми стояла, затаив дыхание, словно это она сама раз за разом уходила под воду вместе с юношей и его жуткой подругой – а потом вода всколыхнулась совсем близко, и девушка увидела, как Пол неохотно отпускает огромную рыбу. Акула развернулась, лениво выгнув мощное тело, и ее круглый немигающий глаз уставился на Эми. Что-то было в этом пронизывающем насквозь взгляде, что-то древнее, завораживающее… рыбы не могут, не должны смотреть так!
«Не имеют права смотреть так», – мелькнула в мозгу совсем уж странная мысль.
С удивительной грацией, и, как показалось Эми – даже с нежностью! – акула потерлась о Пола, почти сразу исчезнув в темной глубине, словно ее и не было.
Сумасшедший сын Плешака Абрахама уцепился за пирс, ловко выбрался из воды, встряхнул головой, приходя в себя – во все стороны полетели сверкающие брызги – и, похоже, только тут увидел Эми.
Лицо юноши неуловимо изменилось. На мгновение по нему скользнула тень, настолько похожая на мрак взгляда хищной твари, что девушка машинально попятилась.
«Ты с ума сошел, Пол!» – хотела крикнуть она; и не смогла.
«Как тебе удалось?!» – хотела спросить она; эти слова тоже застряли у Эми в горле. Девушка понимала: Пол не ответит. Он ждал от нее чего-то другого… совсем другого.
И девушка произнесла именно то, что он ждал:
– Я никому не скажу, Пол.
Пол молча кивнул и пошел одеваться.
Proposta-3
– …ну, с некоторой натяжкой я могу допустить, что парень плавал неподалеку от белой акулы, и та не тронула его, – доктор Флаксман задумчиво чесал подбородок. – Но плавать с ней чуть ли не в обнимку?! И ты, милочка, утверждаешь, будто акула потерлась о твоего приятеля боком, и при этом не содрала с него кожу, а то и мясо до кости… Я склонен принимать на веру слова молоденьких девушек, особенно когда они мне симпатичны, но всему есть предел!
Эми смущенно заморгала; Малявка Лэмб довольно хмыкнул, а остальные на всякий случай промолчали.
Но доктор Флаксман не собирался останавливаться на достигнутом.
– Вы, мисс, видели когда-нибудь вблизи акулью кожу? Так называемые плакоидные чешуйки, которыми покрыта кожа акулы, способны освежевать человека еще до того, как акула пустит в ход зубы! Собственно, плакоиды и есть зубы, со всеми основными признаками, только не развитые окончательно! Кстати, молодой человек, подойдите сюда! – окликнул ихтиолог Барри.
Парень дернулся, как от внезапного толчка, но послушно встал и подошел к доктору.
– Повернитесь-ка… да, лицом к свету. Именно так и выглядят последствия прямого контакта человека с акульей кожей! Класический образец! – Флаксман вертел Барри перед собой, словно экспонат, демонстрируя сетку шрамов на левой половине лица парня всем собравшимся в баре.
– Небось, пробовал с акулой поцеловаться, – проворчал себе под нос Кукер, ловко прикуривая одной рукой самодельную сигарету.
Шутка бармена показалась смешной лишь Ламберту Мак-Эвансу, в силу своеобразного чувства юмора у рыбака.
– Вы ошиблись, мистер, – выдавил вдруг Барри. – Это не акула. Это меня Пол ударил.
– А ну-ка, рассказывай! – немедленно отреагировал капрал, расправившийся к тому времени с сэндвичами. – И знаете, что мне сдается? Что вы все почему-то не спешили сообщать подробности нашему общему знакомому – сержанту Барковичу… Давай, парень, я жду.
– Да тут и рассказывать-то нечего, – Барри смущенно уставился в пол. – Шли мы как-то с Чарли Хэмметом мимо Серых скал, смотрим: Пол идет. Со стороны «Акульей Пасти». Это уже было после того, как сбежала акула Маляв… простите, мистера Мак-Эванса! Она-то сбежала, а Пол все возле бухты околачивался, вроде как ждал чего-то…
– Короче! – капрал Джейкобс отер лиловые губы ладонью и выразительно сжал эту самую ладонь, палец за пальцем, в весьма внушительный кулак.
– Хорошо, мистер Джейкобс! Чарли Хэммет мне и говорит: «Помнишь, Барри, ты его предупреждал, чтоб за Эми не таскался?» Я киваю. «Так вот, я их вчера видел. На берегу. Закатом любовались…» Ну, меня тут злость взяла! Прихватил я Пола за грудки – он как раз до нас дошел – сказал пару ласковых и спиной о валун приложил. Для понятливости.
– Сволочь ты, Барри, – задушенно бросила девушка. – Тупая здоровая скотина. Хуже акулы.
– Может, и так, Эми, – изуродованная щека Барри задергалась, заплясала страшным хороводом полузаживших рубцов. – А может, и не так. И скажу я тебе вот что: Пол твой замечательный одну руку высвободил и тыльной стороной ладони меня по морде, по морде… наотмашь. Хорошо еще, что я сознание сразу потерял. Доктор в Чарлстоне потом говорил: от болевого шока.
Барри машинально коснулся шрамов кончиками пальцев, по-прежнему глядя в пол.
– Очнулся я от стонов Чарли. Он на меня навалился и бормочет, как полоумный: «Барри, ты живой? Ты живой, Барри?» Живой, отвечаю, а язык не поворачивается. И к левой щеке словно головню приложили. Не помню, как домой добрались. Родителям соврали, что в Серых скалах в расщелину сорвались. Они поверили – зря, что ли, у меня вся рожа перепахана, а у Чарли правое запястье сломано? Чарли мне уже потом рассказал: это его Пол за руку взял. Просто взял, пальцы сжал… вот как вы, мистер Джейкобс! Только у вас лапища, не приведи Бог, а Пол всегда хиляком был…
Тишина.
Люди молчали, переглядывались; время шло, а люди молчали…
– Может быть, мы все же вернемся к акуле? – наконец просительно сказал доктор Флаксман, нарушив затянувшуюся дымную паузу, во время которой успели закурить чуть ли не все, исключая самого доктора, старого Лакембу и Эми. Дым сгущался, тек клубами, искажая лица, превращая их в лупоглазые рыбьи морды, проступающие сквозь сизые потоки за стеклом гигантского аквариума.
– Барри говорил, что акула в итоге «сбежала». Как это случилось? В конце концов, здесь не федеральная тюрьма, а Carcharodon Linnaeus – не террорист, готовящий подкоп!
Увы, мудреное название белой акулы в баре Кукера успеха не имело.
– Когда ваши «мозговые косточки» из Чарлстона даже не почухались в ответ на нашу с Хью депешу… – изрядно набравшийся Ламберт с трудом ворочал языком, и, произнеся эту фразу, он с минуту отдыхал. – Так вот, мы неделю подождали – и отбили им вторую телеграмму. А надо было поехать лично и отбить почки! – потому что они соизволили отозваться! Дескать, хрена вам, рыбари мокрозадые, а не денег, подавитесь своей раздерьмовой акулой – или пусть лучше она вами подавится!
– Идиоты!.. – пробормотал доктор Флаксман, комкая край скатерти. – Бездельники! Если бы я узнал хоть на неделю раньше…
Однако рыбак не расслышал слов ихтиолога.
– Все вы, яйцеголовые, одинаковы! – рычал Малявка. – Ломаного цента от вас не дождешься! А потом в газетах про нас, простых людей, кричите: невежи, мол, тупицы! Из-за них пропала эта, как ее… уми… муми… уникальная научная находка! Не скупились бы на хрустящие – ничего б и не пропадало! Все бы вам тащили, море вверх дном перевернули бы!..
– Вот это точно, – вполголоса буркнул ихтиолог.
– А так – что нам оставалось? Поперлись мы с Хью в бар…
Risposta-3
– …Я бы этим умникам… – Хьюго осекся, не находя слов от возмущения, и залил горечь внушительным глотком чистого, как и его ярость, «Гордон-джина». – Пошли, Лэмб, пристрелим чертову тварь! Плавники китайцам продадим – все лучше, чем ничего!
– Верно! – поддакнул изрядно подвыпивший Нед Хокинс, приятель братьев Мак-Эвансов.
Впрочем, Нед был скорее собутыльником и идеальным партнером для пьяной потасовки – нечувствительность Хокинса к боли была притчей во языцех всего острова.
– Охота тебе, Хью, тащиться невесть куда на ночь глядя! – лениво отозвался Малявка Лэмб. – Лучше с утра.
– Нет уж, Ягненочек! – рыкнул, оборачиваясь, Хьюго. – Раз денежки наши накрылись, так хоть душу отведем! Одни убытки от этих, в белых рубашках, дьявол их сожри вместе с ихними акулами!
Хлопнула дверь. Околачивавшийся в баре сын Плешака Абрахама, который все пытался увести домой пьяненького папашу, выскочил наружу; но исчезновение придурка-Пола никого не заинтересовало.
За гневной троицей увязался еще один рыбак – за компанию. Пока они ходили за ружьями, стемнело окончательно, так что пришлось еще раз возвращаться, чтобы прихватить фонари.
И запечатанную (до поры) бутыль с «молочком бешеной коровки».
Наконец вся компания, должным образом экипированная, воздвиглась на берегу бухты. Шакалом выл подгулявший норд-ост, скрипели под ногами гнилые мостки, лучи фонарей лихорадочно метались между пенными бурунами, швырявшими в лица рыбаков пригоршни соленых брызг.
– Ну, где эта зараза?! – проорал Ламберт, с трудом перекрикивая вой ветра и грохот волн. – Говорил же: до утра подождем!
В ответ Хьюго только выругался, и луч его мощного галогенного фонаря метнулся к горловине бухты. Между «челюстями», стискивавшими вход в «Акулью Пасть», была натянута прочная проволочная сетка. Но свет галогена сразу вызвал сомнения в реальной прочности заграждения: коряво топорщилась проволока у кромки воды, да и сама сетка была то ли покорежена, то ли порвана – отсюда не разберешь…
Сразу три плотных пучка света уперлись в рукотворную преграду, заставив клокочущую тьму неохотно отодвинуться.
– Срань Господня! – только и смог выговорить Малявка Лэмб, чем выразил общее мнение по поводу увиденного.
Над водой, стремительно несущейся через сетку, виднелся край уходившей вниз рваной дыры, в которую свободно могла бы пройти и более крупная акула, чем проклятый «Н'даку-ванга».
Kontrapunkt
– Прогрызла! – ахнул увязавшийся за братьями рыбак. – Во зубищи у твари!
– Или башкой протаранила, – предположил Нед Хокинс.
– Или кусачками поработала, – еле слышно пробормотал рассудительный Хьюго, но тогда на его слова никто не обратил внимания.
Proposta-4
– …Как же, как же! Когда вы вернулись сюда, мокрые и злые, как морские черти, Хьюго еще орал, что это работа мальчишки Абрахама! – гася сигарету, припомнил однорукий Кукер. – Только вряд ли: ночью, в шторм, нырять с кусачками в горловине «Акульей Пасти», чтобы сделать проход для бешеной зверюги, которая, того гляди, тебя же в благодарность и сожрет?! Нет, парни, это уж слишком!
– Так она его потом и сожрала, Билли! В благодарность! – Ламберт коротко хохотнул, но все вокруг нахмурились, и Мак-Эванс резко оборвал смех.
– После Хью и Неда, – добавил он мрачно.
– Может, и так, – низкий голос капрала Джейкобса прозвучал чрезвычайно весомо. – Но запомни, Ламберт: перед тем, как мальчишку сожрала акула, кто-то, похоже, всадил в него заряд картечи.
– Да кому он был нужен? – буркнул Малявка Лэмб и присосался к новой порции джина.
Набившиеся в бар стрим-айлендцы загалдели, спеша высказать свое мнение по этому поводу. Доктор Флаксман близоруко щурился, растерянно вертя головой по сторонам, а Мбете Лакемба, про которого все забыли, сидел и возил кусочком хлеба по фольгированной сковородке. Нет, он не станет рассказывать этим людям о том, что произошло в ночь побега Н'даку-ванга.
Risposta-4
Барабан-лали глухо пел под ладонями. Длинный ствол метрового диаметра, по всей длине которого прорезана канавка, а под ней тщательно выдолблено углубление-резонатор. Концы барабана были скруглены внутрь, и руки жреца неустанно трудились – правая, левая, правая, левая, пауза…
Лали-ни-тарата, похоронный ритм, плыл над Стрим-Айлендом.
