– Раскололся?!

– Сперва мялся, потом рассказал. Мол, проснулся, а с ним в постели – горная львица! Здоровущая! И давай его облизывать!.. а язык-то шершавый...

Маги добродушно расхохотались.

– Вот! Бери пример, Матти. Человек прочувствовал, что значит праздник!

– Нет уж, мы – баиньки. Завтра – измерения градиентов соискателей. Запорю динамическую серию – позора не оберусь. Ты иди, веселись, а я – в гостиницу.

С минуту Фортунат стоял у входа в «Тихий уголок», покачиваясь с пятки на носок, и глядел вслед уходящему другу. Масляные фонари, освещая улицу, бросали охристые мазки на спину Кручека. Тень приват-демонолога двоилась, троилась, двигаясь по мостовой, по стенам домов. Казалось, проекции уходящего человека в какой-то момент обретают собственную жизнь. Так навеваемый сон бывает настолько подобен реальности, что их трудно различить.

«Хватит!»

Венатор встряхнулся. В конце концов, какое нам дело до кошмаров мелкой нежити? Да хоть бы и эталонной единицы! – рядовой вампир, и баста! Фестиваль в разгаре, время уходит, а он еще хотел увидеться с коллегами. Говорят, Теофиль Ступка сформулировал боевой «тянитолкай» с трехкратным мано-сбережением.

Может, поделится?

Фортунат сосредоточился, изгнал из головы лишние мысли и вышел в ближний астрал. Вот он, Круг Чётной Дюжины. Опалесцирующая корона о двенадцати зубцах накрыла город. Эфирные нити оплели улицы и площади Брокенгарца, проникая всюду: в гостиницы и аустерии, жилые дома и лавки. Подобно сигнальным паутинкам, они отзывались дрожью на любой всплеск агрессии. Но все было спокойно: местные и пришлые веселились, дискутировали, пили и спорили, плясали и делали друг другу не вполне пристойные предложения.

Пробежавшись на ощупь по Дюжинным зубцам, охотник на демонов отыскал нужный, вышел из транса и решительно направился в центр города.

Теофиля Ступку он нашел среди участников диспута о межрасовых браках. Что здесь забыл Теофиль, оставалось загадкой. Ступка был женат – пускай на стерве, но на обычной, человеческой стерве. Впрочем, загадка быстро разрешилась: Ступка, сидевший неестественно прямо, попросту спал. С открытыми глазами.

И даже слегка похрапывал.

Будить его Фортунат не стал. Покинув диспут, он спросил пива в ближайшей палатке. Без энтузиазма сделал пару глотков. И понял, что ему не хочется ни пить, ни веселиться, ни общаться с друзьями. Ничего не хочется. Совсем. Проклятый сон – проклятый снулль! – отравил душу! Высосал радость, отбил вкус к жизни. Сделал краски тусклыми, а удовольствия – пресными.

Кислая оскомина во рту. Апатия.

Тоска.

Что ж это за напасть такая?!

Венатор выругался, плюнул в сердцах и побрел в гостиницу.

* * *

Чужое присутствие в номере он ощутил еще на лестнице.

Хандра испарилась, словно роса под жаркими лучами солнца. Дурное настроение могло сколько угодно портить венатору жизнь, но самое скверное расположение духа пасовало перед профессиональными навыками.

Цвях подобрался. Возникло знакомое покалывание в кончиках пальцев. Один молниеносный пасс – и «цепи Хименналя» скуют хитрого взломщика по рукам и ногам. Производя шума не больше, чем движение астральных масс, охотник скользнул к двери апартаментов. Взялся за ручку, прощупывая номер кордативным взглядом. Вот он, незваный гость: в кресле у окна.

Некротическая фактура ауры?

Ба, знакомые все лица...

– Доброй ночи, фон Тирле, – нарочито громко звякая ключом, венатор открыл дверь и вошел в номер. – Ждете в засаде? Может, вам пивка принести? Или чего покрепче сцедить?

– Попрошу без инсинуаций, – с достоинством ответствовал Реджинальд фон Тирле, инфернал некоренной, кровососущий. – Не в засаде, а просто жду. Доброй ночи, сударь. Извиняюсь за визит без приглашения, но у меня к вам серьезный разговор.

Охотник метко отправил шляпу на олений рог, заменявший вешалку, и устроился напротив гостя, на диване.

– Что ж, валяйте, – фамильярно ухмыльнулся он. – Люблю, знаете ли, скоротать ночь за приятной беседой!

С минуту фон Тирле размышлял, стоит ему обидеться на явную издевку, или нет. В итоге с обидой решил повременить – и сконденсировался. Туманная фигура, клубившаяся в кресле, обрела знакомый Фортунату облик.

– Я бы настоятельно попросил вас с вашим другом-теоретиком не вторгаться более в мою личную... жизнь, – на сей раз Реджинальд замялся перед словом «жизнь», хотя при первой встрече произносил его без запинки. – Вы испортили мне праздник. А грядущие неприятности я даже боюсь представить! Посему со всей ответственностью я требую...

Венатор шутливо поднял руки, словно моля о пощаде.

– Помилуйте! Мы и в мыслях не имели вас потревожить. А уж доставлять неприятности такому вежливому господину... Будем квиты: мы вторглись в ваш сон, вы – в мой номер. Кстати, как вы меня нашли? Небось, следили? Ай-яй-яй, сударь!

– Следил?! – вампир скорчил брезгливую гримаску. – Зачем? Вы – один из Чётной Дюжины. Сами сказали, помните?

Фортунат кивнул, поощряя фон Тирле к дальнейшим объяснениям.

– Я зашел в магистрат, обратился к ночному смотрителю, сообщил, что ищу одного из приглашенных венаторов – и описал вас. Через пять минут мне дали адрес. Очень просто и безукоризненно с позиций законности. Без всякой унизительной слежки.

– Действительно, – хмыкнул охотник на демонов.

– Я – вампир Брокенгарца! Я уважаю закон! – с напором повторил фон Тирле. – И в ответ я требую уважения моих прав! В конце концов, я ценный экземпляр Палаты мер и весов! Я нахожусь под охраной... Если вы и дальше будете позволять себе... я подам жалобу!.. иск!.. я дойду до самого курфюрста!

Он был близок к истерике.

– В таком случае, я подам встречный иск, – осадил наглеца Фортунат. – Ваш снулль испортил нам пищеварение на неделю вперед. И обжег руку ловцу Тирулеге – старому, больному человеку. Уверен, сударь Тирулега присоединится к нашим претензиям.

– Это бесчестно! Неужели у вас нет совести?!

Вампир задохнулся, хотя и не дышал. Венатор с удовольствием обсудил бы этот парадокс, но Реджинальд от волнения превратился в сквозняк – и некоторое время молча носился по номеру туда-сюда. Когда фон Тирле вновь материализовался в кресле, выглядел он жалко.

– Вы... вы подглядывали за мной! Вторглись, подглядывали, а потом без стеснения похитили моего снулля! Да, похитили! И теперь мне грозят большие неприятности. Очень большие! Я прошу... нет, я требую!..

Вампир умолк, обмякнув грудой мокрого тряпья. Охотник на демонов изо всех сил старался не подать виду, что сочувствует фон Тирле. Вот он, шанс разговорить кровососа, выжать из него правду.

Сейчас – или никогда!

CAPUT VII

в котором вампир исповедуется охотнику на демонов, выясняется тайна смертных снов, венатор дает слово, а снулль Реджинальда фон Тирле очень хочет на волю

В целом, Фортунат Цвях относился к вампирам без уважения. Так охотник на львов презирает гиен и шакалов. Венаторы не занимались «склепцами»: упырями, вурдалаками, носфератусами и прочей шушерой. Кровопийц, если те зарывались, «сушили» другие: ловчие волхвы, кто побойчей, бранные маги средней руки (ну, не Просперо же Кольраун?!) или студиозусы Универмага – старшекурсники прикладфаков сдавали зачеты по гражданской обороне.

– Комаров молотом не бьют! – шутил весельчак Люстерка.

Редкие случаи пиковых кризисов погоды не делали. Да, пришлось повозиться с Йошкой Босяком, впавшим от загробной старости в маразм – он объявил себя Верховным Дерг-дуем Анхуэса и назначил Кровавую подать. Долго ловили Черского Лобишомена – этот пакостник нападал исключительно на женщин. Дамы оставались живы, ибо Лобишомен отпивал глоточек, не больше. Но все укушенные становились ярыми нимфоманками. В итоге мужья-рогоносцы обратились в Гильдию Венаторов, и хмурый Гарпагон Угрюмец подвел черту под похождениями хитроумного кусаки.

С тех пор путь в Черси был Гарпагону заказан.

Черсиянки грозились растерзать негодяя.

А так вампиры вели себя тише воды, ниже травы. Высокая Наука ограничивала их со всех сторон. Колдун из захолустной Вялопрыщенки легко мастерил «отворот-поворот» на луковой основе, ведьмы за грош плели «вурдовы запеканки» – короче, хочешь жить, мертвяк, умей вертеться. Не убий, не возжелай, не привлекай лишнего внимания...

Решил продолжить род, сосунок?

Тогда ищи подходящую кандидатуру.

Если у человека нет склонности к кровопийству, вампиром ему не стать. Хоть досуха его выхлебай, в клочья искусай, слюны ядовитой ему в жилы напусти – не встанет он кровососом. Умрет, а не встанет. Упыри в период гона с ног сбивались. Пока найдешь правильного человечка, с нужной червоточинкой в душе! – пока вопьешься в сердце, вызнаешь: он, не он...

Бывало, и случайные жмурцы вставали от зуда в клыках. Седьмой сын седьмого сына, убитый на меже, похороненный лицом вниз... Луна сквозь крону вяза молочком плеснула, рак на горе свистнул, жареный петух закукарекал – хлоп, и откинулась крышка гроба. Но продолжать свой род «приемышами»?

Не всякий вурдалак хотел брать на воспитание неродного.

Вот и мучились.

Зато бардам – раздолье. Упырь-рутину ушлые борзописцы раскрашивали, кто во что горазд. Фантазия хлестала кровушкой из жил. Талант бил колом в грудину. Творчество благоухало чесноком. Благородные вампиры, мудрые вампиры, обаятельные, любвеобильные, остроумные, преданные, отважные, добрые, с тягой к прекрасному – барышни ночами мечтали о дивных женишках, смачивая подушку слезами.

Скажи кто-нибудь Фортунату Цвяху, что настанет день, вернее, ночь, и он проникнется к одному такому, клыкастому и несчастному, сочувствием – в глаза бы расхохотался.

– Вы утверждаете, что мы вторглись в ваш сон с целью его дальнейшего похищения. Я прав?

Реджинальд кивнул с обреченностью человека, доброй волей отдающегося лекарю-зубодёру.

– В таком случае, смею вас заверить: вы ошибаетесь. Наше вторжение носило случайный и непреднамеренный характер. А ваш сон – вернее, принесшего его снулля – похитили не мы с коллегой.

«Очень мне нужно ваше сокровище!» – чуть не брякнул охотник.

– Вы знаете, где мой снулль?

– Да. Он представляет серьезный научный интерес. Мы хотим провести кое-какие исследования.

– Не надо, – жалобно попросил вампир. – Не надо исследований. Что вам от меня нужно? Чего вы ко мне привязались? Оставьте меня в покое! Выпустите моего снулля! Вы не имеете права! Я подам иск...

Фортунат нахмурился.

– Опять вы за свое? Предлагаю уладить дело миром. Вы забываете о вампирском гоноре и рассказываете мне: чем вам так дорог этот снулль? Я же оставляю вас в покое. И прошу ловца освободить вашего драгоценного снулля. Ко всеобщему удовлетворению. Что скажете?

– Вампирский гонор? – фон Тирле выбрался из кресла и принялся мерить комнату шагами, из угла в угол. – Вы тоже мне завидуете?!

Он с горьким презрением уставился на венатора.

Миг, и презрение исчезло.

– Вижу, вы – нет. Но многие... Многие! «Ах, будь я вампиром!» Звучит, как: «Ах, будь я султаном!» Это так романтично! Это так изящно! Ой, они чудеса творят: по небу летают, туманом стелются, мышкой порхают, в щелочку просачиваются... Грезы навевают, на шелковые ресницы. С ума сойти! Ах, чаровники!..

Венатор усмехнулся с пониманием. Вампир и магия – две вещи несовместные. Спроси первокурсника Универмага, и тот мигом отбарабанит, в чем разница способностей магических – и физиологических, возникших в процессе некро-эволюции. Мертвец, хоть восстань он, хоть в гробу лежи, маной не обладает. И к чародейству, которое суть творчество, не способен. Даже сильнейшие некроманты под «Тавром Ревитала», восстав, используют запас маны, накопленный при жизни.

А как израсходуют – был маг, и нету.

– ...завидуют. Нашей жизни завидуют! Разве ж это жизнь?!! Бессмертие? Мы не бессмертные, мы долгомертвые. Вечный Странник, какие идиоты!..

Фортунат впервые слышал, чтобы нежить поминала имя Вечного. Видать, сильно бедолагу допекло!

– Вы хотите знать? Хорошо!

Фон Тирле выкрикнул это едва ли не с угрозой.

– Только имейте в виду: удовольствия вы не получите! И помните о своем обещании!..

* * * Исповедь Реджинальда фон Тирле, вампира и эталонной единицы, прозвучавшая ночью в «Драконе и Лилии»

Реджинальд фон Тирле стал вампиром в сорок два года.

Случилось это обыденно, можно сказать, скучно. Ни тебе знойных брюнеток с острыми клычками, ни элегантного графа с экзотическими фантазиями; даже нападения летучей мыши, вывернувшейся из тумана – ну просто одно огорчение! Конечно, если уж вампиризироваться, то лучше в замке на краю обрыва, в горах, под скрипки и гитары, да в ночь любви...

А тут – спорный имущественный вопрос. Приехал из города в имение судебный крючок, остался на ужин, ибо задержался в пути и явился поздним вечером. Слово за слово – короче, укусил. И не просто укусил, а в ответ на пьяные сетования хозяина дома. Дескать, жизнь тускла, сударыни не любят, слуги не уважают. Был бы, мол, я инкубусом, и все бабы – мои! А уж стань я вампиром!..

Ну, сам напросился.

Встал фон Тирле утром с кровати и опять под кровать забился – от солнечного света. Спасибо, крючок заранее шторы задернул. Заботливый попался.

Ясное дело, ни в каком суде крючок не служил. Был он одним из 16-ти сертифицированных вампиров Брокенгарца, а других здесь не водилось – разве что проездом, на гастроли. Накануне выдали ему, как 1,6 эталона, лицензию на разовое продолжение рода. Там же черным по белому:

«Первого встречного, коий начнет сетовать на судьбу, или прямо обратится с просьбицей, утверждая, что желает оставить жизнь по доброй воле...»

Вот подлец-крючок и воспользовался случаем.

Дальше все шло, как по-писаному. Спустя трое суток Реджинальд явился в ночное отделение палаты мер и весов. Зарегистрировался, честь по чести: кто, откуда, каков прикус... Получил бляху: 0,4 эталона. К бляхе прилагался вид на жительство – это для тех, у кого замка в горах не имеется.

На всех вампиров замков не напасешься.

Имение фон Тирле племяннику в наследство оставил. Жить стал у крючка: в подвалах городской тюрьмы. Гроб принес с собой: красивый, выстланный бархатом. Тюрьма пустовала, тревожили их редко. Правила новый вампир соблюдал с тщанием: питался аккуратно, без лишнего насилия, род продолжать не рвался, раз в год являлся на очередную сертификацию... Он и раньше-то был человеком без претензий. А сейчас – и подавно.

Встал, нашел, куснул.

Посидел до утра в «Чумазом Фрице».

И домой, на боковую.

Отвратительные сны начали сниться ему аккурат со дня годовщины вампиризации. Первый раз он списал на лунный свет и тяжесть в желудке. Месяца два назад к нему обратились с предложением цирюльники из «Розины». В моду у дворянок вошли частые кровопускания – для томной бледности лица. Сцеженную кровь выливали на заднем дворе: вонь, мухи, ругань соседей. А сотрудничество с фон Тирле – чистая выгода. И волки, так сказать, сыты, и из помойки не воняет.

Объелся, вот и приснился кошмар.

Пробовал голодать – не помогло. Сны являлись каждую ночь. Он маялся, вертелся в гробу, хотел проснуться, да не мог. Вампира днем не добудишься, хоть серебром жги, хоть колом пыряй. После заката вставал разбитый, в прескверном расположении духа. Думал: привыкну.

Не привык.