Глава десятая
Дуэль
I
Двое суток безделья – настоящий подарок судьбы.
Нежась в постели, нашпигованной скрытыми датчиками, сканерами и нано-массажёрами от пролежней, как свиной окорок – чесноком (ах, благословенная Мальцовка!), Лючано вел нескончаемый спор со своими внутренними голосами – и получал от этого огромное удовольствие.
«Голова по вечерам болит! – сокрушался заботливый маэстро Карл. – И в глазах временами двоится…» Да, перехватывал инициативу Лючано. Сотрясение, обычное дело! Череп целехонек, мозги из ушей не вылетели – радуйся и не ворчи!
Когда лопатой по башке заедут, бывает и хуже.
«Три десятка синяков по телу, – констатировал Гишер, в отличие от маэстро, конкретный и грубоватый. – Две гематомы, одно легкое растяжение. Содрана кожа на скуле и виске. Баклажан ты, дружок мой, синенький…»
Кости, главное, целы, обрывал экзекутора Лючано.
«А кто чувствует себя выжатой тряпкой?»
Эка беда! – ухмылялся больной. На работу ж не гонят! Лежи, дорогой человек, отдыхай, сил набирайся. Комфорт, он выздоровлению очень способствует.
Санитары, напуганные бешеным легатом сверх всякой меры, сунули его не в общий лазарет для рабов, а в индивидуальный спецбокс, предназначенный исключительно для помпилианцев. Да и то, видать, не для всех. Судя по восьмиэтажному загибу медикус-контролера Лукулла, во втором точно таком же боксе пребывал сейчас лично владелец «Этны» – Гай Октавиан Тумидус. А раненым корсарам достались апартаменты куда скромнее.
И тут, изволите видеть, – раб!
«Ага, – думал Тарталья, уплывая на теплых волнах сна, – выходит, от аборигенов не одному Тумидусу по зубам досталось. С норовом „урожай“ попался!» Особого злорадства он по данному поводу не испытывал. Так, самую малость.
Сил на злорадство не хватало, что ли?
Санитары, выслушав докторскую брань, крякнули, обиделись, еще раз обиделись, сослались на личный приказ экс-легата и ретировались от греха подальше. Лукулл ругнулся им вдогонку, но нарушить приказ не посмел. Задал программу восстановительному комплексу бокса, изучил показания приборов и ушел возиться с другими пациентами.
Благо состояние Лючано опасений не вызывало.
А любимый раб хозяина Гая отметил про себя, что необходимость лечить раба не как раба, а как свободного человека, и раздражение, вызванное этой необходимостью, странным образом подтачивали рассудок медикус-контролера. Дело здесь было даже не в презренном статусе одного и не в гордыне второго. Словно механику гаража поручили увешать мобиль клиента золотой канителью, смазать шины губной помадой «Edel-Star» и плясать вокруг, размахивая государственным флагом.
Механик плясал и размахивал, но нервничал.
Боялся сойти с ума?
Осенней мухой гудела система кондиционирования, поддерживая оптимальные влажность и температуру. Через строго отмеренные промежутки времени срабатывали безъигольные пресс-инъекторы, впрыскивая стимуляторы, транквилизаторы, и прочие таинственные, но несомненно способствующие скорейшему выздоровлению препараты. Из трубочек в ноздри струились тонизирующие ароматы. Ортопластовые накладки качали в жилы питательный раствор. Диагност-блок корректировал процедуры, реагируя на малейшие изменения состояния организма…
Рай, да и только!
Судьи на Китте должны плакать от восторга.
Сутки без малого Лючано просто отсыпался. Ему снилась брамайни. Они танцевали среди звезд, в бархатной черноте Космоса. Без скафандров. Нагишом. «Словно антисы», – мечталось во сне. Им пели туманности и галактики, пульсары задавали ритм, потоки гравитационных лучей складывались в мелодию. Тарталья вел партнершу с уверенностью танцора-профессионала, легко касаясь горячего тела, и Сунгхари смеялась от счастья, запрокинув голову.
Волосы женщины летели вороной гривой на фотонном ветру.
«Она жива, – думалось в краткие минуты пробуждения. – С ней все в порядке. Тумидус приказал вылечить и ее тоже…»
И вновь – падение в сладостные грезы.
Окончательно разбудил его голос медикус-контролера. Но обращался Лукулл отнюдь не к Лючано. Баритон врача долетал из-за стеклопластовой переборки, отделявшей лечебный бокс от приемной части медотсека.
– …только вы, Юлия, в силах повлиять на него!
– Не орите так, Лукулл. Я вас прекрасно слышу.
Даже не видя Юлии, можно было с уверенностью утверждать, что при этих словах она слегка поморщилась. И было, от чего. Медикус кричал, срываясь на визгливые, истеричные нотки. Немудрено, что его вопли разбудили Лючано.
Так и мертвого поднять недолго.
Повернуть голову, дабы полюбопытствовать, что творится за перегородкой, Лючано не мог. Он был надежно зафиксирован на ложе и весь облеплен кучей медицинских гаджетов. Но поворачивать голову и не требовалось: оказалось достаточно чуть скосить глаза. Ряд прозрачных, полупрозрачных, зеркальных и поляризованных плоскостей: переборка бокса, поляроидный колпак, накрывавший больного, рефлекторы целебных излучений, зеркала, потолочные панели – все это давало в сумме сложную систему отражений, которая в итоге позволяла видеть приемную.
Правда, финальное отражение вышло перевернутым вверх ногами. Но с этим неудобством приходилось мириться.
«Мечта шпиона…» – сказал Гишер, и Лючано согласился со стариком.
Лукулл, словно зверь по клетке, не в силах остановиться, вверх тормашками расхаживал по медотсеку. Умолкнув, он продолжал говорить сам с собой: без слов, отчаянной жестикуляцией разя оппонента наповал. Щеки медикуса покрывала сизая щетина – должно быть, он не брился с момента высадки десанта. Лицо осунулось, на носу выступили склеротические жилки, а под красными, как у кролика, глазами набрякли мешки.
Из активированной голосферы стационар-коммуникатора за ним с интересом наблюдала Юлия. В интересе брюнетки крылось что-то профессиональное. Так психиатр изучает редкий случай шизофрении.
– Успокойтесь, Лукулл. Расскажите толком, что случилось.
– Что случилось? Нет, она еще спрашивает! Наш общий приятель Гай превратился в психопата! С самого возвращения куролесит, во всем винит Тита и требует дуэли. Ругается, на чем свет стоит. В итоге Тит взбесился и готов дать обидчику удовлетворение.
– В чем конкретно Гай винит Тита?
Жесткий лаконичный вопрос по существу осадил не в меру разбушевавшегося доктора. Так успокаивают буяна, облив ледяной водой.
«Молодец, Юлия! – оценил Лючано, наблюдая исподтишка. – Неужели Лукулл переживает из-за предстоящей дуэли? Ему-то что?! Его, вроде бы, никто ни в чем не винит и сатисфакции не требует. Беспокоится за пациента? Да, но не до истерики же?!»
По большому счету, ему не было никакого дела до душевных терзаний медикус-контролера. Однако, когда битые сутки валяешься в боксе, а сна больше нет ни в одном глазу – спасибо шумному доктору! – поневоле заинтересуешься причинами нервного срыва врача.
Лукулл резко остановился перед коммуникатором. Руки медикуса заметно подергивались, напоминая вечный тремор графа Мальцова.
– Гай упирает на скверную координацию действий при операции. Преступно скверную, по его словам. Из-за чего мы понесли потери и недобрали «ботвы». Мол, если бы Тит и его «паразиты» согласились с предложением Гая…
– Подчинить экипажи ботов напрямую единому командиру? Как в армии?
– Да! Но вы же знаете наших наемников: для них поступиться толикой своей дражайшей свободы – унизительно. Даже ради общего дела. Мы – вольные орлы Вселенной, мы не рабы, рабы не мы, и все такое… Ни на десять, ни хотя бы на пять процентов контроля не согласны, хоть режь, хоть ешь!
– Вас несет, Лукулл. Остыньте. Я и без вас прекрасно знаю, каким образом в нашей армии офицеры командуют солдатами. И за что, уволившись в запас, отставники получают ряд привилегий. И про солдатские комплексы в курсе. Не надо читать мне лекции. Меня интересует, почему Гай взъелся именно на Тита. Ведь против армейской формы взаимодействия были многие. Большинство.
– А я почем знаю?!
В сердцах взмахнув руками, медикус сшиб со стола коробку с солеными орешками. В перевернутом отражении орешки очень комично запрыгали по полу-потолку. Но Лючано было не до смеха. Да и Юлия слишком серьезно вглядывалась в доктора из голосферы. Складывалось впечатление, что из этих двоих врач – именно брюнетка, а Лукулл – самый что ни на есть пациент.
Не слишком благополучный.
– Тит первым выступил против идеи Гая, насколько я помню. А вообще… – доктор вдруг успокоился, перестав жестикулировать. – Извините, Юлия, но о корнях конфликта надо спрашивать вас.
– Меня?
– Да, вас! Вы умело стравили Гая с Титом перед началом рейда. Не знаю, зачем вам это понадобилось, но я-то был свидетелем! В тот раз вы пригасили ссору, но вражда между ними продолжала тлеть. И вот, пожалуйста: вспышка, рецидив!
Лукулл умолк, собираясь с мыслями. Юлия не торопила собеседника, терпеливо ожидая продолжения. И оно последовало.
– Гай вернулся с планеты сам не свой. Дважды ранен, глаза безумные… Нес какую-то ахинею! Раба, что был с ним – ну, этого! полиглота! – велел лечить…
Медикус изменился в лице, рубанул рукой воздух, опять входя в раж.
– Лечить, как свободного! Хуже! – он велел лечить раба, как лечили бы его самого! Вы представляете? Услышать такое от Всадника?! Вот, полюбуйтесь!
Театральным жестом Лукулл указал Юлии на «апартаменты» Лючано. «Полиглот» без промедления зажмурился, притворяясь спящим. Лишь миг спустя он сообразил, что мог бы и не дергаться. Какая помпилианцам разница: бодрствует робот или спит, слушает их или нет?
– Тот самый раб?
– В смысле?.. Ну да, тот самый.
– Говорите, Гай немного не в себе?
– «Немного»? Вы слишком деликатны, Юлия! На него даже транквилизаторы не действуют! Рвет и мечет, жаждет крови. Насилу уговорили обождать с дуэлью, пока регенератор хотя бы срастит ему кость. Может, вам удастся его остановить?
– Я попытаюсь… Кстати, вы, Лукулл, тоже выглядите не лучшим образом. Примите успокоительное. Ждите, я скоро буду.
Голосфера погасла – и врач опять зверем заметался по медотсеку. На очередном шаге его нога поехала на рассыпанных орешках, и Лукулл едва не упал, чудом успев схватиться за край стола. Грязно выругавшись, доктор взял себя в руки, вызвал раба – убрать мусор – а сам уселся за стол и включил монитор.
Мысли его явно витали далеко отсюда.
Юлия объявилась через полчаса: деловая, стремительная, энергичная.
– На вас – одна надежда, – завел шарманку медикус. – Гай сбрендил…
– И я подозреваю, почему. А также догадываюсь, почему вы, любезный Лукулл, стали раздражительным и нервным. Не спорьте со мной: я вас знаю не первый год. Раньше вы не отличались впечатлительностью.
Повелительным жестом Юлия указала вскочившему доктору на кресло. Тот разом сник и сел, как послушный ребенок. Брюнетка садиться не стала, проигнорировав ответный жест Лукулла. Медленно, по-хозяйски прошлась по отсеку – совсем иначе, чем до этого бегал медикус-контролер.
Даже кверху ногами, как это виделось Лючано, она выглядела королевой.
– Я навела кое-какие справки относительно «драмы на грядке». Гая беспокоить не решилась, так что сведения отрывочные. Но картина, в целом, ясна. Вы в курсе, что Гай через три года обязан освободить этого… Борготту, кажется? – и вернуть на Китту в целости и сохранности?
– В курсе. У слухов длинные ноги, – Лукулл скорчил гримасу, уверенный, что выглядит опытным соблазнителем, и влепил брюнетке сомнительный комплимент. – Как у вас, дражайшая Юлия!
Брюнетка оставила реплику без внимания.
– Отлично. Тогда нам обоим понятно, отчего Гай кинулся спасать раба, едва наш полиглот угодил в переделку. Поступок из ряда вон выходящий: хозяин рискует жизнью из-за раба. Нонсенс, не правда ли?
Лукулл кивнул, соглашаясь.
– На «грядке» Гая ранили. Сложилась экстремальная ситуация. Ему пришлось ослабить влияние клейма, чтобы раб мог действовать самостоятельно. В определенных рамках, разумеется.
– Вы так думаете?!
– Уверена.
«Так вот почему Тумидус отдавал приказы словами! Вот откуда ненависть во взгляде! И невозможное для помпилианца «нам» по отношению к рабам… В те минуты мы с брамайни были для легата почти людьми!»
«Почти, – эхом повторил издалека маэстро Карл. – И лишь в те смертельно опасные минуты. А сейчас, в безопасности?»
– Лукулл, вы – медик. Вам известно, какое это серьезное потрясение – необходимость ослабить влияние клейма. Стресс, шок… Я не получила медицинского образования. Но я не хуже вас знаю, о чем говорю.
– Откуда вы это знаете?
– Убедилась на собственном опыте. Мне случалось…
Брюнетка замолчала. Лицо ее окаменело: Юлия боролась с нахлынувшими воспоминаниями. Лючано готов был дать руку на отсечение: воспоминания – не из приятных.
– У нас, помпилианцев, не принято говорить об этом. Дурной тон. Но мне, курируя ряд исследований, довелось изучить данный вопрос в деталях. Да, Лукулл, мы косвенным образом зависимы от своих рабов. Вам, гражданину Помпилии, неприятно такое слышать, но правда выше предрассудков. Они привязаны к нам, а мы – к ним. Помпилианец без рабов чувствует себя как… Голый на морозе? Мучимый жаждой в пустыне? На безрабье мы быстро впадаем в депрессию и рискуем сойти с ума. Именно поэтому наши власти выделяют беднякам хотя бы по одному рабу, за казенный счет.
«Я бы на их месте тоже замалчивал эту тему. Выходит, рабовладелец, считающий раба вещью – тоже несвободен?! Зависим от связанных с ним роботов?!»
– Даже кратковременное ослабление влияния клейма пагубно для нашей психики. А для психики гордого легата Тумидуса – десятикратно. Общение с рабом, ходячим предметом, вступившим с хозяином в симбиотическую психо-связь, если хозяин вынужден «отпустить поводок»… О, это катастрофа! Рушится привычная система ценностей, начинается разлад уже не на уровне психики, а на уровне банальной физиологии…
– Погодите, Юлия! А семилибертусы?
– Гладиаторы? Это совсем другое дело. Двойное подчинение, удаленный «поводок», периферийный контроль… Не хотелось бы сейчас углубляться в детали и читать вам лекцию. Запомните главное: игры с клеймом не проходит даром. Психические расстройства неизбежны. Если Гай всего лишь разъярен и требует дуэли по дурацкому поводу – значит, он легко отделался. Имейся у нас в запасе неделя, и я была бы уверена, что сумею переубедить Всадника.
Она пожала плечами и подвела итог:
– Но недели у нас нет. Мы не можем столько времени болтаться в неосвоенном секторе. Увы, Лукулл, я ничего не могу гарантировать.
– Надеюсь, сейчас Гай восстановил влияние клейма в полном объеме?
– И я надеюсь. Он же не сумасшедший. Но психика Всадника стабилизируется не сразу. А легат весьма вспыльчив.
– А я? Я весь на нервах! Дергаюсь, много курю… у меня дрожат руки!..
– Это же элементарно, дорогой Лукулл! Вам вторые сутки приходится лечить раба, как свободного. Дисфункция психики и локальное разрушение стереотипных синаптических связей, как у Гая. Только в ослабленной форме. Едва ваш пациент покинет медотсек, вы быстро придете в норму. За пару дней, я думаю.
Она вежливо улыбнулась врачу.
– А теперь я проведаю Гая. Эта идиотская дуэль…
Направляясь к выходу, красавица Юлия, помпилианка со странностями, как и в первый раз, оглянулась в дверях и тайком подмигнула. Лючано Борготта, лежащий в спецбоксе раб-полиглот, ради которого хозяин Гай рисковал своей драгоценной шкурой, знал, кому демонстрирует знак расположения стерва-брюнетка.
Тому, ради кого она так долго рассказывала вслух об особенностях психики рабовладельцев и их постыдной зависимости от собственных роботов.
Нет, не доктору Лукуллу.
Доктор, в сущности, все знал и без Юлии.
II
«Следующие сутки, малыш, – хихикнул маэстро Карл, – ты много думал».
