– Как на учениях командует, – буркнул толстяк, манипулируя разноцветными жгутами внутри сферы управления.
Жгуты пульсировали и дрожали.
– Всадник свое дело знает.
– Знает он… Лучше б премиальных подкинул.
– С каких шишей? Ботвы недобрали, трое наших до сих пор в лазарете валяются…
– Не трави душу, зануда! Что там у тебя?
– Норма. Что на сканере?
– Возмущения в пределах второго уровня. Хрень мелкая на периферии мельтешит, настройку сбивает…
– Хрень не в счет.
– Угу. Главное, чтоб крупняки не почуяли…
– Не каркай!
Толстяк внял и заткнулся.
– Три… два… один… ноль.
Легкий толчок старта – и газопылевая «Могила „Пионера“», опалесцируя, поползла навстречу «Этне». Сначала не спеша, а потом все быстрее. Рядом, как привязанный, маячил силуэт корабля-спутника.
Вхождение в рабский «вирт» случилось мгновенно, но, вопреки обычаю, вышло неполным. Лючано словно раздвоился. Нет, даже растроился. Один из чудной троицы замер в ожидании у огромного рулевого весла, на баке галеры, которая вползала в туманный, извилистый, как путь червя, фьорд. Этот Лючано был готов в любой миг прийти на помощь кормчему. Второй Лючано прикипел ладонями к ортопласту энергоприемных рукояток в навигаторской рубке. На плече его зудела татуировка Папы Лусэро, словно огонек контрольного индикатора на приборной панели.
А третий, самый странный, наблюдал за первыми двумя, обозревая и рубку, и вселенский мрак на обзорниках, прошитый жемчужной дымкой, и скалы фьорда-нелюдима, проступающие сквозь туман, и маслянисто-черную воду, кипящую за бортом, за которой крылись бездонные провалы глубин…
Туман тянул к галере седые пряди щупалец.
Звезды гасли в призрачной мгле, подбиравшейся к кораблю.
Тихо переговаривались навигаторы, вытирая вспотевшие лбы; соблюдая тишину, обменивались взглядами рулевые, без слов понимая друг друга. Звездолет крался по проходу сквозь хищное облако; галера с осторожностью вора плыла по извилистому фарватеру. Впередсмотрящие, радары и сканеры старательно изучали окружающее пространство, где таилась невидимая, размытая, но от того еще более пугающая угроза.
Ничего не происходило.
Совсем ничего.
– Четвертушечку прошли…
– Молчи! Сглазишь!
– Справа по курсу – вихревик!
– Выполнить маневр уклонения. Семь градусов лево на борт. Скорость снизить до 0,5… Так держать.
Как победить, задавить, заставить отступить страх, если липкие капли пота градом катятся по щекам? Если в животе чмокает тянущая, гулкая пустота, готовая всосать тебя с потрохами и сделать вывертнем? Если мысли путаются, а дыхание становится частым и судорожным, как у собаки на жаре?
Надо занять себя чем-нибудь.
Отвлечься.
Не думать о бездне за хрупкими стенами скорлупки, бросающей вызов Космосу.
Как может отвлечься раб, застывший в кресле, намертво вцепившись в черные рукоятки энергоприемников? Раб может вспоминать. Память – страна, над которой не властны киттянские судьи, испуганные навигаторы, всемогущий хозяин, и никто во всей Вселенной!
* * *
Впервые труппа покидала Сечень, отправляясь на гастроли.
«Вертеп» сгрудился в зале ожидания, у стены, под рекламой «Любельских пряников» – без которых, если верить грудастой матроне с пряничной бомбой в руках, не складывалась жизнь и нарушался обмен веществ. Вокруг театра кипела жизнь: люди сдавали багаж, регистрировали билеты, прятали в бумажник посадочные талоны, дымили в баре курительными палочками и усыпляли домашних животных, чтобы получить своих любимцев разбуженными и бодрыми на другом конце Галактики.
Насмерть перепуганные обилием народа в космопорте, молодые невропасты жались друг к дружке, с опаской косясь по сторонам. Когда мимо проходил таможенник в форме или стюардесса в пилотке, лихо сдвинутой набекрень, они вздрагивали так, словно таможенник шел их арестовывать, а на стюардессе, кроме пилотки, больше ничего не было.
Хмурился Степашка, полагая себя за старшего в отсутствие пана директора. Ответственность давила на плечи бывшего йонаря; Степан горбился, но терпел. Вертел головой конопатый Никита, готовый кинуться на любого обидчика. Емеля с Наталкой дожевывали взятый в дорогу каравай черного хлеба, сдабривая его ломтиками заранее нарезанного сала. Они не сомневались, что в дороге их станут морить голодом, и, возможно, заморят до смерти, если не принять меры.
К салу мало-помалу подтягивались бутафор Васька с костюмершей.
Одна Анюта, удрав от коллег, бродила по безналоговому магазину «Duty free», шалея от роскоши, вываленной на зеркальные полки. Денег у Анюты, разумеется, не было. Но продавщицы, видя счастье, озарявшее лицо стройной блондинки, втихомолку посмеивались и даже подарили ей пробничек недорогих духов.
Лючано наблюдал за труппой издали, не вмешиваясь.
Пусть привыкают.
Выездные справки на всех он оформил заранее.
Пять минут назад его наконец оставил в покое профессор Штильнер. Свалившись в космопорт, как снег на голову, профессор нашел «Вертеп», уже прошедший к тому времени таможенный и паспортный контроль, чудом прорвался за пограничный заслон – и бросился Лючано на шею.
– Друг! Друг мой! Вы великий человек!
«Не бить же ему морду… – мрачно думал Тарталья, стоически терпя объятья и поцелуи Штильнера. – Человек проводить пришел, а я ему – раз, и по уху!.. нехорошо, некрасиво… Ну, прожектер, ну, разоритель – но ведь отыскал, примчался, вот, успехов желает…»
С чего профессор вдруг возлюбил «пана директора», он не знал.
И знать, откровенно говоря, не хотел.
Чтобы избавиться от космобестиолога, пришлось выдержать девятый вал высоких чувств – и, что оказалось гораздо труднее, выслушать длиннейшую лекцию про аналогии между антисами и флуктуациями континуума.
– Вы меня поймете, друг мой! Это две ветви эволюции, идущие навстречу друг другу! Макрокосм Вселенной в своем вековом сне рождает чудовищ, которые, эволюционируя, движутся к познанию микрокосма, то есть нас с вами! В свою очередь кипящий микрокосм, обгоняя ленивую телегу эволюционного прогресса, выплескивает навстречу антисов, способных на контакт с неведомым. Да, первые встречи – это всегда войны! Но однажды мы сольемся на просторах космоса, нащупав пути единения…
За неимением подходящей флуктуации Штильнер сливался с Лючано, сгребая его в охапку, и продолжал выступать. Вокруг них мало-помалу собиралась толпа; кое-кто комментировал, кое-кто тыкал пальцем, остальные просто глазели.
Сбежать помог вызов от Мальцова. Плохо себя чувствуя, граф не имел возможности прибыть в космопорт лично, поэтому ограничился связью через уником. Извинившись, Лючано отошел в сторонку и долго смотрел на объемное изображение, возникшее над эмитором.
Оба молчали.
Все, что хотел сказать Аркадий Викторович, он уже сказал вчера.
– Удачи! – наконец произнес Мальцов. – Удачи, голубчик! Пишите, не забывайте старика. Ладно, долгие проводы – долгие слезы…
И отключился.
Оба еще не знали, что очень скоро Аркадию Викторовичу придется давать вольную Степану Оселкову, потому что осужденный киттянским судом Лючано Борготта более не сможет выполнять обязанности директора «Вертепа».
Что ж, завтра – это то, в чем мы зачастую уверены, и потому ошибаемся с завидной регулярностью.
* * *
– Рост возмущений континуума!
– Третий уровень… четвертый…
– На сканере множественные флуктуации.
– Определить количество, класс, скорость и траектории движения. Плазматоры к бою! Режим панорамного накрытия. Включить комплексное экранирование корабля!
Хор взволнованных голосов выдернул Лючано из глубин воспоминаний, вернув одновременно в навигаторскую рубку и на палубу гребной галеры.
Объемное изображение пространства, окружающего корабль, дергалось на обзорниках, шло волдырями и рытвинами. Мутные пятнышки звезд, едва различимых сквозь газопылевую вуаль, плясали безумную тарантеллу. На мерцающем фоне проступали зловещие кляксы, обретая глубину и плоть, превращаясь в жадно пульсирующие энерговоронки.
На палубе галеры началась суматоха. Стрелки впопыхах крутили «козьи ноги», взводя арбалеты, расчеты разворачивали баллисты. Звучали отрывистые команды, но паники не было. Гребцы налегали на весла, повинуясь ритму кларнета; рулевой с уверенностью правил тяжелым кормилом, направляя «Этну» в туман, сгущающийся и наползающий отовсюду.
Пути назад не оставалось: за кормой все зарастало чирьястой субстанцией, словно пустая глазница – «диким мясом».
Только вперед.
Туман по левому борту вскипел бульоном, с которого повар-лоботряс забыл снять шумовкой грязную пену. Клочья пены ринулись к галере, прорастая десятками морщинистых хоботов с присосками на концах – белесыми и тошнотворными.
– Арбалетчики – залп!
Три десятка увесистых болтов прогудели в воздухе, густом и липком, похожем на овсяный кисель. Отчаянно взвизгнул фальшивый туман, корчась и извиваясь, отшатнулся прочь, втягивая мерзкие отростки.
– Плазматоры – огонь!
В космосе за бортом встало охристо-желтое зарево. Свет выедал глаза даже через фильтры «внешников», не позволяя увидеть, что стало с воронками.
– Доложить результаты стрельбы. Информация по классу атакующих флуктуаций – немедленно!
Судя по голосу, Тумидус с трудом сдерживал ярость.
«В самом деле, почему до сих пор нет данных о силах „противника“?!»
– Зафиксировано одиннадцать флуктуаций континуума класса 1C и 1G! Градации от третьей-минус до девятой-плюс! Одна уничтожена, двум нанесены повреждения, и они удаляются. Шесть идут на сближение по азимутам 0-7-11…
Что-либо уразуметь в последовавшей далее цифровой тарабарщине Лючано и не пытался. Это к гематрам, навигаторам и канонирам, а не к мирным невропастам!
– …три активных флуктуации класса S2! Градации от седьмой-минус до тринадцатой-плюс. Идут на полусвете. Время до контакта – шесть минут.
– Змеи, – хрипло охнул толстяк. – Молись, рванина…
– Молись хоть собственной заднице, только дело делай! – вызверился на него напарник, близок к истерике. – Прорвемся! Всадник…
Всадник, сиречь Гай Октавиан Тумидус, не заставил себя долго ждать.
– Увеличить ход до 0,75 света. Включить все защитные слои. Активировать дополнительные системы вооружения.
И наконец, после звенящей напряжением паузы:
– Межфазники к бою!
«Неужели на „Этне“ есть скрытые межфазники?! – Лючано почувствовал, как струйки пота текут за шиворот робы. – За такое светят мелиевые рудники на Пандокстре, с конфискацией и поражением в правах. „М-фазы“ ставят лишь на „Ведьмаках“ и военных крейсерах Лиги, ограничивая предельную мощность. Оружие, работающее на малоизученном принципе – это слишком опасно…»
Но с межфазником у «Этны» был шанс отбиться.
Даже от «змеев», как выразился толстяк.
Волновой удар «м-фазы» вклинивался в течение физических процессов всех уровней: от взаимодействий квантов, кварков и элементарных частиц – до макропроцессов в недрах звезд. Разделял на фазы, на «до» и «после», десинхронизировал, нарушал равновесие, создавая сверхмалый темпоральный сдвиг, невозможный в природе кратковременный стасис.
Результаты бывали самыми различными. К примеру, переход объекта в абсолютно инертное состояние. Или деструкция на кванто-кварковом уровне с бесследным исчезновением. Иногда случалась аннигиляция со всеми вытекающими; или образование микроколлапсара, что немногим лучше.
Потому межфазники старались приберегать «на черный день».
И энергии они жрали немерено.
Из трюма галеры уже поднимали на талях странную конструкцию, похожую на тупоносую баллисту с широким и плоским желобом. В зарядный лоток уложили стопку отточенных металлических фрез, принялись взводить тугую пружину…
– Кракен! Справа по борту!
Черная вода фьорда взвихрилась воронками, запузырилась. Часть огромного глянцевого тела показалась над поверхностью. На Лючано уставился немигающий глаз – белый, как брюхо дохлой рыбины, величиной с футбольный мяч, с четырьмя агатовыми зрачками. Под взглядом чудовища тело пронизала слабость. Но катапульта ухнула с надсадным скрипом, и тяжелый камень обрушился на спину кракена, разрывая склизкую плоть.
– Слева по борту!
– Еще один!
На обзорниках мела звездная пурга: не разобрать, где в этой мешанине настоящие звезды, где – клочья газопылевого облака, стремительно конденсирующиеся под действием неведомых сил, а где – фантомные помехи из-за тотальных искажений континуума. Приближаясь, фаги зыбкими призраками вспарывали безумную звездоверть, ползли к «Этне» со всех сторон.
Плевать им было на 0,75 световой, с которой шла бирема.
– Расчетам взять цели по стандартным секторам. Залп по моей команде. Следом – беглый огонь из всех средств поражения, кроме межфазников. Расчетам межфазников ждать отдельного приказа. Внимание… Огонь!
На сей раз тот из трех Лючано, что сидел в навигаторской рубке, успел вовремя прикрыть глаза. Через несколько секунд он получил возможность убедиться в главном: хаос, бесновавшийся снаружи, никуда не делся.
Ближайший фаг расползался лохмотьями тумана, истаивая на глазах. Но залп и гибель «товарища» не остановили пожирателей.
– Огонь! Огонь!
– Это стая!
– Стая!
О флуктуациях, атакующих стаями, подобно одичалым собакам в трущобах Арганы, ходили жуткие легенды. Но ни одного реально подтвержденного случая зафиксировано не было. Теперь Лючано понимал, почему: свидетели попросту не выжили. А записывающая техника после нападения фагов превращалась в утиль, не подлежащий восстановлению.
– Отставить панику. Продолжать беглый огонь по секторам. Мы прошли две трети пути в облаке. Осталось немного, а там мы уйдем от них через РПТ. Навигаторам пересчитать траекторию разгона на форсированный режим.
– Есть!
Вода за бортом кипела, исходя душным паром, смешиваясь с густеющим туманом. Граница между водой и воздухом исчезла. Бурлящее месиво проникало в легкие, вызывая жжение и тошноту. Видимость упала до нуля. Из серо-бурой мглы проступила корявая фигура великана, слепленная из комковатого киселя. Лоснились бугристые плечи, тяжко ворочалась уродливая голова без глаз, студнем колыхался торс…
– Дэв!
– Берегись!
Десяток арбалетных болтов ударил в грудь дэва, прошив великана насквозь. Увы, раны на студенистом теле затянулись без следа. Дэв взревел, с размаху обрушив на палубу галеры огромный кулак. Треск, грохот, крики отчаяния. Кого-то выбросило за борт, от двоих арбалетчиков осталось лишь кровавое месиво – омерзительно воняя, оно текло по треснувшей палубе.
Из плеч гиганта поползли змеящиеся лианы. Вместо листьев они густо поросли розовыми детскими ладошками. Пальцы на ладошках шевелились, нащупывая добычу.
– Стреляйте в него!
– Мечи наголо! Рубите отростки!
Рабу Лючано меча не полагалось. Стрелять ему тоже было не из чего. Он попятился вбок, ближе к кормчему. Одна из лиан оплела лодыжки кормчего, опрокинула на палубу, поволокла прочь.
– Ты и ты – к рулю! Держать курс!
– Есть держать курс!
Под пальцами – сырое дерево. Рулевое весло норовит вырваться из рук, уйти влево. Надо прилагать сумасшедшие усилия, чтобы удержать галеру на курсе. Туман липнет к щекам, мокрой ватой набивается в рот, ползет по лбу слизистыми потеками.
Держать!
Держать весло – и держаться самому!
