Подавая пример, Наама впилась зубками в указательный палец. Группа дружно вскрикнула, когда из пальца потекла кровь. Три-четыре капли упали на лист бумаги, оброненный кем-то до начала занятий. В воздухе запахло кислой медью. Кровь прожгла бумагу, быстро впитываясь в землю.
Миг, и навстречу из почвы встал красный мак.
Бумага горела вокруг стебля маленьким костром. Лепестки покачивались от дуновения ветра, словно желали превратиться в языки пламени. Черная сердцевина клубилась в венчике, образуя неприятный, шевелящийся сгусток тьмы.
– Прошу всех, кроме меня, молчать, – предупредила Наама. – Звук вашего голоса могут воспринять, как обращение. Занимать – легко, отдавать – трудно. Если в дальнейшем кто-то из вас изберет некромантуру, я подсказажу специалиста по данной методике.
Она присела на корточки, тронула мак ладонью – и резко сжала пальцы, сминая цветок. Сквозь кожу, суставы и сухожилия наружу рванулись лепестки – чистое пламя, без экивоков. Ладонь Наамы горела, обугливаясь и чернея. Казалось, огонь сейчас лизнет пушистый кончик косы, охватит голову некромантки, шалью упадет на хрупкие плечи…
– При достаточном опыте привыкаешь, – со спокойствием, от которого у студентов захватило дух, сказала Наама. – А уж если прошел горнило Чуриха… Мастер Матиас, я завершаю процесс займа. Показать, как отдают долги?
– Спасибо, не надо, – ответил Кручек. – У нас для этого есть отдельное занятие во втором семестре. Если вы согласитесь прийти, я буду рад.
– Предупредите заранее…
Мак сгинул, огонь погас. Ладонью, белой и чистой, Наама помахала в воздухе – некромантка напоминала кузнеца, остужающего раскаленный клинок. Прелестное личико выражало удовлетворение. Демонстрации такого рода очень способствуют повышению нравственности в семье. Когда муж преподает – особенно. Всякие цыпочки, у кого одна заслуга – молодость, трижды подумают, прежде чем встать между львицей и ее добычей.
Ну хорошо, между львицей и ее львом.
Так приятней, дорогой?
– На сегодня достаточно. Теперь вы разобьетесь на подгруппы и под руководством бакалавров, а также мастера Андреа, освоите азы первых двух методик. Общие принципы, действия, накопление…
– Можно вопрос?
Кручек задрал голову. Спрашивала гарпия – все занятие Келена просидела на ветке клена, наблюдая за демонстрантами. Она будто срослась с деревом. Даже Наама, чуткая к мелочам, не обратила на гарпию внимания.
– Спрашивайте.
– Я хочу, чтобы мне разрешили осваивать базовые методики в родной стихии.
– А что, кто-то возражает? – удивился доцент.
Вместо объяснений гарпия расправила крылья и рукой, освободившейся из-под пернатой «накидки», указала в небо. Синий купол был испачкан белилами. На западе, со стороны порта, надвигалась серая мгла – темнея, она клубилась, словно у туч вот-вот должен был начаться период течки. Дракон, выбираясь из пещеры, грозил пожрать «бабье лето». С тревогой шелестели кроны деревьев. Птицы спешили укрыться, одни ласточки стригли воздух, мелькая раздвоенными хвостами.
Над морем собиралась буря.
Капитаны прятали суда в гаванях, вставая на якоря под защитой природных бастионов – здесь ветер не так свирепствовал. Матросы суетились, снимая паруса и рангоуты. Казалось, муравьи облепили ореховые скорлупки, карабкаясь туда-сюда. Из «Гранита наук» спешили уйти последние клиенты. Обедать лучше под крышей, или в уютном подвальчике…
Впрочем, буря могла пройти стороной. Кручек скверно предсказывал погоду, но Марыся Альварес вела себя с отменным равнодушием. Доцент доверял чутью ученицы заклинателя ветров. Вертихвостка, но свое дело знает. Да и гарпия в небо просится…
– Вас не смущает ветер?
– Нет.
– Отправить с вами бакалавра?
Кручек посмотрел на турристанца, и тот кивнул: мол, зачет по левитации я сдал. Зато Андреа Мускулюс отчаянно замотал головой. Малефик не боялся ничего, кроме жены и высоты.
– Это лишнее. Потом я спущусь, и мне укажут на ошибки.
– Хорошо. Приступайте.
* * *Проводив гарпию взглядом, Кручек вернулся к группе. Студенты успели распределиться по интересам. Пятнадцать человек, включая, как ни странно, Марысю, отошли к турристанцу. Остальных отвел к забору малефик. Там он заставил первокурсников упереться в забор лбами – и пошел вдоль ряда спин, ладонью похлопывая в разных местах и разъясняя, как напрягать отдельные мышцы, не испытывая усталости.
Девиц он вместо ладони тыкал прутиком.
– Не отклячивай задницу! – донеслось до Кручека. – Простите, сударыня! Я хотел сказать: уберите прогиб в пояснице… Как вас зовут, сударь? Хулио, мало каши ел…
Ученики бакалавра заняли куда больше места, чем птенцы Мускулюса. Танец – это вам не забор подпирать. Турристанец раздал всем колпаки, показал медленное кружение – и студенты начали упражнение, стараясь не обронить колпак с головы. Раскинув руки, вертясь, кто во что горазд, они слушали замечания бакалавра. Тот ходил между первокурсниками, словно по широкому проспекту – казалось, лишь чудом можно не задеть плясунов, и это чудо во власти бакалавра.
– Что мешает плохому танцору? Правильно, отсутствие чувства ритма…
Кручек отошел в сторону и присел на лавочку. Вмешательства не требовалось. Первое знакомство – поверхностное. Потом начнутся практикумы, молодежь втянется, поймет, чего от них хотят… Вспомнив про гарпию, он задрал голову вверх. Келена кружила над двором. Раскинув крылья, держа голову в положении, не слишком естественном для птицы, она парила в вышине, и ласточки шарахались от гарпии прочь.
Колпак, понял доцент. Она удерживает на голове воображаемый колпак. Отлично. Теперь раскинуть руки… Сообразив, какую глупость сморозил, он тихо засмеялся. Или руки, или крылья. Одно исключает другое.
– Обратите внимание, мастер…
Рядом с лавочкой стоял бакалавр. Оставив подопечных, увлеченных новыми ощущениями, турристанец тоже наблюдал за гарпией.
– Она нашла способ верно расположить руки. Ладони перед грудью, правая обращена вверх, левая – вниз. Размах не нужен. Крылья вполне обеспечивают область захвата маны. Вы считали ее мана-фактуру? Для меня это слишком далеко…
– Сейчас…
Доцент перевел зрение в «птичий сектор». Расстояние его не смущало. Ага, накопление имеет место. Веретенца крутятся, пряжа мотается. Считывая мана-фактуру демонстрантов, гарпия потратила 0,012 декасингеля. Две трети затрат она уже компенсировала. Еще десять кругов, и она восстановится полностью. Другое дело, что это – слезы, а не восстановление. Выше среднего уровня ей все равно не подняться. Естественный предел миксантропа не позволит. Выражаясь образно, взлетела, но не к звездам.
Хотя процесс налицо.
– Все в порядке. У нее получается.
– Я так и думал.
– С «Великой Безделицей» будет сложнее.
– Парение?
– Не знаю…
Внезапный порыв ветра ударил его по лицу. Резко похолодало. Захлопали шторы в открытых окнах здания. Все, кто был в аудиториях и коридорах университета, кинулись закрывать створки. Клацнули запорные щеколды. Первокурсники бросили кружиться, отлипли от забора – и с вопросом уставились на доцента. К счастью, вопрос разрешился сам собой – на звоннице ударил колокол, объявив начало большой перемены.
– Все свободны!
Народ хлынул под крышу. Кручек замахал руками, пытаясь привлечь внимание гарпии, и случайно заметил на четвертом этаже, со стороны учебного бестиария, окно, которое осталось распахнутым. Опершись о подоконник, закутав плечи мантильей, в окне пустой аудитории маячила Исидора Горгауз.
Сперва он не понял, что делает Горгулья. А когда понял – сердце ухнуло в жаркую, свистящую пропасть. Этика преподавателя, честь и совесть, закон и мораль – профессор Горгауз была сейчас далека от таких пустяков. Словно дед, погибший давным-давно от «похищения души», восстал из гроба, заполнив внучку целиком, как клинок – ножны. Ничего не осталось для Горгульи, кроме неба, где маячила проклятая гарпия, и туч над морем.
Исидора звала бурю.
Первым побуждением Кручека было кинуться наверх. Прекратить, остановить; не позволить. Но он знал: не успеет. Слишком далеко. Левитировать? – он давно не летал, и боялся, что на подъем уйдет еще больше времени, чем на беготню. Да и смех один – кашалот в сюртуке поднимается в небо, грозя кулаком профессору Горгауз. Начать бороться за погоду? – он мало что смыслит в ветрах. Исидора – бранный маг в отставке, их учили бить ураганами… Закричать отсюда? – нельзя. Начнутся сплетни. Не избежать выговора от ректора – насчет Горгульи еще доказать надо, а его вопли каждый услышит…
«Ничего не докажу. Ничего. Воздействия такого характера не оставляют следов. Остаточные эманации чар рассасываются в природном явлении. Вигилы Тихого Трибунала не найдут доказательств. А в аудитории никого нет. Она одна. И во дворе никого нет. Я один. Ничего не докажу: мое слово против ее слова…»
От бессилия в животе таяла мерзкая ледышка.
С визгом крутанулся флюгер на крыше двухэтажного флигеля. Смерчики пыли заплясали по двору, подражая танцору-бакалавру. Ветер уперся лбом в забор, играя мышцами. На миг выглянуло куратор-солнце. Горсть желтого огня выплеснулась на университет, заиграла в витражах. Мир замер в шатком равновесии.
Что-то произошло. Кручек не знал, что именно.
Плетя зовущую паутину, Исидора сбилась. Скверное зрение не позволяло доценту увидеть подробности, но он не сомневался – кровь бросилась Горгулье в лицо. Воображение живо подсказало: раздуваются ноздри тонкого, орлиного носа, на скулах выступил злой румянец. В глазах, на игольном острие зрачков, пляшут легионы бесов…
Куратор почуяла врага.
Направление ветра изменилось. В небе наметился просвет; тучи, сталкиваясь, топтались над кромкой берега. Овцы потеряли вожака. Сейчас пастух щелкнет бичом, гоня отару на другое пастбище… Гарпия по-прежнему кружила в поднебесьи, не подозревая об угрозе. Ее слишком увлекло накопление маны, догадался Кручек.
Он наскоро оглядел двор – и увидел Марысю Альварес.
Капитанская дочка стояла под кленом. В руке она держала сорванную ветвь, которой обмахивалась на манер веера. Повинуясь движениям ученицы Суховея, буря топталась на месте. Миловидная простушка, Марыся внезапно исполнилась грозной, убийственной красоты. Что-то от гарпии, от Келены-Темной, объявилось в девушке. Губы шевелились, бормоча заклятия – по чаровому отпечатку доцент видел, как трудно дается Марысе противоборство с Горгульей…
Две силы сцепились в небе. Гарпия беспечно парила над двором, не замечая, не зная, не подозревая. «Садись! – хотел заорать Кручек. – Спускайся, дура!»
Но гарпия не услышала бы его.
Исидора наклонилась вперед, едва не выпав из окна. По уму, Горгулье стоило бы прекратить преступные действия и оставить аудиторию. Два свидетеля – это серьезно. Пусть Марыся – юная первокурсница, но слово ученицы заклинателя ветров прозвучит весомо. А если его подкрепит свидетельство Матиаса Кручека…
Мы в состоянии засадить Исидору в «Очарование», сообразил доцент. Проклятье, неужели она сама не понимает, как близка к тюрьме? Или к гибельному интересу блокаторов Надзора Семерых? – злоупотребление магией в чистом виде! Она сошла с ума со своей ненавистью…
Хрустнув, сломалась ветка в руках девушки. Редкие листья рассыпались у ног – багряные пятерни, ладошки в запекшейся крови. Забыв обо всем, Марыся схватилась за горло – петля-удавка остановила чтение заклятий. Девушка медленно опустилась на колени. Если ветрами она еще могла управлять вопреки воле Горгульи…
Противостояние с бранным магом было выше ее сил.
И когда буря, сорвавшись с цепи, ринулась на город – Матиас Кручек плюнул на солидность, вспомнил молодость и взлетел комодом, запущенным из катапульты, целясь в окно с профессором Горгауз.
* * *Он едва не вынес оконную раму.
От возбуждения Кручек перенасытил маной вектор Люфта-Гонзалеса – скорость подъема эхом отдалась в пояснице. Завтра не разогнемся. В наши-то годы… Он зацепился за щеколду, порвал сюртук; больно ударился коленями о подоконник. Со стороны могло показаться, что доцент спасается от разгула стихий. За его спиной на город упала стена ливня. Ветры сошли с ума: от их объятий стонали деревья. Гудела черепица крыш. Гремели жестяные вывески, срываясь с кронштейнов.
Падая на землю, вывески ползли, торопились, скрежетали по брусчатке – словно раненые солдаты, они мечтали выбраться из свалки.
Мокрые листья с размаху – горстями! – влипали в стены. В канавах начался потоп. В порту капитаны молились за свои суда. Добрые горожане, спрятавшись по домам, прислушивались: когда стихнет? На открытом рынке плясали и рвались в клочья, воображая себя парусами, тенты.
Где-то вылетали стекла: треск, звон, проклятия жильцов.
Но буйство природы пасовало перед лицом Горгульи. Профессор дикой кошкой отпрыгнула назад, спасаясь от летучего доцента. Мантилья вспыхнула над ее плечами – уже не крылья, еще не огонь. Черты исказила гримаса ярости.
Хищница стояла над добычей, скаля клыки.
– Вы опоздали, мастер! Раньше надо было… у вас вся спина… х-ха-а!.. – от сиплого хохота, похожего на кашель чахоточного, вздрогнули стены. – Вся спина мокрая!.. поздно…
Чистая правда: сюртук со спины промок насквозь. Дождь насытил влагой каждую ниточку. Простужусь, невпопад подумал Кручек. Наверняка простужусь. Если смотреть со стороны – а лучше, с задних рядов галерки – это выглядело потешно. Любовная сцена, акт II. Пожилой ловелас стоит на коленях, для пафосу взгромоздившись на подоконник, а объект страсти бьется в истерике:
«Поздно!..»
Позади на тысячу голосов расхохоталась буря. Прижавшись к кафедре, наклонясь вперед, как для прыжка, Горгулья напоминала демона. И Матиас Кручек совершил абсолютно бессмысленный и единственно верный поступок – то, что отлично (а главное, быстро!) умел делать, как приват-демонолог.
Беря кафедру в кольцо, вспыхнули нимбус-факелы. Стеклистый дымок наполнил аудиторию. Скамьи, столы, портреты на стенах – зеленоватая линза все превратила в дно пруда. Толща очарованной воды искажала очертания предметов. Клубок-пентаклер мышью кинулся по полу: скорей!.. «Сталь-кружево» заключило профессора Горгауз в сверкающую звезду. Из кончиков лучей восстал частокол – «Trias Septem-Lumen», ограда для обуздания демонов рангом не ниже Праздного Дракона.
Слепящая лазурь свилась в жгуты, формируя «Страстную Клеть».
– Вы идиот, Кручек!
Взбешенная Горгулья с нарочитой медлительностью покинула ловушку. Она забыла про гарпию, про все на свете, кроме одного – безумец-доцент пытался обуздать ее, профессора Горгауз, как заурядного демона! Великий теоретик не знает, что западня, уготовленная инферналу, безвредна для человека?..
«Меня, профессора Горгауз…»
Исидора оглянулась. Гасли нимбус-факелы. Рассеивался зеленый дым. Расточались жгуты «клети». Тускнела звезда. Становилось дырчатым и осыпалось на пол «сталь-кружево». Рушился частокол.
«…как демона…»
Она поняла. Гримаса ярости сменилась ужасом. Бранный маг, укротительница джиннов, гроза студентов – ничего не боялась внучка Джошуа Горгауза, королевского маршала на Строфадах. Вот и сейчас не страх ответственности взорвал ее рассудок. Я – демон? Овал Небес, мастер Матиас, вы это хотели сказать? – мастер, вы же правы…
