- Нет, Учитель! То есть, да… то есть воздвиг! И воздаю ему все положенные почести всякий раз перед тем, как приступить к упражнениям.

- Следовательно, ты считаешь меня своим Гуру?

- Да, Учитель. Если только это не оскорбляет тебя…

- Не оскорбляет. Вижу, мой урок пошел тебе на пользу. Что ж, ученик, ты стал отличным стрелком! Твое обучение закончено. Готов ли ты расплатиться со своим Гуру за науку?

- Разумеется, Учитель! Требуй - я отдам тебе все, что ты пожелаешь!

Лик Дроны страшно исказился, но тут же вновь стал прежним: бесстрастная маска с глазами-омутами:

- Отдай мне большой палец твоей правой руки. Это и будет платой за обучение.

Экалавья содрогнулся.

Но спустя мгновение открытая улыбка осветила лицо грязного горца - одновременно с прорвавшимся из-за горизонта Лучистым Сурьей.

- Желание учителя - закон для ученика. Он коротко поклонился Дроне, удалился в хижину и вернулся с небольшим, но бритвенно острым ножом из черной бронзы и с оленьей ножкой вместо рукояти. Взял нож в левую руку. Окинул взглядом Брахмана-из-Ларца, улыбнулся еще шире и взмахнул ножом.

- Не надо!!!

Крик Арджуны, до которого лишь в последний момент дошло, что все это - всерьез, что Дрона совершает чудовищный поступок ради него, заглушил слабый хруст.

Экалавья чудом исхитрился подхватить падающий обрубок и, встав на колени перед своим Гуру, почтительно протянул ему то, что еще недавно составляло с горцем одно целое.

- Благодарю тебя, Учитель. Прими от меня эту скромную плату.

Из рассеченной мякоти на краю ладони, превратившейся. в узкую лапу ящерицы, обильно текла алая кровь, заливая бок и бедро нишадца, а горец все продолжал стоять на коленях, протягивая Дроне отрубленный палец. Арджуна силился оторвать взгляд от нелепого, жуткого обрубка, от кровавого ручья, от сцены из страшных сказок на ночь… силился и все-таки продолжал смотреть.

Дрона протянул руку и взял палец.

Посмотрел на кусок плоти.

Кивнул удовлетворенно.

- Я принимаю плату. Твое обучение закончено.

Экалавья поднялся, еще раз поклонился Брахману-из-Ларца и лишь после этого, бесстыдно скинув набедренную повязку, принялся перетягивать искалеченную руку.

Зубы помогали оставшимся пальцам.

Арджуну била мелкая дрожь, и царевич не сразу сообразил: что-то теплое и липкое тыкается ему в ладонь.

- Возьми. Ты хотел быть лучшим? Теперь ты - лучший. Закон соблюден, и Польза несомненна.

Царевич увидел на своей ладони окровавленный палец нишадца, отшатнулся - и палец упал ему под ноги, мгновенно затерявшись в густой траве.

- Но, Гуру… я же не хотел… так! Зачем…

- Ты хотел быть лучшим. Я обещал тебе это. А как - это забота твоего Гуру.
- Голос Дроны постепенно оживал, одновременно становясь дребезжащим, словно в глубине гортани успели надорваться невидимые струны.

Еще с полминуты Брахман-из-Ларца стоял перед царевичем, глядя мимо него, а потом молча пошел прочь.

- Экалавья…

Нишадец поднял взгляд от четырехпалой руки и посмотрел на Арджуну.

Спокойно, без злобы и гнева.

- Я… я не хотел - так. Я не знал… Прости меня!
- Арджуна неуклюже поклонился и бегом бросился вслед за уходящим Дроной.

* * *

…Маленький, очень маленький силуэт скорчился в кустах.

Призраку было страшно.

Поэтому только он видел, как, оставшись в одиночестве, Экалавья схватил брошенный лук.

Тетива остервенело взвизгнула, натягиваясь, рука-коготь указательным и средним пальцами вцепилась в бамбуковое веретено с обточенными коленами, сминая оперенье, повязка на ладони разом набухла, обильно пропитываясь кровью, но две стрелы, одна за другой, уже рванулись в полет.

И вторая сбила первую у самой цели, как скопа-курара бьет верткую казарку, не дав вонзиться в лицо деревянного идола.

ГЛАВА XVI

ЛЮБОВЬ ПРОТИВ ПОЛЬЗЫ

Отрывок из тайной рукописи Вьясы-Расчленителя по прозвищу Черный Островитянин, главы островной обители близ слияния Ганги и Ямуны, начало периода Грисма

…Не люблю я ездить в Хастинапур!

Впрочем, об этом я уже где-то писал. И не раз. Но нынешняя поездка с самого начала складывалась до безобразия несуразно. А всех дел, казалось бы, наведаться в дворцовые архивы, забрать приготовленные Для меня копии записей последних лет - и назад, в свою обитель. Тут у меня семья, ученики, тут у меня хозяйство, тут у меня кукиш за спиной…

Началось все с того, что перевозчика словно агама-мухожорка языком слизала. Всегда так: пока никуда не собираешься, он на месте, околачивается близ обители и с бабами лясы точит, а как переправиться надо - ищи-свищи!

Объявился перевозчик только на следующее утро и отчего-то весьма расстроился, узнав, что я отправляюсь в Город Слона. Впрочем, по дороге сей труженик весла поведал мне суть дела.

Прибился на днях к их деревне (той самой, где в свое время моя мать обреталась) странный мальчонка. Достал рыбаков хуже клеща: отвезите, мол, меня на юг как можно дальше, чтоб мне до Махендры, лучшей из гор, добраться! Рыбаки, естественно, посмеялись да погнали сорванца: не мешай делом заниматься, а то уши оборвем! Зато сынки рыбацкие в чужака репьями вцепились - живая забава по свету бродит! И для затравки на полном серьезе интересуются: мы-то, может, тебя и отвезли бы, да только ведь у тебя небось платить за провоз нечем?

- Как это - нечем?
- удивляется пришлый. И достает из-за пазухи пару ожерелий городской работы: одно сердоликовое, другое из "мертвой" бирюзы.

И еще браслет серебряный.

- Хватит?
- спрашивает.

Тут самый шебутной из местных подмигнул дружкам и заявляет:

- А ну, дай посмотреть! Не подделка?

Пришлый вроде как даже обиделся. Сует шебутно-му первое ожерелье - на, дескать, смотри!

Тот честно посмотрел. На просвет и. по-всякому. Палец послюнил, потер.

Сердолик.

Настоящий.

И вообще - красиво.

- Ладно, - скалится рыбацкий сынок.
- Убедил! Остальное давай.

- Так ты меня отвезешь?
- пришлый мальчонка спрашивает.

Местные, понятно, ржут как мерины.

- Ясное дело! Хоть на край света. Ты, главное, давай-давай, а уж за нами не заржавеет! Прямо отсюда Махендру узришь!

Тут мальчонка смекнул наконец, что его просто-напросто обобрать хотят, а везти никуда и не думают. Огляделся, взял так спокойненько шебутного за два пальца и хитро дернул с подвывертом. Тот как заорет! Потом оказалось, пальцы-то ему пришлый вывихнул знатно, окрестные лекари просто диву давались: вправляешь, а они обратно вываливаются!

Забрал малец свое ожерелье и обратно за пазуху прячет.

Тут они всей оравой на него и налетели.

Всей оравой и родного папашу лупить сподручнее, да только опять у шутников промашка вышла!

Дрался этот мальчонка, как дикая кошка! Сначала камнями издалека отбивался - одному парню глаз вышиб, другому голову чуть не насмерть размозжил, остальные по сей день хромают, дальше, когда до рукопашной дошло, взрослые прибежали, растащили.

Кто б кого не убил, а все равно беда!

Мальчонку связать пришлось. Иначе никакого сладу с ним не было, ровно бешеный! Посадили его в сарай - остудить гонор, у дверей пару сторожей оставили, а ожерелья и браслет старосте отнесли.

Небось украл где-то, бродяжка…

К вечеру, когда пришлый вроде угомонился, отвели и его к старосте. Тот давай расспрашивать: кто таков, откуда, где цацки взял, куда путь держишь, почему один, без родителей?

- Брахман я!
- отвечает.

Врет, понятно. Разве ж брахманские детки так дерутся! И в одиночку где ни попадя с ворованными цацками не шастают!

- К Махендре иду!

- А зачем?

- К Раме-с-Топором! В ученики проситься. Ну что с ним делать? Ни имени своего, ни откуда родом, ни кто родители - не говорит. Только и твердит: брахман, мол, иду на Махендру к доброму дяде Раме-с-Топором.

Так больше ничего от него и не добились. Ну, покормили, понятно, и обратно в сарай заперли. Стали чесать в затылках: как с мальцом поступить? Отпустить? А вдруг вор? Продать в услужение? Так кому этот драчун бешеный нужен? Опять же торговцы не сегодня и не завтра заявятся… А в деревне на работы определить, так свои мальчишки изведут - злы они на него чрезвычайно. Хотя, в общем, сами виноваты…

Вот такую историю рассказал мне перевозчик, пока мы переправлялись через Ямуну. Оказывается, его староста ко мне направил. Решил: есть тут у нас поблизости известный подвижник Вьяса-Расчленитель, То есть я. Да еще и родом, считай, из их деревни. Земляк. Вот пускай мудрец и рассудит, как с мальчонкой быть.

Как скажет - так и сделаем.

Я смотрю на перевозчика, а он - на меня. С надеждой. Ждет небось, что я все брошу и немедленно отправлюсь в деревню разбираться с их приблудным мальчишкой!

Ладно, вернусь, тогда и разберемся. Так я перевозчику и сообщил: решу по возвращении. А пока пусть у вас живет. И смотрите, не обижайте!

- Его обидишь, - буркнул переводчик, прощаясь.
- Ладно, пусть сидит в сарае. Кормить будем. И стеречь. Тебя ждать.

Наверное, я бы сразу забыл об этой истории, по крайней мере до возвращения в свою обитель, если бы она вскоре не обрела неожиданное продолжение.

Сначала нас (я отправился в путь с двумя взрослыми учениками) подвезли на телеге крестьяне, всегда готовые услужить брахманам. А ближе к Хастинапуру мы пристали к попутному каравану ангов. Заметив, что у одного из караванщиков изрядно разбита физиономия, отчего спутники над ним постоянно подтрунивают, я не удержался и на вечернем привале поинтересовался у купца-хозяина: что приключилось с несчастным?

Я вообще любопытен по природе, а в данном случае мое любопытство было вполне безобидным.

- Это не слишком изысканная история, достойный брахман, - ответил, усмехаясь, купец.

Блики костра плясали на его широкоскулом бородатом лице, мерцая то тигриными полосами, то леопардовыми пятнами, отчего мой собеседник становился похожим на оборотня-кимпурушу.

Сумерки,однако.

Время, когда небыль стремится стать былью, и наоборот.

"Сумерки мира. Преддверие Эры Мрака", - отчего-то подумалось мне, и я невольно тряхнул головой, прогоняя удивительную мысль.

Купец истолковал мой жест по-своему.

- Могу, конечно, и рассказать, если обильный подвигами желает.

- Желаю, - лениво потянулся обильный подвигами.

Купец поджал губы (я представил, что сейчас думает он при виде моих светящихся глаз и черномазой рожи!), но спустя минуту принялся за рассказ:

- Дней восемь назад, когда мы ехали за товаром, который сейчас везем, прибился к нашему каравану малец. Сказал: к родным на юг добирается. Воду на привалах таскать помогал, хворост для костра собирал - в общем, позволили мы ему с нами идти.

Купец поперхнулся бетелем, сплюнул и продолжил:

- Два дня шел он с нами. Мы уж и внимание на него обращать перестали - идет и идет. Чем может - помогает, а лишняя миска из котла-общака для такого галчонка нам не в тягость. Только на третий вечер, ак-курат как мы к берегу Ямуны подошли и лагерем стали, прицепился к нему наш Фурат-слоновод. Да-да, тот самый, что с разбитой мордой. Мне потом донесли, что Фурат на мальца с самого начала глаз положил. Водится за ним, за Фуратом, любит он молоденьких. Так и то сказать - иные вроде за медную ману к нему на всю ночь приходили… Вот он и решил, что парнишка тоже из таких.

Купец закряхтел, подыскивая слова для дальнейшего рассказа, стараясь не оскорбить лишними вольностями слух любопытного брахмана.

- Короче, пристал Фурат к мальцу: пойдем да пойдем прогуляться! Тот сперва, видать, не понял, зачем зовут, а Фурат уже дхоти с него стаскивает. Присел на корточки, сопит - тут малец ему пяткой по харе и навесил! И еще поленом добавил, которое рядом валялось. Фурат блажит что твой осел, если ему чертополох под хвост сунуть, а мальчишка - бежать. Только мы его и видели. Вот и вся история.

- А где, ты говоришь, это произошло?
- Смутное подозрение начало потихоньку закрадываться мне в душу.

И оно тут же превратилось в уверенность, когда купец охотно ответил:

- Да возле излучины Ямуны! На пол-йоджаны ниже того места, где она с Гангой сливается. Слыхал, достойнейший: там еще рыбацкая деревня рядом есть?

Я-то слыхал. И прекрасно понимал: речь идет об одном и том же драчливом мальчишке. Который определенно шел из Хастинапура. Шел к Махендре, чтобы найти там доброго Раму-с-Топором и попроситься к нему в ученики.

Очень интересный мальчишка!

Впрочем, какое мне до него дело! Вот вернусь - тогда и погляжу на драчуна-бродягу…

Тогда я еще не знал, что эта история будет преследовать меня по пятам много дней и заинтересует настолько, что в конце концов я решу ее записать, чем сейчас и занимаюсь.

Впрочем, не будем забегать вперед - всему свое время.

* * *

На следующий день мы благополучно добрались до ворот Хастинапура.

Тех самых, через которые я когда-то впервые попал в этот не слишком любимый мною город.

Я-то Хастинапур не жалую, а вот Хастинапур меня - как раз наоборот. Еще бы, местная знаменитость, вдобавок отец первопрестольного Слепца! Опять же кто Матушку с Мамочкой в свое время проклял, брюхатю-чи, а безродную служанку облагодетельствовал? То-то же! Мало ли что еще этому полоумному Вьясе в голову взбредет! Почет и уваженьице…

Ладно, хватит об этом. Не люблю.

Во дворце было на удивление пустынно. Ну, царевичи, понятно, в летнем лагере, молодецкими забавами тешатся, булавами науку друг дружке в головы вколачивают. Наставники, часть слуг - там же. А остальные? Кроме стражи у ворот, пока до дворцовых летописцев добирались, никого и не встретили!

Вот тут-то, в прохладном подземелье архива, дело и разъяснилось.

История продолжалась!

Приняв совершенно неожиданный оборот.

- Куда это у вас все запропастились?
- поинтересовался я у сгорбленного брахмана-летописца, когда с церемонными приветствиями было покончено.

- Разве ты не знаешь, многомудрый?!
- всплеснул сухонькими ручками вековой старец, годившийся мне в деды без малого или в отцы с гаком, но при этом он истекал почтением, словно овечий сыр - сывороткой.

Я помотал головой: дескать, не знаю.

- Горе у нас во дворце! У Наставника Дроны, величайшего из дваждырожденных, сын пропал!

- Как - пропал?
- опешил я.

- Пропал! Исчез то есть. Совсем. Вот уже вторую неделю все его ищут. Ищет прислуга, ищут рыночные сборщики податей, ищут все жители нашей столицы. Сам Наставник Дрона с другими учителями ноги трудят, гонцов во все стороны разослали…

- Погоди-погоди!
- Меня будто слон хоботом по макушке стукнул.
- Когда, говоришь, сын Дроны пропал?

- Да уж дней десять как…

- Кажется, я знаю, где он! Мне надо идти, найти Дрону… В архив я явлюсь позже!
- И, сбросив с плеч лет двадцать, я взлетел вверх по ступеням.

- Великий провидец! Что б мы без него делали!
- донеслось из-за спины.

Но сейчас у меня не было времени даже,посмеяться над наивным восторгом летописца.

Разумеется, ни Дроны, ни его собрата по рождению Крипы на месте не оказалось- ищут. Я стоял у входа в покои Брахмана-из-Ларца, только что убедившись в отсутствии хозяев, и совсем уж было собрался отправиться напрямик к Грозному, когда уловил шорох за портьерой, отделявшей коридор от женской половины дворца.

Взвизгнули кольца.

Передо мной стояла Крипи, очередная неудача Опекуна Мира, теперешняя жена Дроны… и мать пропавшего Ашватхамана!

- Я знаю, где твой сын, - сочтя неуместным тратить время на приветствия и объяснения, просто сказал я.

Изможденное, осунувшееся лицо женщины, которая большую часть жизни прожила мужчиной, мгновенно преобразилось, потухшие глаза вспыхнули отчаянной надеждой.

- Где?!!

Действительно, любые церемонии сейчас были хуже пытки.