– Он – изгнанник, ваше величество. Странник. Странники и мы, гарпии. Рано или поздно мы завершаем странствие и возвращаемся домой. Ваши души – наша родина. Поэтому мы не делим себя на живых и мертвых. Есть наши нынешние и наши прежние. У гарпий нет якорей, кроме единственного. Мы-здешние – якорь нас-вернувшихся, зацепленный за Квадрат Опоры. Увы, этот якорь теряет вес. Гарпий осталось слишком мало. Войны, изоляция, утрата интереса к жизни… У наших нынешних редко рождаются дети.
Она помолчала.
– А у наших прежних дети перестали рождаться вообще. Не будет якоря, и корабль унесет штормом, разобьет о скалы. Наш род угасает в пространствах психономов. Мы обречены.
Эдвард II неопределенно хмыкнул. Взяв с блюдца пулярку, его величество принялся лакомиться нежным мясом. На лице короля отразилось удовлетворение. То ли повар потрафил владыке своим искусством, то ли гарпия – своим рассказом.
– При чем тут ваше обучение в Универмаге? – с набитым ртом поинтересовался он. – Договаривайте до конца, сударыня. У всякой трогательной истории должна быть мораль. Спросите Томаса, он подтвердит.
– Психономы пронизаны «ветром жизни». Мы зовем его анемосом. Он сродни мане – основе Высокой Науки. Это наш шанс. Если, используя методы волшебства, мы научимся копить анемос в себе, управлять им, трансформировать… Возможно, тогда гарпии перестанут нуждаться в здешнем якоре. Дети будут рождаться даже при отсутствии его.
Король чуть не подавился.
– Хорошенькое дело! И мы останемся без гарпий? Вы уберетесь в ваши – ладно, пусть наши! – психономы, нарожаете птенчиков, а нам оставите лишь воспоминания?
– А зачем мы вам, ваше величество? – тихо спросила Келена.
Caput XXI
Давай поговорим не здесь
И не сегодня. В странном месте,
Где нет ущерба нашей чести,
Где мы – вовеки, где мы – есть,
И сад, обещанный давно,
Стучится ветками в окно.
– Прошу всех занять свои места.
Первый курс растекся по лаборатории. Нервничал Хулио Остерляйнен, пряча робость за ухмылкой. Озирался Теодор Равлик, выбирая рабочий столик по одному ему ведомым законам. Марыся законов не изобретала – зажмурившись, девица крутнулась волчком, ткнула пальцем наугад и зашагала к месту работы. Клод и Яцек столкнулись лбами у столика, понравившегося обоим, и Яцек уступил, сев неподалеку.
Минута, другая, и расселись все.
– Перед вами – иллюзион Жефа-Бомбера, иначе «творильня». Обратите внимание на внешнюю проницаемость иллюзиона…
Лаборатория напоминала фонарную мастерскую. «Творильни» выглядели как уличные фонари, снятые со столбов и притащенные сюда для ремонта. Призмы-шестигранники из луженой жести, со стеклянными боками и крышей; внутрь уже залита порция масла. На бронзу или другие украшения Жеф-Бомбер, кем бы он ни был, поскупился.
– …в творильне используется масло корня мандрагоры. Купажные добавки: выжимка сон-травы – до 2 %, масло кракатуковых орехов – до 3 %. Это усиливает эффект. Запомните: превышение нормы добавок разрушит ваше влияние на иллюзию.
– Оно взорвется? – испугалась Марыся. – Если превысить, то бабахнет?
Кручек еле сдержал улыбку.
– Нет. Не бабахнет. Иллюзион полностью безопасен. Просто однажды вам самим доведется готовить «творильню» к работе. И я хотел бы, чтобы все запомнили нюансы. Переходим к заданию. Цель лабораторной: иллюстрация основ трингулярной империстики…
Он знал, что часть первокурсников справилась бы и без иллюзиона. Особенно те, кто имел неплохую практику до поступления в университет. Для сельского колдуна создать иллюзию прямо на столике – дело плевое. Та же Марыся наверняка не раз моделировала движение ветров, не выходя из спальни. Лишь развевались гардины да вставала дыбом простыня. Но практику имели не все, а дело куратора – обеспечить равные условия для сдачи.
На прошлой неделе ректор намекнул, что в скором времени будет иметь честь поздравить Кручека профессором. Хайме так и сказал, не смущаясь старомодностью выражения: «поздравить профессором».
«Что, дружище? – подмигнул ректор. – Растем?»
Растем, вздохнул завтрашний профессор. Он заранее обсудил ситуацию с Исидорой. Горгулья предупредила, что от лекций не откажется. Выйдет из отпуска и приступит к исполнению обязанностей. Да, на вашем курсе, сударь. И нечего на меня смотреть, как гений – на злыдня.
«А не бабахнет?» – хотел спросить доцент, но промолчал.
– Ваша задача: подобрать пример и воплотить его в «творильне». Как только аспект ценности сформируется, это подтвердит рунированная надпись на верхнем ребре иллюзиона. Справочник пассов лежит на столе. Инвокационные таблицы – там же. Впрочем, необходимый минимум мы с вами изучили. Без лести замечу: результатами я удовлетворен. Надеюсь, большинству справочник не понадобится…
Десятки рук вцепились в бока иллюзиона. Вечная ошибка – «творильня» не нуждалась в прямом контакте. Но воображать легче, когда держишь объект, как будто он готов в любую минуту сбежать. «Эффект синицы», знакомая штука.
– Воображайте без напряжения. Пассируйте с легкостью. Озвучивайте инвокационное давление, не форсируя голос. Иллюзион – усилитель. Он уловит малейший посыл и трансформирует в желаемый образ. Если не увлекаться панорамностью и многофигурностью, затраты маны – грошовые…
Кручек никогда бы не признался, что главная причина использования «творилен» – вон она, сидит, закутавшись в крылья. Одна из тех, кто не стал хватать иллюзион. Даже запасов маны гарпии хватило бы на воплощение в «творильне» примера средней сложности.
Если не перегнет палку, сдаст как миленькая.
Вчера они ужинали в «Граните наук». Говорили о пустяках. В финале доцент не выдержал. «Скоро сессия, – сказал он, делая вид, что любуется вином в бокале. – И каникулы. Вы улетите домой?»
– Да, – кивнула гарпия.
– Этот безумный семестр останется позади. Вы будете вспоминать его?
– Да.
– Никаких чувств? Ни за кем не скучаю, ничем не терзаюсь? Гордость за свои подвиги, наконец? Ничего такого?
– Ничего, – гарпия потянулась и взяла его за руку. – Не огорчайтесь, Матиас. Это глупо. Так же глупо вам огорчаться, что у меня есть крылья, а мне – что у вас есть ноги. Подумайте о другом. Я вернусь и обрадуюсь. Радость будет в настоящем. Остальное – неважно.
Она впервые назвала его по имени.
– Вы верите мне, Матиас?
– У меня есть выбор? – невесело отшутился он.
Выбор был. В том-то и беда, что выбор – был. Следя за студентами, которые сочиняли примеры, Кручек размышлял о природе гарпий. О природе людей. О себе, стоящем на распутьи. Знание и вера, думал он. Эти две лошади разрывают меня на части, борясь друг с другом. Однажды я не выдержу, и они с диким ржанием понесутся в разные стороны, волоча по мостовой кровавые останки. Я – адепт знания. Преданный слуга Ее Величества Науки. Этой лошади достанется большая часть меня. Но и вера урвет свой клок.
Знание стоит на опыте. Вера зиждется на доверии.
Я – утратил опору.
Можно доверять любимой жене. Верить ей. А можно нанять приватного сыскаря, чтобы тайком проследил за женой. Сыскарь принесет целый ворох фактов, и скажет: «Да, сударь. Она вам верна.» Теперь ты знаешь: жена тебе не изменяет. У вас крепкая семья. Сыщик отработал гонорар.
Куда делось доверие?
Ушло, освободив дом для знания.
* * *Встав, он прошелся по аудитории. Остановился у столика Хулио. В «творильне» Остерляйнена горел фитилек. Дым распространялся по иллюзиону, клубясь, обретая форму. Не мудрствуя лукаво, студент воспроизводил пример, ближайший к обнародованному доцентом на лекции. Вместо ночного горшка он взял метлу.
Сначала метла валялась на полу в комнате, прописанной легкими, беглыми штрихами. Одинокая, она вызывала сочувствие. «Ценность утилитарная, – отметили руны на жести. – Зафиксировано». Метла вздрогнула, черенок заблестел серебром. Прутья сверкнули золотом. Возник набалдашник – бриллиант размером с кулак.
«Ценность избыточная,» – согласился иллюзион.
Вернувшись к первоначальному облику, метла взлетела над полом. На ней, словно всадница – на норовистом скакуне, возникла девица, похожая на Марысю. Доцент встал так, чтобы реальная Марыся ничего не увидела. Он сомневался, что капитанской дочке понравится летать голышом, всем на загляденье – даже в качестве лабораторного примера.
«Ценность пиковая», – оценил иллюзион, имея в виду то ли метлу, то ли наездницу.
– Попробуйте еще раз, – дал совет Кручек. – Для закрепления. И скромнее, скромнее, молодой человек…
Он двинулся между столами, забыв о метле. Вчера тетушка Руфь поведала ему о визите мышки из «дамбы». Тонкие намеки, граничащие с угрозами; принуждение к доносам. Она долго собиралась с духом, пожилая скрипторша. Не могу доносить, сказала она. И не доносить не могу. Боюсь. Казалось бы, пустяк. Ваш абонемент – передай, и дело с концом. А чувствую себя змеей подколодной.
Что посоветуете?
Кручек поцеловал тетушку Руфь в щеку. Вы – моя единственная любовь, тетушка. Вы – чудо. Дайте им мой абонемент, и спите спокойно. Вот, смотрите, я создал для вас розу. Ну, не создал. Утащил из корзинки вредной девчонки по имени Герда. А в корзинку бросил монету. Все честно, берите. Спасибо вам, с вами тепло…
Он умолчал, что ночью ему снился Антонин Тератолог. Коронный друнгарий глядел с укоризной и грозил пальцем. А Кручек ничего не мог ему возразить. Я предлагаю вам осторожность, говорил палец. Разумную осторожность. Здравый смысл. Все, что можно потрогать, разъять на волокна, убедиться в безопасности – и вздохнуть спокойно.
Что предлагает вам гарпия, дорогой мой?
Целый космос, хотел ответить Кручек. Пускай я-нынешний не в силах его потрогать и разъять на волокна. Старик-садовник сажает яблоню для других. Возможно, когда-то я прикоснусь к творимому мной. Если пойму: под Овалом Небес, на Квадрате Опоры, живет множество очень разных людей, опровергающих наше с вами представление о людях.
Птичьи лапы, конские копыта, голова собаки. Фикция, маскарад. Но фикция подтверждается опытом. А психономы не подтверждаются ничем, кроме россказней подозрительной гарпии.
Вечный Странник! Что, если она лжёт?!
Я не в силах проверить это знанием. Я могу принять это на веру. Или не принять. Ну почему я? Я не умею верить. Мне нужны причины. Основания. Аргументы. От гипотезы к теории, от теории к практике. Если б еще гарпия не была так похожа на Агнешку…
– Не напрягайтесь. Мана должна изливаться без помех.
– Да, мастер. Я стараюсь.
Он не сразу сообразил, что разговаривает с Келеной. Гарпия наклонилась к иллюзиону, целиком отдавшись работе. Пассировку она провела с блеском. Инвокации – удовлетворительно. Фитиль горел, не давая копоти. Дым рассеялся, в «творильне» возник пейзаж: скала над обрывом, внизу – море.
На ветке можжевельника сидела гарпия.
Пейзаж напоминал зыбкую акварель. Все узнаваемо, есть свет и перспектива. Но скала, дерево, волны с барашками на гребнях скорее угадывались зрителем, восстановлены по намекам. Ограничена запасом маны, Келена сосредоточилась на гарпии. Маленькая женщина-птица соответствовала оригиналу до мелочей. Кроме лица – сколько Кручек не щурился, он не мог разобрать: похожа иллюзия…
Или нет.
Одинокая, гарпия в иллюзионе смотрела куда-то за море. Над ней, серебряным приговором, возникали руны, коверкая жесть оправы:
«Ценность утилитарная».
Доцент нахмурился, разочарован. Прием из элементарных. Возьми лекаря, пекаря, солдата, обозначь признаки ремесла – ланцет, скалку, копье – и утилитарная ценность налицо. Правда, в случае с гарпией, сидящей на ветке, вопрос утилитарной ценности спорен. Даже не сам вопрос, а уровень этой ценности…
…что, если она лжёт?!
– Продолжайте, – он зашагал дальше.
Марыся в качестве примера избрала жабу. Кручек удивился такому решению капитанской дочки. Он ждал ветра, туч, грозы. Корабля в море. И нате вам – жаба. Жирная зеленая квакуха. Посреди болота.
– Ну-ка, дайте развитие…
Встав за спиной девушки, он ждал, как та выпутается из ситуации. Иллюзион тоже молчал, колеблясь. Жаба высунула длинный язык и слопала комара. Вскоре еще пара комаров нашли гибель в желудке обжоры. «Ценность…» – проявились задумчивые руны.
И замерцали, не спеша с резюме.
Жаба взлетела в воздух. Кочка под ней трансформировалась в блюдо, по краям художественно выложенное укропом, базиликом и галангалом. Болото – в дорогую ресторацию. Комары – в расторопных кельнеров. Приземлившись на блюдо, жаба вывернулась наизнанку и утратила большую часть тела. Одни лапки, считай, остались – «cuisses de nymphes d\'aurore», если верить меню, раскрытому на странице: «Шеф-повар Огюст Эскоффье рекомендует».
«Ножки нимф утренней зари», – перевел Кручек.
«Ценность утилитарная», – согласился иллюзион.
Доцента взяли сомнения. Он полагал, что в данном случае ценность – избыточная. Но иллюзиону виднее. Пока Кручек размышлял, ресторация исчезла, вновь сменившись болотом. Жаба внаглую жрала комаров, вернув себе исходный вид. Наевшись, она выпучила глаза и надулась. Миг, другой, и из ее зада вывалился крупный рубин. Следом – второй. И третий.
Отрыгнув горсть жемчужин, жаба добилась признания:
«Ценность избыточная. Зафиксировано».
На лбу Марыси выступили капельки пота. Жаба угомонилась, дорогие испражнения расточились туманом. Кто-то шел из глубины болота к жабе, тыча в трясину слегой. Голова квакухи вспучилась трехлучевым гребнем. Гребень быстро твердел, отрываясь от бородавчатой кожи, заворачиваясь кольцом. Раз-два, и жаба причислила себя к сонму коронованых особ.
Сунувшись в тину, она вынырнула обратно со стрелой во рту. Выкаченные зенки приобрели странное, лукавое выражение. На толстой шее сверкнуло колье, очень похожее на то, какое носила профессор Горгауз.
Молодой дворянин, выбравшись из болота, уставился на красавицу, словно ждал фею, а встретил дракона. Волосы дворянина патлами выбивались из-под шляпы. Тонкой струйкой на подбородок текла слюна. Беззвучно шевелились губы, изрыгая брань. Сходство было несомненным, но Кручек не стал заострять на нем внимание.
И заслонять иллюзион Марыси от Хулио Остерляйнена тоже не стал. Сами разберутся. Наше дело – Высокая Наука. А в амурных делах Вечный Странник ногу сломит.
«Ценность пиковая», – подтвердил иллюзион.
– Отлично, – похвалил доцент.
Он хотел продолжить обход, но зачем-то обернулся к гарпии. И понял, что дело плохо.
* * *В иллюзионе Келены творилась неразбериха.
Ясно видимой оставалась лишь крошечная женщина-птица. Сменив кривые лапы на стройные девичьи ножки, она парила в вышине. Над ней крутилась воронка смерча, уходя в крышку «творильни». Под гарпией кипело бурое месиво. Временами из него проступал горный пик, крыша дворца или крона дерева.
И вновь – кисель, вьюга красок и форм.
«Ей не хватает маны, – догадался Кручек. – Я же предупреждал: не увлекайтесь панорамой!» Вмешаться, а тем более оказать помощь он не имел морального права. Студентка сама должна выстроить пример. Мало маны? – измени, найди другое решение, упрости…
Гарпия хлопнула крыльями, словно рвалась с привязи. Оперение сменило цвет с пестрого на гладко-стальной. Сжались когти лап, кроша дерево скамьи. На алебастровом лбу выступили жилы, как у портового грузчика, вскинувшего на спину тюк с зерном.
Струйка пота пролилась от виска к щеке.
