Прикосновение было неожиданным, а боль — ужасной. В драке Вакра чувствовал себя как рыба в воде, но здесь дракой и не пахло. Пока левая рука Ушастика шарила за пазухой, правая спокойно протянулась вперед и вниз, ухватив в горсть разом ткань дхоти и мужское достоинство «хорька» Потом пальцы сжались, и горсть превратилась в кулак. А достоинство превратилось в коровью лепешку под слоновьей пятой.
И еще отчего-то паленым запахло.
«Хорек» жалостно всхлипнул, подавившись собственным воем, и бесформенной грудой осел к ногам Карны.
Сын возницы еще некоторое время смотрел на беспамятного Вакру. После извлек из-за пазухи заказанный браслет и протянул его рыжей.
— Он прав, — спокойно сказал Карна. — Возьми, продай и заплати ему за этот месяц. Иначе жизни не даст. Все, дальше провожать ни к чему. Сам дойду.
Карна не знал, что эта минутная задержка спасла ему если не жизнь, то свободу.
…Из ворот вашего дома выходили трое стражников. Впереди медленно брел отец. Один из конвоиров плотно закрыл ворота, убедился, что никто из слуг не подглядывает поверх забора, и достал плетеный шнур Пока он связывал Первому Колесничему руки за спиной, другой стражник вынул из сумы дерюжный колпак с узкими дырами для глаз Через секунду колпак наглухо скрыл голову Первого Колесничего, краями наехав на плечи.
— Зачем? — глухо донеслось из-под колпака.
— Велели, — пожал плечами стражник.
— А царская шасана[13] на арест у вас есть?
— Есть, есть… все у нас есть. Иди и помалкивай, умник!
Ты вжался в угол чужого дома, затаив дыхание, и следил, как отца ведут по улице — к счастью, в противоположную от тебя сторону.
«Вперед! — кричал гнев, норовя пробиться наружу боевым кличем. — Вперед, на выручку!»
Но от серег шел ледяной сквозняк, наполняя душу спокойствием.
Так спокоен удав в засаде.
— Жаль, мальчишки дома не было, — услыхал ты обрывок разговора. — Нагоняй получим…
— За что?
— За то. Сказали: взять обоих, и чтоб ни одна живая душа… Насчет души сделано, а обоих — шиш! Искать небось погонят…
Человек под колпаком молчал и горбился.
* * *Арестованный с конвоем четверкой рыб плыли в предрассветной мгле, а за ними беззвучно крался татуированный подросток с серьгами вместо мочек ушей.
До самых ворот, ведущих на территорию дворца.
5
ПОБЕГ
— Собачья моча!
— Тихо, дурак!
— Моча, размоча и трижды перемоча! Это проделки Волчебрюха!
— Да не ори ты, Бешеный, всех перебудишь! Может, она сама запрыгнула!
— Ага, и дверь сама открыла! — Бешеный яростно оттирал со щек и лба остатки вонючей слизи: «привет» от здоровенной жабы, которая минутой ранее шлепнулась на него с притолоки.
— Дверь… А ведь верно! Точно, Волчебрюх! Или еще кто-нибудь из этой пятерки уродов! Наверняка прячется где-то рядом и хихикает, зар-раза… Пошли, отыщем и вздуем гада!
— Пошли! Я ему эту жабу знаешь куда засуну?.. На ходу изощряясь в планах мести злокозненным Пандавам, Боец с Бешеным выбрались из своих покоев в коридор. Он пустовал, но это нисколько не смутило юных мстителей, ретиво продолживших поиски. При этом Бешеный решительно сжимал в руке жабу (бедная сучила лапками, выквакивая проклятия в адрес мучителя), явно намереваясь использовать ее по назначению
— Может, он во двор вышел? Чтоб еще одну поймать? — предположил Боец, и братья, не сговариваясь, устремились во внутренний двор.
Двор, словно подойник коровницы, оказался заполнен молочно-белым предутренним туманом. Здесь тоже никого не было, а если и был, то прета с два его увидишь в этом молоке!
Дальнейшие поиски представлялись бессмыслицей. Но уйти просто так, оставив врага безнаказанно веселиться где-нибудь в укромном уголке?! Боец и Бешеный молча переглянулись, затем разом нырнули в тень крыльца черного хода, присели там и затаились.
Скоро шутнику-жаболову надоест прятаться. Он решит, что сыновья Слепца ушли, сунется к крыльцу, желая вернуться в здание, — и поплатится за все свои прегрешения!
Ох и поплатится — пекло всплакнет по несчастному горючей смоляной слезой!
Ждать пришлось недолго. В тумане мелькнула смутная тень, пелена вокруг гостя мигом выцвела, будто от жгучей ласки солнечных лучей… Но почти сразу туман сомкнулся: тень направилась почему-то не к крыльцу, а дальше, в сторону дворцового антахпура.
Да и сама тень вызывала определенные сомнения, кравшийся в тумане человек был на голову выше любого из братьев-Пандавов.
— Карна! — тихо ахнул Боец, вглядываясь. — Куда это он?
— Куда-куда! — взволнованно запыхтел ему в ухо Бешеный. — Видишь же: на женскую половину пробирается! Небось шлюхи обрыдли — подавай служаночку!
— Ну, бабник! Ну, дает! Слышь, Бешеный, айда подглядим — к кому он пошел?
— Айда! — И братья тихой стопой двинулись за силуэтом старшего друга.
Отпущенная на волю полузадушенная жаба торопливо зашлепала прочь.
Друг-Ушастик действительно направлялся к антахпуру. Как и предполагалось, он миновал парадный вход, юркнув в неприметную низенькую дверку у заднего крыльца.
Последовать за Карной внутрь царевичи остереглись: старший приятель наверняка знал, куда шел, а Боец с Бешеным в антахпур захаживать стеснялись — что они, маменькины детки, что ли?! Ломиться же наугад с риском всполошить весь этот курятник братьям улыбалось мало.
— Сейчас они наружу выйдут! — шепнул Боец, подмигивая со значением. — Не будут же они прямо там! Вот тогда и увидим, кого он подцепил…
Бешеный согласно кивнул, и братья притаились в увитой плющом беседке напротив — туман стремительно редел, и только дурак, вроде гадов-Пандавов, стал бы торчать у всех на виду.
Карна отсутствовал примерно четверть мухурты[14]. Потом дверца чуть слышно скрипнула, и из проема возникли двое. Естественно, второй была женщина. Вот только, к изрядному удивлению царевичей, она менее всего походила на юную красотку, спешащую на свидание с неутомимым сутиным сыном.
— Собери вещи, а слуги пусть подготовят колесницу… обе колесницы! — долетел до братьев свистящий шепот Карны. — И чубарых не запрягать! Ясно?!
— Да как же это, сынок?! За что?!
— За то, мама… Вот она, царская благодарность за верную службу! Отец к ним всей душой, а они его — в казематы! Здесь, во дворце, в тюремном подвале сидит — я проследил. Ладно, не бойся, я папу вытащу! А ты, главное, колесницы держи наготове и вещи собери. Еды дня на два, деньги, какие есть, драгоценности… оружие. Ну, что еще — сама решишь. Только имей в виду: кони не двужильные! Жди нас у въезда в наш квартал примерно через час… Если обломится — тогда у окружной дороги, за караван-сараем Хромого Мадху.
— Ой, горе горькое! Как же ты один-то отца выручать будешь, сынок? Убьют тебя или повяжут… — всхлипнула женщина.
— Шиш я им дамся! — зло оскалился Карна. — Даром, что ли, у ихнего клятого Наставника Дроны всю науку превзошел?! Не плачь, мам, все будет путем Лишь бы удрать подальше от этого Хастинапура, пишач его заешь… А там посмотрим. Ну ладно, иди.
— Хорошо, — женщина покорно кивнула. — Только… — она на мгновение задержалась. — Береги себя, сынок! Один ты у нас с папой, один как перст! И не зашиби кого ненароком — грех ведь…
— Постараюсь, мама. — Волчий оскал превратился в улыбку. — Буду осторожным. Лишних не убью, ног не промочу, и теплое молоко по вечерам. Ты б шла, времени и так в обрез.
— Бегу, бегу! — И женщина заспешила прочь.
Карна проводил мать долгим взглядом, а потом решительно направился к восточному крылу дворца, где находился арсенал.
Там же неподалеку располагались и тюремные подвалы.
Две тени выскользнули из беседки и, прячась, направились следом.
* * *В основной арсенал ты идти раздумал: там у дверей всегда дежурили по меньшей мере четверо бдительных стражей. Да и не нужны были тебе все эти залежи длинных строевых пик, ростовых щитов, бердышей с полулунным лезвием, дротиков, доспехов…
Не на войну собрался.
Зато, как и следовало ожидать, дверь малого склада подпирал всего один часовой, которого уже тошнило от скуки.
— Ты чего тут шляешься ни свет ни заря? — благодушно поинтересовался он, зевая во весь рот.
Вообще-то разговоры на посту строго запрещались. Но дрема хмелем кружила голову, и часовой искренне надеялся развлечься беседой, чтобы предательские веки перестали смыкаться сами собой.
В следующее мгновение сон проворно улетел прочь. А сам сторож с глухим стоном сложился пополам, выронив копье и баюкая обеими руками пострадавший от пинка живот.
— Б-больно же! — задумчиво хрюкнул он. Тебе было жаль этого сонного недотепу, но судьба не оставляла выбора.
— Открывай! — Холодный и влажный от утренней росы наконечник подхваченного копья ткнулся часовому под левый сосок.
Повторять дважды не потребовалось. Жестокость удара наглядно продемонстрировала всю серьезность намерений, и соня ни на секунду не усомнился: в случае неповиновения быть беде.
Звякнули ключи. Дверь отворилась без скрипа — здесь хранилось учебное снаржение царевичей, которым пользовались ежедневно.
— Мордой к стене! Руки за спину!
Ременная петля захлестнула и туго стянула сложенные за спиной руки часового. Затем пришла очередь ног. Когда пленник превратился в куль, доверху полный страха, ты бесцеремонно развернул связанного лицом к себе. И, словно пробку в баклагу, ловко вогнал ему в рот тряпичный кляп, наложив поверх тугую повязку — впрочем, предусмотрительно удостоверившись, что ноздри жертвы остались свободны и та не задохнется.
Затем юный налетчик аккуратно придвинул часового к стеночке и вплотную занялся содержимым склада.
Что здесь лежит, ты знал прекрасно.
* * *…Стрела с тупым наконечником, гудя вспугнутым шмелем, вылетела из-за угла. Начальник караула вздрогнул, тупо уставясь на обеспамятевшего напарника, и секундой позже второй шмель поцеловал начальника в висок.
Путь был свободен, но Карна не стал спешить. Он стрелял с ослабленной натяжки, по мере сил стараясь сохранить караульщикам жизнь. Значит, скоро оба очухаются, а сутиному сыну вовсе не улыбалось нарваться по пути обратно на двух рассвирепевших воинов.
Веревок и тряпок на кляпы он прихватил с запасом.
На целую армию хватит.
Узкие каменные ступени. За углом колеблется желтоватый свет факела. Тишина. Где-то далеко, на пределе слышимости, мерно долбят вечность капли воды. Босые ступни бесшумно ступают по зябкому полу, ощущая каждый бугорок, каждую выбоину. В руках — натянутый короткий лук с очередной стрелой на тетиве. С «маха-дхануром» здесь не развернешься, да и к чему он Карне! — лучше обойтись без смертей. А для всего прочего вполне хватит и малого охотничьего лука, да и тот достаточно натягивать вполплеча.
Поворот. Вставленный в стенное кольцо факел слегка чадит. В его свете видна дюжина низких дверей с внешними засовами — обшарпанные физиономии с железными ртами на замке, вереница ликов подземных божеств в стене мрачного коридора. Ни дать ни взять — путь в Преисподнюю. За которой дверью держат отца? Если ключи, отобранные у караула, подойдут — не открывать же все камеры подряд? Выпустишь какого-нибудь головореза…
Совсем рядом послышались мерные шаги, и Карна быстро отступил за угол. Решение созрело мгновенно. Осторожно положив лук, он вытащил из-за пояса остро отточенный нож и притаился в засаде, поджидая гостя… вернее, хозяина.
Видимо, цари Великой Бхараты должны быть благодарны року, что он не сделал Ушастика вором, взламывающим их сокровищницы. Пропал талант, пропал невостребованным… Долговязое тело обрушилось на тюремщика, тот покатился по полу и хрипло замычал, ощутив у горла холодный металл.
— Дернешься — зарежу, — ворвалось в уши змеиное шипение, а лезвие слегка проехалось по кадыку, оставив на коже кровоточащий порез.
Для краткости и лучшего понимания.
— Говори, в какой камере Первый… арестованный, которого доставили часа полтора назад?
Сын возницы прекрасно понимал: мосты сожжены. Своим поступком он раз и навсегда ставит себя вне закона, чье имя — Город Слона. Изгой, любой тебя отныне с удовольствием выдаст хастинапурским гончим, бунтовщик и подонок общества — вот кто ты теперь, Карна-Ушастик…
Плевать!
Свобода начинается со слова «нет», когда ты упрямо мотаешь головой, утираешь ледяной пот и встаешь один против всех.
Ошарашенно моргавший тюремщик уже открыл было рот, намереваясь ответить, но тут позади Карны громыхнул суматошный топот. Ступени вскрикнули от боли под боевыми сандалиями, и в бок сутиному сыну тараном ударило древко копья (хорошо еще, что не жало!), сбрасывая подростка с поверженного человека.
Нож отлетел в сторону — и хрустнул, попав под тяжкую подошву.
Их было двое: крепкие, здоровые парни.
Вооруженные.
— Живьем, живьем бери гада! — люто орал с пола тюремщик, пока его спасители скручивали яростно отбивающегося подростка. — Ишь, мятежник!
И, привстав, огрел Карну кулаком по затылку, отчего сын возницы рухнул на колени — быком под ударом обуха мясницкого топора.
«Спаситель мангов! — мелькнула и погасла мысль. — Взяли, как последнего…»
— Отпустить! — приказали от ступеней. — Я кому сказал?!
Взгляд мутился, но Карна все-таки сумел разглядеть новых гостей. В проходе, плечом к плечу, стояли двое мальчишек — Боец и Бешеный. В руках у Бешеного красовался малый лук, такой же, каким был вооружен и сам Карна, только наложенная на тетиву стрела имела отнюдь не тупой, а самый что ни на есть боевой, широкий и бритвенно острый наконечник.
Коренастый Боец, в свою очередь, демонстративно поигрывал двумя метательными булавами, третья торчала у него за поясом.
— Я велел отпустить! — тоном, не терпящим возражений, повторил Боец.
— Прости, царевич, но это преступник! Злоумышленник! — попытался возразить тюремщик. — Достойно ли…
— Как ты думаешь, Бешеный, я с одной булавы ему башку разнесу? — словно не слыша слов тюремщика, обратился царевич к брату.
— Ясное дело! — Бешеный никогда не сомневался в способностях удалого Бойца. — Вдребезги и пополам! Если, конечно, я ему раньше в глаз стрелу не всажу.
Стражники уныло переглянулись и с тяжким вздохом исполнили приказ. Карна мигом подхватил с пола обломок ножа и убрался к стене, стараясь не загораживать братьям линию стрельбы.
— Эй, Ушастик, командуй: что дальше делать? — широко ухмыльнулся Боец, и все его простоватое, совсем не царское лицо озарилось искренним восторгом.
— Пока просто держите их на прицеле. И еще… Спасибо, что выручили!
— Да ладно, чего там! — расплылись в улыбках гордые донельзя братья.
— А ты, — сын возницы с наслаждением взял за грудки тюремщика, — шевели болталом! Где арестованный, спрашиваю?! Душу выну!
— В-вон там, — толстый палец, дрожа, указал на вторую с краю дверь.
— Ключи. И быстрей, скотина! В награду за спешно выданную связку ключей Карна швырнул тюремщику моток веревки.
— Свяжи этих двоих!
Царевичи одобрительно скалили зубы. Для них это была увлекательная игра под названием «побег из темницы»! А то, что все происходило не понарошку, а взаправду, было вообще здорово! Спасти в последний момент лучшего друга, помочь ему освободить отца — такие подвиги на дороге не валяются!
О последствиях царевичи особо не задумывались.
Карна подождал, пока тюремщик со знанием дела свяжет понурых стражей, проверил крепость узлов, после чего сам скрутил тюремщика и кивнул братьям. Боец с видимой неохотой засунул за пояс булавы, а Бешеный опустил лук.
Карна шагнул к указанной двери.
Третий или четвертый по счету ключ с лязгом провернулся в замке.
— Отец!
