– Бижан интересовался служебными кодами лабораторий?
– Каких еще лабораторий?
– Химических лабораторий Аббарского национального университета.
– Нет.
– Вы уверены?
Лючано перестал слушать. Во-первых, еще будучи подмастерьем у Гишера, он дал подписку о неразглашении. Во-вторых, плевать он хотел на трубу Бижана и коды лабораторий. В-третьих, агент, настырный человечек, похожий на клерка средней руки, был ему неприятен. Если космопорт закрыт из-за хищных флуктуаций континуума, и ты надолго застрял на гиблой, малокомфортабельной планетке – глуши литрами слабоалкогольный «Танъёй», закусывай паштетом из ящерицы пху и жди, пока патрули расчистят трассу. Допрос ты уже провел в первый день прилета, и незачем мучить Фаруда Сагзи ежедневно, пользуясь согласием властей.
Агент притворялся, будто желает удостовериться, проверить заново, вымучить крупицу новых сведений…
Лючано видел, что он врет самому себе.
Столкнувшись с допросом под пыткой, агент вдруг выяснил, что получает от этого зрелища удовольствие. Чувственное, физиологическое наслаждение. И старался выжать максимум, прежде чем покинет Кемчугу, вернувшись в цивилизованные миры, где пытку заменяют современные, менее зрелищные методы.
«Королева Боль презирает таких ублюдков, – говорил Гишер. – Дружок, если мы не радуемся, когда болит у нас, мы не должны радоваться, когда болит у них. Иначе Королева Боль оставит нас своей милостью. Ты видел прокаженных? У них ничего не болит. Поэтому они разлагаются заживо. Когда проказой страдает не тело, а душа, Королева Боль плачет, уединившись в тайных покоях…»
Лючано все собирался спросить у старика, за что его уважают местные шаманы, если он – всего лишь тюремный экзекутор. И не спрашивал. В последний момент прикусывал язык.
– Кем вам приходится Бижар?
– Двоюродный брат мужа моей сестры Тахмины.
– Вы говорили с ним о Джоне Мереке?
– Кто это?
– Капитан ракетного эсминца «Мчади».
– Нет.
– Вы уверены?
Еще два прикосновения. Еще один спазм боли. Здоровье вехдена от этого не пострадает. И психика выдержит. Возможно, на психике останутся шрамы. Но эти рубцы – жесткие и грубые – хорошо защищены от инфекций особого рода. Они не превратятся в неврозы, комплексы и мании.
Пройдя обучение у Гишера, Лючано знал такие вещи наверняка.
Сердцем чуял.
Встав, агент налил себе стакан кисловатого сока, выжатого из плодов дерева гамода, и выпил залпом. Он разрывался между желанием задержаться на Кемчуге – задавать Фаруду Сагзи бессмысленные, никому не нужные вопросы, получая, кроме ответов, тёмную радость, о какой раньше ничего не знал! – и приказом начальства продолжить розыск Бижана Трубача, межпланетного террориста.
– Когда наконец расчистят трассу?
– Вы спрашиваете у заключенного? – поинтересовался Лючано.
– Нет.
– У меня?
– Нет, чтоб вас!.. – агент достал платок и вытер мокрый лоб. Лицо его покрыла маслянистая пленка, смазывая черты. – Я просто не понимаю, почему чистильщики так долго возятся?
– Потому что это фаги, – объяснил Лючано, хотя ему ясно дали понять, что мнением младшего экзекутора не очень-то интересуются. – Пожиратели. Тупые и агрессивные гидры. Буквально на входе в сектор орбитальных рейсов. Вы видели, что они сделали со шхуной «Мамочка»?
Флуктуации континуума класса 1H-12+ по реестру Шмеера-Полански, они же – «гидры», жрали все подряд. Излучение звезд, выбросы плазмы, реликтовый фон космоса, полевые искажения, гравитационные волны… Материальные объекты доступного размера, вроде мелких астероидов и комет, «гидры» обычно игнорировали. Другое дело – космические корабли. Нападение пожирателя высасывало досуха энергетические системы корабля, а заодно экипаж и пассажиров – если, конечно, звездолет не успевал уйти от фага, совершив РПТ-маневр.
«Осушив» корабль и переварив полезные составляющие, гидра фиксировала в своей структуре часть сознания людей, их памяти и личностных особенностей. Этого требовал малоизученный закон эволюции фага.
Шхуна «Мамочка», которую молоденькая гидра частично употребила в пищу, свалилась на космодром Кемчуги буквально сразу после прибытия челнока с агентом. «Мамочке» повезло – посадочную гематрицу ввели в автопилот незадолго до атаки голодного фага. Лючано до сих пор тошнило, когда он вспоминал, как выглядел спасшийся экипаж шхуны. Мычание капитана, конвульсии дистрофика-старпома, хохот механика, разучившегося говорить по-человечески; пять живых мумий в трюме…
Слово «спасение» в данном случае обретало издевательский оттенок. А боевые корабли, способные управиться с кублом гидр, были заняты в других местах Галактики – и не спешили на зачистку трассы в захолустье, где мало кто летает.
– Ладно, – сдался агент, принимая решение. – Все, допрос закончен. Отвязывайте заключенного. А я пойду напьюсь. Больше тут делать нечего.
Лючано кивнул и стал расстегивать фиксаторы ремней.
– Ты сегодня был в ударе, – улыбнулся Фаруд. Лицо вехдена до сих пор подергивалось, но кожа мало-помалу теряла восковый оттенок. – Отходняк легкий, как поцелуй девственницы. Гишер обзавидуется, когда я расскажу ему о твоих талантах.
Он качал головой, разминая затекшую шею. От этого речь выходила невнятной, словно у человека, пережившего инсульт.
– Парни говорят, Добряк скоро уйдет на пенсию. И ты сменишь старика. Это правда?
Сидельцы Мей-Гиле пошучивали между собой, что после допроса пытуемый любит экзекутора больше, чем жених – невесту. Лючано смеялся вместе со всеми, зная, что в этой шутке очень мало юмора, и очень много правды. Королева Боль – удивительная владычица. В методах ее правления было что-то от стимуляции невропастом центров удовольствия у куклы. Только вместе с раздражением центров наказания, если такие существуют…
«Ты отрываешь кукле ручки-ножки, – без особого веселья сказал издалека маэстро Карл. – Потом оказывается, что ручки-ножки на месте. И огуречик на месте. И человечек жив-здоров, чего и вам желаем. Поболело, мамка поцеловала, и все прошло. И кукла тебя обожает. Малыш, ты хочешь об этом поговорить?»
«Не хочу», – ответил Лючано, не издав ни звука.
Углубляться в подобные аналогии он считал опасным.
Гишер одобрял осторожность ученика.
– Фаруд, через девять недель у меня истекает срок. Я куплю билет на первую же посудину, которая подвернется под руку, улечу отсюда как можно дальше и навсегда забуду Кемчугу.
– А если посудина не подвернется?
– Тогда я уйду пешком.
Вехден встал. Его повело в сторону, но Лючано подоспел на помощь.
– Ври больше, – Фаруд навалился на экзекутора всей тяжестью, заново восстанавливая контроль над телом. Обычная история: после пытки мало кто мог сразу поверить и принять тот факт, что телу не причинен ни малейший ущерб. – Никуда ты не улетишь, мучитель. Разве что в отпуск. У экзекуторов хороший отпуск, долгий, с кучей премиальных…
– Увидишь. Пойдем, я скажу, чтоб тебя забрали.
Допросные камеры располагались на Ивликене, под зданием прокуратуры, вне системы островков Мей-Гиле. Согласно правилам, помещения для дознания под пыткой должны находиться под землей, не выше минус третьего этажа, в звуконепроницаемых отсеках, специально оборудованных для процедуры. Лишь такой большой остров, как Ивликен, позволял выполнить все необходимые требования.
Снаружи, у входа, скучали двое аримов-охранников. По внешнему виду, а также судя по украшениям из цветов мучу-мучу – горцы из союза племен «рэра». Хитроумного вождя Ралинавута в прошлом году низверг и съел его собственный племянник, прибегнув к союзнической поддержке красавца Мэмэрэна. При новой власти горцы считали за благо покинуть родные скалы любым способом – служить в тюрьме, рыбачить, вкалывать на семаловых плантациях…
Лишь бы не терять свободы.
Жадный до одурения, вождь-племянник втрое увеличил квоты вывоза рабов за пределы Кемчуги. В основном за счет бывших приверженцев Ралинавута и членов их семей.
Сдав Фаруда охране, Лючано не удивился, когда стражники толкнули измученного вехдена в спину, заставляя «оживить» двигун вездехода-амфибии.
– У вас что, нет аккумуляторов? – спросил он.
Младшему экзекутору, пускай даже мотающему срок в режиме сотрудничества, позволялось многое. Кого другого за лишнее любопытство охранники могли бы угостить дубинками.
– Есть, – хмыкнул рябой горец, скаля зубы. – Вот.
И ткнул пальцем в Фаруда.
Ждать от охраны снисхождения не приходилось. Казенными гематрицами, обеспечивающими день-два работы двигуна, или «гирляндами Шакры», купленными у брамайна-поставщика, горцы предпочитали торговать на черном рынке. Особенно когда под рукой есть чудесный, безотказный, полностью зависящий от их доброй воли вехден Фаруд Сагзи.
– Работай! Кому сказано!
Фаруд жестом показал Лючано, чтоб не вмешивался, и надел трехслойную повязку из марли, закрыв рот. Затем вынул из топливного отсека двигуна полупустую «ладанку» и сосредоточился.
Вехденам их «скрытый огонь», из-за которого уроженцев Фравардина, седьмой планеты в системе Йездана – желтый карлик спектрального класса G2 в созвездии Колесницы – звали Хозяевами Огня, давался, пожалуй, с большим трудом, нежели гематрам – высшая энергоматика, или брамайнам – дар толкача. Желая «взлелеять искру» и «сохранить очаг», вехдены всю жизнь, от рождения до смерти, свято соблюдали тысячи самых разных ограничений. От разумных, понятных варвару или техноложцу, до нелепых, рождающих многочисленные сплетни и анекдоты.
Эти запреты свитой-невидимкой бродили за представителями расы Хозяев Огня, желавшими сохранить качества, унаследованные от предков. Нарушение каждого из них грозило длительным циклом очищения, трудоемким и утомительным.
Пройтись по живой земле босиком? – запрет.
Покинуть жилище во время дождя? – запрет.
Снять с бедер нитяной пояс с тремя узлами? – запрет.
Коснуться змеи или насекомого? – запрет.
Отмахиваясь от москитов и комаров, Лючано всеми фибрами души завидовал Фаруду – кровососы сгорали на подлете к неуязвимому вехдену, прежде чем сесть на щеку или лоб. В остальном Фаруду не позавидовал бы никто. Париться в Мей-Гиле, соблюдая весь ограничительный комплекс вехденов – врагу не пожелаешь.
Тарталья даже пытался спорить с федеральным агентом, когда тот вызвал Фаруда на допрос под пыткой. «Вехдены не лгут, – объяснял он. – Никогда. Вы это знаете не хуже меня. Ложь у них под запретом. Они просто физиологически не способны вас обмануть. Зачем лишний раз мучить беднягу?»
Агент смотрел на младшего экзекутора, как на пустое место.
– Правду можно сказать не всю. Или подать ее под разным соусом.
– Но пытка не обязательно подаст правду под нужным вам соусом!
– Все, разговор закончен, – отвернулся агент.
Пока Лючано размышлял об особенностях Хозяев Огня, Фаруд успел зарядить «ладанку» и вернуть ее в топливный отсек. Сейчас он был бледен куда сильнее, чем сразу после допроса. По-хорошему, ему требовался суточный отдых для восстановления энергобаланса организма. Калорийная пища, здоровый сон…
Разве охране это объяснишь?
Небо над головой, прежде ярко-синее, вдруг налилось опаловой бледностью. «Такой опал, с радужным отливом, называется жиразоль», – напомнил издали маэстро Карл, который знал все на свете. Договорить до конца маэстро не успел. Без паузы цвет небес начал стремительно и непредсказуемо меняться. Словно безумец-музыкант играл диссонансную гамму: от черного к огненно-желтому – и вплоть до молочно-белого.
Когда купол стал похож на дымчатый кварц, по ушам Лючано ударили две мягкие ладони. Корчась на земле, он чувствовал, что ослеп, оглох, разбит параличем и вообще умер. Ивликен ходил ходуном – крупнейший остров Кемчуги «рвал корни», готовясь взмыть из вод океана и умчаться на другой конец Галактики…
Еще секунда, и все закончилось.
Без смертей и разрушений.
– Антис, – сказал Фаруд Сагзи, сидя на земле возле амфибии.
Из ноздрей вехдена сочились две тоненькие струйки крови. В другое время он поспешил бы умыться, и не водой – запрет! – а едким соком местной гуавы. Сейчас же Фаруд просто сидел, смотрел в остывающее, покрытое окалиной небо глазами, которые ничего не видели после цветового взрыва, и лицо Фаруда было лицом счастливого человека.
– Это антис. Наш антис. Вехденский.
Он засмеялся и добавил.
– Гидр больше нет. Сдохли. Летайте на здоровье.
– Откуда ты знаешь, что это антис? – спросил Лючано.
Слова выходили с трудом, царапая глотку.
– Знаю, – ответил Фаруд.
– Откуда знаешь, что именно ваш?
– Знаю.
Позже выяснится: вехден оказался прав. Там, куда медлил явиться крейсер патрулей, побывал знаменитый Нейрам Саманган, лидер-антис расы вехденов – не в качестве пассажира какой-нибудь прогулочной яхты, с разгону угодившей в кубло гидр, а в боевом состоянии. Фаги, они же флуктуации континуума класса 1H-12+, оказались в ловушке без надежды на спасение.
Переходя в так называемую «первобытную» форму, исполин Хозяев Огня мощью излучения, характерного для вехденских антисов, мог конкурировать с процессом аннигиляции увесистого астероида.
Гидр просто выжгло.
До последнего фага.
К сожалению, сожгло также беспилотную орбитальную станцию «Чвегоди», которую гидры ранее игнорировали по неизвестным причинам. Еще, в связи с ионизацией атмосферы, на экваторе три дня наблюдались «полярные сияния», пугая суеверных туземцев. Но это уже были, как говорится, издержки баталии.
– Наш… – прошептал Фаруд Сагзи.
И махнул рукой охране:
– Чего ждете? Поехали!
Он говорил таким тоном, словно могучий Нейрам Саманган стоял у него за спиной, готовясь оказать поддержку сородичу. И охрана сделала вид, что ничего не произошло.
Спустя минуту вездеход уехал.
Через девять недель Лючано Борготта улетал с Кемчуги.
– Не передумаешь? – спросил его Гишер Добряк, явившись на космодром проводить. Старик, как обычно, клевал носом, что означало бодрость духа и крепость тела. – Дружок, лучшей судьбы тебе не найти. Ты – наш. Навсегда. А мне пора на пенсию. Что-то стал прихварывать…
«Наш…» – всплыло в памяти, озвученное голосом Фаруда.
Вместо ответа Лючано обнял старого экзекутора.
– Ну и зря, – сказал Гишер, отворачиваясь. – В конце концов, я сломал тебе жизнь. Ты был моим лучшим учеником, а я сломал тебе жизнь. Помнишь, ты требовал, чтобы я трижды дал согласие, а потом копался во мне, как повариха – в потрохах разделанной рыбы? Нечего хихикать, я же вижу, что помнишь. Вспомни об этом еще раз, когда соберешься вернуться. Мои потроха к твоим услугам, Человек-без-Сердца.
– Я не вернусь, – ответил Лючано.
Гишер потрепал его по щеке. Удовольствие, острое, будто скальпель хирурга, не признающего анестезии, пронзило сердце – и сгинуло. Гишер был великим мастером своего дела. Королева Боль стояла рядом, улыбаясь то ли с одобрением, то ли скрывая подвох. Это была очень двусмысленная королева.
– Ври больше. Обязательно вернешься.
– Нет.
– Да. Свободный человек, на хорошем жалованье. И спишь спокойно. Что еще надо? Возвращайся, я буду ждать.
Поднимаясь по трапу, Тарталья обернулся. И увидел, как Королева Боль шлет ему воздушный поцелуй. «Шуточки Гишера? – подумал он. – Не хватало еще повредиться психикой…»
Тогда Лючано еще не понимал, что это значит.