Только сам факт, что он снова при деньгах.

Отслеживая взгляд клиента, умная техника укрупнила нужную строку, дав приближение и объем. Выписка стабилизировалась, затем продолжила расти в размерах – клиент моргал и щурился так, словно был очень близоруким. Перед глазами расплывалась абсурдная, безумная сумма: 30 017 246,11 экю. Проклятье, откуда взялась тройка с двумя нулями перед родным и понятным числом 17 246,11?

Ну конечно! Это чужой счет!

Проклятый терминал ошибся.

Когда Тарталья проходил повторную идентификацию, он никак не мог перестать хихикать. Комедия! – банк перепутал клиентов… Заново нырнув в систему, стараясь не слишком заикаться, он затребовал аудиоподтверждение выписки.

– На вашем счету тридцать миллионов семнадцать тысяч двести сорок шесть экю одиннадцать сантимов.

– Откуда?!

Система молчала, ожидая уточнения вопроса.

«С золотого блюда, малыш! – как обычно, маэстро соображал быстрее всех. – С золотого гематрийского блюдечка! Какое вознаграждение обещал одинокий дедушка за реальные сведения о местонахождении внуков?»

– Когда поступил последний транш?

– Тридцать миллионов экю, – откликнулась система, – были переведены на ваш счет семнадцать минут сорок восемь секунд назад. Плательщик – Лука Шармаль, председатель правления банковского консорциума «Звезда Хунгакампы». Назначение платежа: частный перевод.

«Миллионер. Я – миллионер!»

Некоторое время Лючано приходил в себя, собирая мысли, разбегавшиеся, словно после Большого Взрыва, и старательно заталкивая их обратно в голову, пухнущую от открывающихся перспектив. Собрал. Затолкал. Еще с минуту подумал. И начал действовать.

Двадцать миллионов – на коацерватный счет. Пять процентов годовых – это получается… Фаг меня заешь! Миллион! Каждый год. Просто не верится. Остальное пусть лежит на текущем: в первое время будет много расходов.

«На что ты собрался просадить свободный десяток миллионов, дружок?»

«Дом куплю! Себе – дом, маэстро – дом, Гишеру – дом… Тетушке Фелиции – два дома! Корабль… Яхту, как у графа! „Вертепу“ – вольную! Всей труппе! Женюсь, в конце концов!»

«На ком, дружок? На красотке-помпилианке?»

Лючано вспомнил нагую Юлии в студии «Нейрама». Гимнастический «мостик», волосы – языки черного пламени; острые бугорки сосков, на бедрах – еле заметная синева вен… Он судорожно сглотнул. А хоть бы и на Юлии! Чем мы теперь не пара дочери октуберанского консула?

«А если откажет?»

«Откажет – гарем себе заведу! С горя.»

«Ишь ты!» – хором восхитились маэстро с экзекутором.

С сожалением прогнав соблазнительные видения, новоявленный миллионер продолжил финансовую рутину. «А сделаю-ка я себе „золотую ручку“! Как у Казимира Ирасека. Он, конечно, извращенец, но человек опытный. Знает, что нужно богатым людям. Таким, как мы!»

Тарталья активировал перечень спец-услуг.

– Ногтевой имплантант IGA-bio-137u для блиц-расчетов и транзакций, – распорядился он. – Оплата операции – с моего текущего счета.

– Выполняется. Прошу вас вставить палец, выбранный для имплантации, в гнездо с красным ободком. Оно расположено справа от вас.

Лючано сунул в гнездо средний палец левой руки, представил, посредством какого жеста он теперь будет расплачиваться за покупки, и ухмыльнулся. Стенки гнезда упруго сжались, фиксируя добычу. Едва заметный укол в подушечку пальца – система ввела клиенту анестетик.

Палец потерял чувствительность, словно перестал существовать.

– Ногтевой имплантант IGA-bio-137u, – вещал меж тем сухой баритон терминала, – изготовлен из сверхпрочного тугоплавкого биополимера. Выдерживает ударные и температурные нагрузки вплоть до…

Лючано слушал вполуха: плевать он хотел на уровень нагрузок.

– …неизвлекаем… на вид неотличим от обычного ногтя. При ампутации пальца деактивируется… Может быть заблокирован владельцем посредством волевого стандарт-импульса… Транзакция осуществляется при контакте имплантанта и карт-ридера любого типа, а также любого аналогичного устройства. Проверка состояния счета…

Он едва не заснул.

– Имплантация завершена. Благодарим вас и поздравляем с приобретением!

Вынырнув из дремы, Тарталья извлек из гнезда палец, к которому быстро возвращалась чувствительность, и уставился на имплантант. С виду – ноготь, как ноготь. А ну-ка, испробуем! Он вышел из системы и с наслаждением ткнул ногтем в карт-ридер терминала. Конфидент-сфера накрыла его; вернулась знакомая панорама с рядами цифр.

– Мы рады приветствовать вас…

Счастливый человек расхохотался и вышел вон.

V

«Обед! Из пяти… из семи… из двадцати блюд! Бутылка десертного квинтилианского!.. нет, сперва – добрый стаканчик тутовой водки… И фазанью печень в глазури!..»

«Малыш! Очнись! В таком виде тебя и в сортир не пустят!»

Соваться в зону класса «люкс» он благоразумно не стал. Вполне приличный салон «Bon vivant» обнаружился неподалеку, но путь, горя служебным рвением, преградила девушка-менеджер.

– В спецодежде не положено!

Испортить Тарталье настроение не смог бы и конец света. Хотелось петь, танцевать, дурачиться и делать подарки. Он оглядел себя. Ну конечно: комбинезон техника. И шуба подмышкой.

Шуба?!

Облачившись в тамирский трофей, он запахнул полы.

– А так – можно?

Менеджер фыркнула.

– Заходите.

Не доверяя камерам наблюдения, девица следовала за подозрительным гостем по пятам. «Мало ли что на уме у этого типа? – читалось на ее хмуром лице. – Испоганит дорогую вещь, а мне отвечать!»

– Заверните вот это… и это… и туфли, две пары… Душечка, улыбнитесь! Поверьте, я – ваше счастье! Принц на белом звездолете! Не верите? Зря, людям надо верить, особенно тем, кто носит шубы летом…

Люминисцентная рубашка цвета морской волны, с кружевным жабо. Концертный фрак с длинными фалдами; расцветка – «кипящее золото». Просто загляденье: он давно хотел такой… «Бабочка» черного бархата. Брюки «классик-лимон», с острыми, как бритва, стрелками. Остроносые туфли на высоком каблуке. «Кожа михряницы-песчанки», гласил ценник. Ах да, очки: «фотохром-полиморф». Ни к чему лишний раз светить честно заработанными «фонарями».

Из кабинки для переодевания Лючано вышел преображенным. Раскланялся в адрес камер наблюдения, ткнул ногтем-имплантантом в карт-ридер, дождался подтверждения платежа и чека, обворожительно улыбнулся девушке-менеджеру, решившей, что она сошла с ума; спросил пакет пообъемистее – для шубы, которую решил оставить на память, чтоб показывать будущим внукам – и покинул салон.

Самое время перебраться в зону «люкс».

Где тут у нас лучший ресторан?

Он успел сделать всего пять-шесть шагов. Чем это пахнет? Духами? Фруктами? Закружилась голова. Тело сделалось легким, невесомым. Еще секунда, и тело исчезло.

Зал качнулся.

– Человеку плохо!

– Врача!

– Да вот они!

– Ты гляди, как быстро!

Люди расступились, пропуская к упавшему бригаду в бело-зеленых хламидах медиков. Теряя сознание – последнее, что у него оставалось после исчезновения тела – Лючано вспомнил, что у судьбы есть чувство юмора.

Он узнал одного из врачей.

КОНТРАПУНКТ

ЛЮЧАНО БОРГОТТА ПО ПРОЗВИЩУ ТАРТАЛЬЯ

(недавно)

Иногда кажется, что я не живу, а переживаю.

Когда я что-то делаю, я кидаюсь очертя голову в холодную воду и бултыхаюсь, как придется, лишь бы не околеть. Обычно выплываю; и на том спасибо. Зато позже… О, позже я многократно вспоминаю, как было дело. Размышляю, правильно ли поступил. Прикидываю, как мог бы поступить иначе. Думаю, что все бы сделал гораздо лучше, если бы не всяко-разное. Вижу, что упустил очевидный плюс. Мыкаюсь, озабочен грозными минусами. Жую, жую, пробую на вкус горькую слюну…

Произошедшее ходит во мне по кругу.

Без толку, без пользы.

Я перевариваю сам себя, и тем сыт.

Террафима, Эскалона, госпиталь им. короля Бенуа

– Я жду, – напомнила адвокат.

Тумидус не спешил. Коснувшись сенсора на стенной панели, он изменил конфигурацию больничной койки. Наверное, спина затекла. Перед собой легат держал электронный планшет: на экране, один за другим, всплывали документы, требующие подписания.

Гай Октавиан Тумидус прощался с Лючано Борготтой.

И надеялся, что навсегда.

Осталась последняя, девятая подпись. Как и прочие, она уплывет вглубь экрана, канет на дно, где начнет краткое странствие: заверение подлинности, фиксация в недрах архивов, изменение статуса физического лица, зависящего от этого небрежного росчерка…

– Я собираюсь учредить клуб, – сказал Тумидус.

Он говорил медленнее обычного, следя за четкостью артикуляции. Так марширует солдат-ветеран, усилием воли скрыв от чужого взгляда последствия ранений и груз возраста. Вчера доктора разрешили легату покинуть реанимационную капсулу, переведя его в отдельную палату. Фионина Вамбугу едва смогла добиться разрешения на посещение. Медики грудью встали на защиту пациента: необходим покой, вы варвар, госпожа адвокат, вы наемный убийца, мельчайшее волнение сведет больного в могилу… Но упрямство, помноженное на цепкость, свойственную профессии молодой вудуни, в конце концов победило.

«Полчаса, не больше!» – сдался заведующий отделением.

Оставалось шесть минут.

– Какой клуб?

«Неужели после инсульта он слегка помешался?»

– Клуб пострадавших от Борготты. Себя я назначу бессменным председателем. Не хотите записаться? Я дам вам членский билет за номером пять или десять. Изучим обстоятельства и назначим подходящий номер. Ведь вы же пострадали от него, не правда ли?

– Нет. Ничего подобного.

Фионина вспомнила первый разговор с клиентом. Сеанс «знакомства» Лоа. Боль, страх, острые когти. Степень майомберо спасовала перед внезапностью. Был ли в этом виноват Борготта? Вряд ли. Можно ли сказать, что она пострадала?

Нельзя.

Все обошлось благополучно.

Однако с того дня она ни разу не рискнула повторить сеанс с другими клиентами. Это помогло бы в работе. А вот поди ж ты…

– Не врите мне, – криво ухмыльнулся Тумидус. Скупой на мимику, лишь сейчас он ясно дал гостье понять, что мышцы лица не до конца подчиняются хозяину. – Это невозможно: встретиться с нашим общим приятелем и не пострадать! Короче, я резервирую за вами теплое местечко. Будете сидеть рядом с Лукуллом, медикус-контролером «Этны». Вы подружитесь, уверяю!

При чем тут корабельный врач, Фионина не поняла.

– А вот Папе Лусэро он сразу понравился. Папа даже сделал ему татуировку.

– Кто понравился?

– Борготта.

Не стоило такого говорить. Неэтично, непрофессионально. И драгоценное время уходит попусту, как вода в песок. Но адвокат не жалела, что произнесла эти слова. Как будто защитила клиента на тайном, потустороннем суде.

– Папа Лусэро?

– Наш киттянский антис. Они познакомились в тюрьме.

Легат хрипло расхохотался.

– Я в курсе, кто такой Папа! Он гостил у меня на галере. Я-то думал, что он спасает гибнущий корабль, а он, оказывается, тюремного дружка вытаскивал из задницы… Вам это не кажется забавным? Карлик-антис и невропаст-экзекутор знакомятся в тюрьме. В итоге – взаимная симпатия. Один делает другому татуировку. Под аплодисменты воров и насильников. Почему я не удивлен?

– Потому что не знаете главного. Вы в курсе антической физиологии? Когда антис возвращается из большого тела в малое, он покрыт так называемым шлаком. По виду – серая пыль, прах, и ничего больше. Шлак до сих пор слабо изучен. Есть версия, что это микрочастицы плоти, не до конца восстановившиеся во время перехода.

– Прекратите читать мне лекцию, – Тумидус разозлился. – Вы прекрасно знаете, что у нас, помпилианцев, нет своих антисов! Не было, нет и не будет! Мы вполне обходимся силами, доступными каждому, а не горстке мутантов! Шлаками космачей пусть занимаются ассенизаторы…

Он прав, вспомнила Фионина. Эволюция помпилианцев не предусмотрела возникновения их собственных антисов. Для многих этот нюанс говорил в пользу оскорбительного вывода: раса рабовладельцев – не энергеты и не техноложцы, а нечто среднее. Метисы; агрессивная, хищная помесь. Наверное, поэтому, щадя уязвленную гордость уроженцев Помпилии, для определения людей, наделенных способностью к переходу в расширенное состояние, все пользовались словом «антис» – вместо гематрийского «нефил», вехденского «бахадур» или вудунского «н'куйя».

Хотели как лучше, а получилась издевка.

– Лусэро Шанвури обычно сохраняет свой шлак, – и все равно, что-то толкало вудуни к развитию опасной темы. – Изредка, делая татуировки людям, которым Папа симпатизирует, он втирает шлак в свеженаколотый рисунок. На Китте верят, что так антис берет их под защиту. Передает крохотную толику себя самого. Свойства особых татуировок загадочны, но наши бокоры в один голос утверждают…

– Меня не интересует мнение бокоров! – прервал ее легат. – А татуировки с втертым шлаком – тем более! Зачем вы явились сюда? Вести светские беседы? Или за свободой для вашего драгоценного Борготты, чтоб его фаги сожрали?!

– В первую очередь, за свободой.

– Смертельный номер! – стилос двинулся к планшету. – Слабонервных прошу удалиться…

Он сильно изменился, думала адвокат. Солдафон, железный офицер, суровый идол, сама стойкость и непоколебимость, дал трещину. Шутит, нервничает, кипит от бешенства. Последствия болезни? Итог общения с Борготтой? Нет, не может быть. Раб не в состоянии оказать влияние на хозяина. Да еще такое отчетливое…

Девятая подпись возникла на экране.

Утонула.

– Все, – подвел итог Тумидус. – Свободен. Наконец-то свободен!

И вновь адвокат не поняла, кого легат имеет в виду.

– В целом, да, – согласилась она. – Вы аннулировали действие поправки Джексона-Плиния в деле моего клиента. Амнистия – единственный случай, когда поправка может быть аннулирована до истечения срока. Кстати, баас Тумидус: вы – мой должник. Мне пришлось потрудиться, чтобы выбить для вас исключительное разрешение.

– Исключительное? – легат вернул койку в исходное положение. – Слушая вас, можно предположить, что осужденный – не Борготта, а я. В чем мой долг перед вами?

– Я говорю о разрешении на отмену поправки не до, а после объявленной амнистии. И без прохождения медицинского освидетельствования. Запомните, баас Тумидус: как только я разыщу моего клиента, мы вернемся к этому разговору. И если состоянию здоровья Борготты был причинен ущерб…

– Он здоров, как бык, – Тумидус закрыл глаза. – Это я в больнице.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Он выходил с вами на связь?

– Не пытайтесь поймать меня на слове. Я сказал правду: ваш клиент больше не мой раб. Никакой связи между нами нет. И уж точно он не звонил в больницу, чтобы справиться о моем самочувствии. Я исхожу из здравого смысла и личного опыта. Галактика лопнет по швам, мир покатится в тартарары, мы с вами подхватим чуму, сизую пузырчатку и геморрой, а этот мерзавец Борготта… Дерьмо не тонет. Вот и вся уверенность.

– Хорошо. Но помните: если что, я вас достану.