– За все надо платить, – сказал Петр Леонидович, садясь за столик в углу и начиная разборку пистолета. Рядом с локтем старика лежала потрепанная книга: Корх А.Я., Комова Е.В. «Комплексный контроль в пулевой стрельбе». 1987 год издания. В этот год Данька пошел в школу. – Возьми швабру, тряпку, ведро и хорошенько вымой пол. Отсюда до огневого рубежа. Кран с водой видишь? Вода ледяная, смотри не простудись. Это для начала. А потом обсудим время работы и зарплату.
– Чью зарплату? – тупо спросил Данька.
– Твою. Здоровый парень, стыдно у матери на шее сидеть. – Дядя Петя усмехнулся в усы и добавил: – Не бойся, тирмен. Не обижу.
III
Передышка оказалась недолгой.
«Рас-с-с-слабился, дурачок?» – свистнул, издеваясь, ветер, налетев с новой силой. Данька проморгался, отплевался и не стал отвечать ветру: «Сам дурак!» У каждого своя работа: одним – дуть, другим – стрелять. Впрочем, сперва надо выяснить, куда стрелять. Обычно мишени располагались в едином секторе, но сегодняшний «целевой выезд» – особенный. Нужно быть внимательным.
А ветер…
Ветер рано или поздно возвращается на отведенные ему круги.
Он топтался на месте, постепенно коченея, а в лесу крутилась безумной каруселью сплошная белая мгла. Будто Данька угодил в эпицентр снежного торнадо. Навязчивая мелодия и перестук барабанчиков долетали сквозь пургу слабо, впитываясь во вьюжную, клочковатую вату. Приблизились они или нет? Вроде бы да. Хотя это вполне может оказаться иллюзией.
Во время таких буранов положено объявлять «штормовое предупреждение». А детей оставлять дома вместо школы. Видимость – нулевая, дороги покрываются ледяной коркой, число аварий подскакивает до критического рубежа. Любой нормальный водитель, если он не самоубийца, предпочтет сидеть в теплой квартире, заперев машину в гараже и попивая чай с клубничным вареньем.
Вслепую ехать куда-то – себе дороже.
А стоять?
А стрелять?
Вдалеке померещился грохот лавины, спускающейся с горы. Откуда в лесу «плюс первого» взялась гора, Данька не знал. В глухой рокот вплелись крики людей и низкое, отчаянное мычание каких-то животных. Ударили винтовочные выстрелы, и все растворилось в насмешливом вое метели. Вокруг кипела снежная каша. Глаза слезились, слезы замерзали прямо на щеках. Данька потерял всякую ориентацию в пространстве, цепляясь, как за соломинку, за барабанчики «шагов Командора»: далеко? близко?
Где?!
Это наказание за первую неудачу, подумал он.
Казалось, бурану не будет конца. В бешеной круговерти, ослепнув от ветра, тирмен пытался разглядеть оставшиеся мишени. Что это раскачивается неподалеку? Ветка? – точно, ветка. Ну и толку…
На ветке, вспыхивая крошечным солнышком, болталась заветная монетка.
Пятак висел на цепочке. Нет, на шнурке. На длинном кожаном шнурке. Серебряная цель раскачивалась не в такт порывам ветра, а сама по себе. Наверное, тоже прислушивалась к надвигающейся музыке, отплясывая под барабанчики.
Данька поднял пистолет.
«Что, глаза сильно сели? – спросил его по телефону дядя Петя. – Не отчаивайся. Мы с тобой еще постреляем!»
Значит, постреляем.
Он сделал то, чего делать не следовало ни при каких обстоятельствах: выпалил три раза подряд, будто на соревнованиях по скоростной стрельбе, где важно время, за которое ты поразишь мишени. На соревнованиях мишени гораздо больше, и снег не лупит в лицо, и…
Ветка качнулась обратно уже без монеты.
В буране возникла трещина, и в нее ворвался золотисто-желтый луч солнца. Шустрым кроликом он метнулся по сугробам, вскрикнув: «Ах, как я спешу!..» – и ускакал прочь, сгинув в чаще.
Третья – есть.
Мишень третья
Куриная слепота
Стреляй по жизни, равная судьба.
О, даже приблизительно не целься.
Вся жизнь моя – неловкая стрельба[3]
По образам политики и секса.
Все кажется, что снова возвратим
Бесплодность этих выстрелов бесплатных,
Как некий приз тебе, Москва, о, тир —
Все мельницы, танцоры, дипломаты.
И. Бродский
Год Желтого кролика
1
Черный, как ночь, «Mitsubishi Pajero» выскочил на Динамовскую прямо от бутика «Princess», наплевав на запретительный «кирпич», и тормознул у тротуара. Хлопнула дверца. Прохожие, косясь на двух конкретных до озноба пассажиров, выбравшихся из машины под стылое небо марта, сразу вспомнили про неотложные дела. Дела ждали прохожих в разных местах, но главное: подальше отсюда. Не повезло лишь высокому парню в плаще: пассажиры джипа, сразу наметив цель, взяли его «в клещи».
– Как типа жизнь, братан?
Шустрик, похожий на мелкого бойцового кобеля, держал руки в карманах куртки, втянув бритый затылок в плечи. После теплого салона погода не радовала. Первый месяц весны, что называется, «канал под февраль», шустрик страдал хроническим насморком и говорил в нос, смешно растягивая слова.
– Нормально, – ответил высокий парень.
– Пешком ходишь? Несерьезно… Давай бабла на тачку подкинем? Типа в кредит, а? Без навара, по дружбе. Подкатишь к шиксе на крутом тачняке, шикса сразу ножки врозь…
– Пешком для здоровья полезнее.
– Здоровье – фигня, имидж – все! – хмыкнул второй, человек-гора, легонько ткнув парня кулаком в живот. В тычке чувствовался профессионализм: такой амбал едва сунет, а кишки в узлы заранее вяжутся. – Нормальный пацан колесами шуршит, понял? Даже у нас в райцентре…
– На мой век такси хватит.
– Ну смотри, – чихнув, согласился шустрик. – Наше дело предложить. От чистого типа сердца. Я к тебе с базаром. Венгра Тотошу в карцер завезли?
– Ага, позавчера. 58-й, межправительственный.
– Кто делал? Арабы?
– Египет, «ФЕГ». «Токаджипт».
– Рукоятка эргономичная?
– Как у «Вальтера».
– Люблю Тотошек… Мне из-за этого погоняло подвесили: Крокодил. Еще у Мазая, в конторе.
– Крокодил?
Парень явно не понял связи.
– Ну ты, брат, в школе плохо учился! Вдруг навстречу нам хороший и конкретный крокодил… Вспомнил? Он, значит, с Кокошей и Тотошей по аллее… Вот и я типа по аллее, а в кармане типа Тотоша…
Амбал гулко хохотнул, оценив чувство юмора напарника.
– А югославских «авто» нету? От «Црвена Застава»?
– Не наглей, Тимур. Десятый «Зорро» дядя Петя держит для Бориса Григорьевича. А запасного нет. Из 58-го развлекайся. Тебе к борщу еще и ложку…
– У ложек калибр меньший. – Сегодня насморочный шустрик Тимур много шутил. Сегодня у него было хорошее настроение. Такие дни случались редко. – Даня, я тебя, в натуре, умоляю: потруси деда, пусть второго югослава достанет. У деда концы, как у слона. А я пока из венгра постреляю…
– Ладно, – смилостивился Данька, запахивая клетчатое, черно-серое кашне. В последний год он стал щеголем: сказывалось благотворное влияние Валерии Мохович, студентки Национального университета, девицы с тонким вкусом и стальным характером. – Я поговорю с дядей Петей. Может, и достанет.
– Завтра у вас свободно? Вечером, с половины восьмого?
– Завтра никак. Пол Палыч из «Титана» стреляет, со своими. В субботу приходи.
– В субботу я утром…
– Заметано. Я тебя с Вовиком запишу в очередь.
– Куда идешь? Подвезти?
– Спасибо, не надо. Я прогуляюсь.
– Не хочешь, как хочешь. Бывай!
И джип растворился в мартовских холодах. Перед тем как дать газ, шофер джипа, весь разговор просидев за рулем, опустил тонированное стекло и показал Даньке кулак.
Данька показал кулак в ответ.
Отчего ж не поздороваться со старым приятелем? Артем Конюшенко, в прошлом – Жирный, под Новый год вернулся из армии, где служил в десантных частях, оставшись и на сверхсрочную.
Он двинулся вверх, в сторону Новгородской. Обычно Данька возвращался из тира совершенно другим маршрутом, но сегодня решил зайти наконец в «Видео-Арт» и забрать заказ: три кассеты. Так, сейчас повернем налево и переулками выберемся к проспекту Ленина. Проспект уже сто лет собирались переименовать, но все руки не доходили. Пенсионеры возмущались, устраивая пикеты «за» и «против», а мэрии было неохота рисковать. На «минус первом» по четвергам стрелял один деятель из мэрии, так он, судя по всему, любил в этой жизни две вещи: швейцарский девятимиллиметровый «Зиг-Зауэр Р220» и поговорить с дядей Петей «за раньшие времена».
О пенсионерах-пикетчиках деятель отзывался без особой приязни.
Надо будет все-таки потолковать с Петром Леонидовичем, чтоб достал запасной «Z-10». Тимуру Данька симпатизировал, сразу подметив, что и старый тирщик – тирмен, как шутил дядя Петя, когда они оставались наедине, – уважает шустрого знатока пистолетов ТТ. Чем Тимур глянулся старику, неизвестно. С амбалом Вовиком тирщик, наоборот, долгое время был неприветлив, дразнил «хомячком» (вот уж ни капельки не похож!) и обещался «отказать от места».
Пускай во дворах из рогатки стреляет.
Помирился тирщик с амбалом, смешно сказать, на чем: на блатной лирике. Всякий раз, вспоминая эту историю, Данька хихикал. Вовик, стоя у огневого рубежа, имел привычку гудеть под нос душещипательную песню – про жигана, который умоляет начальника отпустить его с Колымы к зазнобе. Дядя Петя сначала не обращал на песню никакого внимания. Поет и поет «хомяк». Но однажды прислушался, почесал в затылке, отозвал амбала от рубежа и попросил спеть историю жигана еще разок, от начала до конца.
Вовик честно отработал номер.
А дядя Петя в ответ исполнил свой вариант.
Около часа они сравнивали версии: споря, восхищаясь, выдвигая аргументы «за» и «против». У тирщика «жиган» превратился в «жульмана», а зазноба, которая у Вовика на воле «соскучилась», у дяди Пети в придачу еще и «ссучилась», проявив женское непостоянство. Злобный начальничек лагеря, по мнению тирщика, не дал влюбленному вору поблажки и молча оставил гнить в каталажке, а у амбала проявил душевность: предложил «жульману-жигану» попить холодной водички и забыть про любовь. Быстро выяснилось, что тирщик вместе с лагерными авторитетами в курсе причин душевности начальника:
– Ты парнишечка, ты бедняжечка,
Тут предмет особый:
Тот начальничек, ключик-чайничек,
Спит с твоей зазнобой!
Амбала «ключик-чайничек» восхитил: у Вовика вместо крутой приговорочки был примитивный «начальничек-разначальничек». Но дядя Петя не остановился на достигнутом и добил Вовика ценной информацией. В варианте амбала несчастный жиган от трагической любви каким-то странным образом «заработал вышку», и его похоронили. Так вот, тирщик, в отличие от молодежи, четко знал, за что дали парню высшую меру:
– Ходят с ружьями курвы-стражники
Длинными ночами,
Вы скажите мне, братцы-граждане:
Кем пришит начальник?
Вопрос оказался риторическим. Туповатый Вовик на сей раз мигом просек, какой герой расправился с начальником, и проникся к Петру Леонидовичу уважением высшей пробы. Даже попросил Даньку записать ему слова песни, чтобы выучить наизусть. Теперь у огневого рубежа амбал во всю глотку пел самый полный, самый точный вариант истории гордого жигана, а дядя Петя перестал ворчать на Вовика и грозиться выгнать.
«Не выгнал бы. Вовик – человек Зинченко. А ссориться с Борисом Григорьевичем никто не захочет. Хотя дядя Петя…»
За истекшие три года Данька близко сошелся со старым тирменом. Хорошая работа, отличная зарплата, полезные знакомства, стрелковая наука, возможность попробовать себя на разнообразном оружии. Изучив характер старика, он задумался о другом: захочет ли Зинченко, местный олигарх, как сейчас принято говорить, в случае конфликта ссориться с Петром Леонидовичем из-за амбала Вовика?
А-а, наше дело маленькое…
Гуляем нонешний денечек! – завтра в военкомат, на медкомиссию.
Он двинулся дальше: вверх по Динамовской, стараясь не забрызгать брюки.
