Это будет: нож в камни, острием вверх, и – упасть в никуда.
– Я никого не убивала, – тихо прошептала она. – Никого. Это ложь.
– Разумеется, – согласился слепой, лаская кифару кончиками узловатых пальцев. – Убивают воины, ты же – слабая женщина. Теперь ты выйдешь замуж. Допустим, за Энея: не такой уж он тебе близкий родич. Или за Антенора. Родишь двух сыновей и одну дочь. Проживешь долгую жизнь. И ни разу больше не произнесешь: «Я вижу!..» Проклятие Аполлона снято. Кассандра больше не пророчица. Ее больше никто не оскорбит недоверием.
Голос слепца наполнился силой: горькой, страшной.
– Аполлон, ты жесток! Вертится хрустальное колесо, год идет за годом, рождая сонмы новых Кассандр, предвещающих зло – и им верят! Хуже: верят только им! Сотрясая твердь этой верой, колебля небо этой верой, хватая судьбу за горло липкими, холодными лапами этой проклятой веры: дай! дай беду! А судьбе очень тяжело по-прежнему оставаться незрячей… судьба устала закрывать глаза…
Кассандра присела рядом, не обращая внимания на ноги, сбитые в кровь.
– Аэд, я говорила правду. Я не виновата, что меня обманули.
– За время осады в Трое рождались дети. Почему ты не предсказывала матерям удачные роды?
– Я…
– Девственницы кричали от счастья в объятьях юношей. Почему ты не пророчила им завтрашний день: хмельной, радостный, улыбающийся?!
– Аэд, ты…
– Поэты сочиняли гимны. Воины возвращались из боя живыми. Стены держались до конца. Хлеб оставался хлебом, а вино – вином. Почему Кассандра ни слова не сказала об этом?!
– Перестань! Какое это все имело значение?!
– Глупая, несчастная девочка… Только это и имело значение. Вот: Троя ликует, а Кассандра страдает на берегу, возле бродяги-калеки. Ладно, я утешу тебя. Утром я пойду дальше: петь людям песни о падении Трои. Мы с тобой убьем Агамемнона руками его жены в далеких Микенах. Младенца-сына Андромахи мы похороним на рассвете, с разбитой головой. Твой отец скончается от чужого меча. О, мы воспоем кровь и бронзу! Что мы сделаем с Одиссеем?
Кассандра зажмурилась. В словах аэда крылась истина-оборотень. Женщину охватил сладкий ужас.
– Пусть скитается, – ответила она, глядя в будущее и ничего не видя в серой пелене. – Долго. Очень долго. И даже вернувшись на родину, пусть не найдет счастья.
– Хорошо. Аякс Малый – что мы сделаем с ним?
– Пускай погибнет в море, богохульствуя. От руки богов.
– Пускай. Но вначале он схватит тебя за волосы, отрывая от алтаря. Кстати, тебя мы тоже убьем. И довольно скоро. Хочешь сперва испытать насилие? Чтобы пророчество оказалось верным даже в мелочах?!
– Аэд, я боюсь…
– Не бойся. Для тебя все позади. Но не для меня. Я понесу правоту Кассандры дальше, оставив за спиной счастливую Трою, и спустя века люди скажут: да, было именно так. Ты победишь, Кассандра. Несчастная, ты победила уже сегодня. Просто ты еще не знаешь всей правды. Отдыхай. Я поделюсь с тобой плащом. Здесь сыро, ты можешь простудиться. К сожалению, ни один пророк в мире не предскажет: вот, нищий бродяга через минуту уступит свой плащ бедной женщине. Пророки слепы. В их слепоте кишит смерть и пылает огонь. Увлекательное, достоверное зрелище! Ловушка. Западня для глупцов, стремящихся всякий день жить завтра. Кассандра была последней, кому не верили. А жаль…
Море тянулось к двум людям на берегу, мечтая согреться.
– Спи, Кассандра. Все хорошо.
– Это правда?
– Это правда.
* * *Солнечные зайчики играли в расшибалочку, едва не опрокидывая столы и скамьи. Зайчикам было смешно. В разгар дня слушать про ночь и костры… Люди все-таки безнадежные, пустые существа. Дунь любому в ухо – загудит, словно в кувшине: бу-у-у! А что «бу-у», зачем «бу-у», и к какому столбу его прислонить – неизвестно.
Профессор снял мантию, аккуратно сложил и повесил на край кафедры.
– Доктор Цепеш в библиотеке, – сказал он, надевая шляпу из тончайшего кастора.
– Его там нет, – машинально ответил Сьлядек. – Я смотрел.
И испугался: не обидел ли он слепого этим словом: «смотрел»?
– Его там не было. А сейчас есть. Зашел взять «Трактат о глоссах» Диего Ортиса. Если ты поспешишь, застанешь доктора в читальном зале.
Петер Сьлядек встал.
– Извините, – невпопад брякнул лютнист и быстро поправился. – Я хотел сказать: спасибо…
