– Не волнуйтесь, Татьяна, все будет хорошо! Вот и сын ваш на поправку пошел, и Володя жив, письмо прислал. Мы его постараемся найти. Послезавтра с утра и поедем. Все будет хорошо…

Мне бы и самому хотелось в это верить. Только многое мешает. Теряют на глазах сознание люди на остановке. Обмяк, не дышит старик. Попал в больницу Монахов-младший (слава богу, очухался парень!). Убит американец. Рассказы Большого Босса и «бригадира» Калмыка, бывшего Олегова одноклассника. Сломанная рука Ленчика. Шестеро насильников искалечены вот этой застенчивой и несчастной девушкой, сидящей напротив меня. «Самая разрушительная система выживания». Как у Миши Успенского: «Всех убью, один останусь..!»

– А сейчас, если вы, Ольга, не возражаете, мы бы хотели взглянуть на вторую кассету.

– Конечно… Она у меня дома. Если хотите, можем поехать хоть сейчас.

– Поехали. Спасибо за угощение, Татьяна, а Владимира мы постараемся найти. Как только что-то прояснится – сразу как минимум позвоним.

– Погодите! Давайте я ему хоть записку напишу, на случай, если вы его найдете…

Олег

…за окном, в промозглой темноте, ветреная Геба уныло кормила Зевесова орла. Занятие это, видать, за тысячелетия каторжных работ надоело Гебе хуже горькой редьки, гроза в начале мая выходила нудной и бесконечной, как зубная боль; и громокипящий кубок проливался на землю мелкой, дребезжащей в кронах деревьев моросью.

Воскресенье распинало себя на сыром кресте полуночи, чтобы воскреснуть через неделю.

Я сидел в комнате один, обложившись фолиантами разной степени потрепанности, и тупо смотрел в составленную мною же схему.

Этакое «Театр Но о времени и о себе».

Сидел.

Смотрел.

Даже правок не делал.

«1333 г. – рождение Канъами Киецугу, основоположника национальной драмы и отца театра Но; годы жизни 1333–1384. Также начало новой исторической эпохи Муромати (1333–1573), искусство которой создавалось под эгидой воззрений дзэн.

1363 г. – рождение Дзэами Киецугу (в дальнейшем – Дзэами Дабуцу), сына Канъами и величайшего теоретика-практика театра Но; годы жизни 1363–1443.

1374 г. – Есимицу, третий сегун клана Асикага (1358–1408), посещает спектакль труппы Канъами «Окина», приходит в восторг и берет труппу под покровительство. Переезд труппы в Киото, а других трупп – в крупные города.

1384 г. – после смерти отца Дзэами в девятнадцатилетнем возрасте возглавляет труппу.

1392 г. – сегун Есимицу прекращает эру двоевластия (наличие двух императорских дворов, Южного и Северного), и на трон восходит сотый император Го-Комацу из северной, младшей ветви. Начинается расцвет экономики и искусства.

1394 г. – рождение сына Дзэами по имени Мотомаса (семейное имя – Дзэнсюн), выдающегося актера (1394–1432; умер скоропостижно при странных обстоятельствах). Также в этот год сегун Есимицу принимает на себя титул канцлера (высший в государстве, всего второй раз за всю историю пожалованный военному неаристократу) и номинально передает управление делами сегуната своему малолетнему сыну Есимоти.

1395 г. – канцлер Есимицу принимает постриг, начиная вести жизнь «a la монашествующий экс-император».

1399 г. – после трехдневных праздничных состязаний Дзэами Дабуцу признают лучшим актером Но.

1404 г. – рождение младшего сына Дзэами по имени Мотоеси, в будущем – буддийского священника.

1408 г. – Дзэами и его труппа на гребне славы. Но умирает сегун-покровитель Есимицу, реальным сегуном становится сын последнего, Асикага Есимоти; для актеров труппы Дзэами начинается период унижения и травли. До 1428 года нет ни одного упоминания о спектаклях Но в Киото; также им запрещены выступления при дворе.

1428 г. – после смерти сегуна Есимоти его сменяет на посту Асикага Есинори, покровитель племянника Дзэами. Начинаются еще более серьезные притеснения и репрессии…»

Нет.

Продолжить не получалось.

И не потому, что отсутствовали сведения; не потому, что хотелось спать; не потому, не потому…

Не получалось, и все.

Я разгреб книги в стороны. Полез в тумбочку. Достал серую рекламку «Технологии взрывного метабоя» и положил на стол. Потом извлек кассету, оставленную Монахом, – первую, а не вторую, полученную днем от Ольги. Сунул ее в магнитофон; включил телевизор.

И не стал торопиться, сев за стол и подперев голову руками.

Во дворе чавкал грязью дождь.

Старый хитрец Чжуан-цзы, помнишь свою притчу с бабочкой во сне? Кто я: циничный современник телевизора и метро, которому снится невозможный сон про юного актера-японца из пятнадцатого века, или открытый всем ветрам лицедей в костюме «караори», которому видится небывалая греза о несчастном Володьке Монахове, ходячем стихийном бедствии?

Кто?

Нет, не будем торопиться. Начнем сначала. С самого начала. Именно поэтому нельзя смотреть вторую, заключительную кассету «Технологии». Хочется, а нельзя. Ведь стоит лишь на миг допустить, что там есть тайна, которой нет в кассете первой, что стоит лишь нажать «play», и вдруг кошмар прорвется пониманием, в руки упадет волшебная палочка…

Допусти я это хоть на секунду, и мы станем с Монахом одинаковы. Он ведь тоже все эти годы убеждал себя: стоит найти нужного, правильного учителя, нужную, правильную систему; нажать нужную кнопку…

Он ее нашел.

Нашел ли?!

Медленнее, медленнее, медленнее…

Ты – мой персонаж, Володька Монах, ты живешь только во мне, ты часть меня, обрывок, отголосок, и я должен это понять, принять и согласиться… договорились?

Да, еле слышно ответил он, стоя за окном, в тенях мокрой ночи.

Мы с тобой одной крови, ты искал снаружи и обрел желаемое, я буду искать внутри, видя, какие мы разные, и видя, какие мы одинаковые; раз-два-три-четыре-пять, я иду искать, кто не спрятался, я не виноват… хорошо?

Да, молча кивнула тень во мраке.

Тень во мне и вовне.

Ты же сперва купился на эту рекламку, а кассеты пришли потом, позже; ты потянулся за ней, как теленок тянется губами к материнским сосцам, ты откликнулся на зов, который мне кажется бессмыслицей и гвалтом ярмарочного зазывалы… мы начнем с самого начала?

Да…

Итак: «Это не просто самая разрушительная система рукопашной защиты, основанной на секретах движений 3000-летней давности. Это не просто знание психологических секретов, используемых в экстремальных ситуациях. Это не просто специальные знания, позволяющие мгновенно превратить невинные предметы в безотказное и смертоносное оружие. ТВМ даже больше, чем все это, вместе взятое. В этом уже убедились все, кто освоил ТВМ. Мы получаем множество писем, в которых почитатели ТВМ рассказывают о тех крутых переменах, которые внесла в их жизнь Технология…»

Что вызывает во мне чувство отторжения?.. Во мне, в Димыче и Ленчике, в Большом Боссе и бригадире Калмыке?.. От чего мы брезгливо воротим нос?!

«Это не просто… это не просто… и это тоже не просто…» Вот оно! Мы слишком хорошо знаем, до чего же оно не просто на самом деле! Нет секретных движений 3000-летней давности, равно как и нет секретов мастерства и психологии, скрытых от новичка вредными наставниками (а хочется, ах как хочется, чтоб были секреты, секреты древние и оттого вдвое привлекательные; и уж совсем грезится, как их раскрывают тебе и только тебе!). Мы не верим, а знаем, поскольку проверили это на собственной шкуре, проверили по-разному, с разным результатом… но итог один.

Секретов нет, есть работа.

Ежедневная, спокойная, неторопливая.

Тяжелая.

Для одних она так и остается работой, для других превращается в образ жизни, как любое ремесло превращается иногда в искусство, реже, чем хотелось бы, но превращается… или не превращается, что сейчас не важно.

Монах, княгиня Ольга – вы ведь так и не узнали, продолжая верить! Ремесло, искусство… для вас оно оставалось сказкой, вожделенной легендой, где вам хотелось бы жить! Вы искали секретов и тайн, вы искали волшебную палочку – взмахнула фея-крестная, и оборотился добрый молодец ясным соколом, а крыса – кучером… Вы хотели быстро, и оттого получалось медленно; вы хотели сразу, и оттого постоянно откладывалось; вы хотели найти, но искали не там. Я прав?

Ты прав, бормочет несчастный призрак, купаясь в шелесте дождя. Ты прав, потому что когда-то сам был таким; ты прав, потому что не придумываешь, а вспоминаешь.

Да, Володька.

Я сам был таким; я был, а ты остался.

Остался во мне.

Есть многое на свете, друг Горацио: графоман становится модным писателем, восторгая собой сотни тысяч, наркоман становится символом просветления, увлекая в пропасть доверчивых… Однажды в Лхасе, на собрании крупнейших буддистов-вероучителей, ребром встал вопрос: можно ли наркотик считать путем к просветлению? Ведь кайф и Сатори так похожи!.. Спор длился не один день. Ответ был таков: «Нет, ибо наркотик не влечет за собой развития личности; достижение иллюзорной цели не есть Путь». Вот он, наркотик, передо мной: «…почитатели ТВМ рассказывают о тех крутых переменах, которые внесла в их жизнь…»

Продолжим.

«…О потрясающем случае в Новосибирске, где семнадцатилетняя девушка избежала насилия семи (!) парней, предварительно переломав руки и ребра двоим из них. О не менее потрясающем случае в Ростове-на-Дону, где сорокапятилетний больной мужчина практически изувечил двух грабителей, которые, угрожая оружием, пытались отнять у него автомобиль „Жигули-2104“. Есть и печальные вести. Арестован человек, который обвиняется в двойном убийстве. Напоминаем еще раз о необходимости тщательной юридической консультации о пределах необходимой самообороны…»

Что вызывает во мне чувство отторжения?.. Во мне, в Димыче и Ленчике, в Большом Боссе и бригадире Калмыке?.. В нас, людях совершенно разных, с разными целями и взглядами, с разной биографией; от чего мы, разные люди, одинаково морщимся?!

«…О потрясающем случае… о не менее потрясающем случае… переломав руки и ребра… практически изувечив…»

Мы не верим. И потрясающие случаи нас не потрясают. Полагаю, Большой Босс видел сломанные руки-ребра-челюсти чаще меня (я вовремя соскочил), а Ленчик с его опытом – чаще Большого Босса, да и вокзальный бригадир тоже, думаю, насмотрелся… Но это не ассоциируется для нас со словами «потрясающий случай». У нас есть другие слова, гораздо менее привлекательные. Перечислять не стоит. Хруст ломающейся кости не звучит в наших ушах «музыкою прекрасной» – обыденность или несчастье, беда или рабочая рутина, но потрясением тут и не пахнет; особенно потрясением с оттенком эстетического наслаждения.

Удовольствие для бедных.

Вот поэтому мы и не верим.

Монах, княгиня Ольга – вы ведь так и продолжали верить, умиляться и потрясаться, ибо никогда раньше не ломали руки-ребра-челюсти ни себе, ни другим?! Для вас это отнюдь не было несчастьем, не стало обыденностью, не превратилось в рутину; для вас это продолжало оставаться волшебной сказкой, манящим миражем… так дети восторгаются «киношкой» с десятками трупов и играют потом в «крепкого орешка», даже не подозревая, что в реальности на каждый орешек есть свой Щелкунчик. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой; но на похоронах бабушки те же дети становятся иногда молчаливы и серьезны, видя смерть вплотную, рядом, боясь поцеловать холодный лоб… впрочем, завтра с утра во дворе опять начинается: «Падай! Ну падай, я тебя убил!»

Мы покупаем сыну игрушечный автомат – и втайне играемся им сами, щепча: «Тра-та-та… Ну падай же!..»

Став взрослыми, остаться детьми; это далеко не всегда прекрасно и далеко не во всех проявлениях. «Ах, он до сих пор непосредственен, как ребенок!» – а попробуй этот «ребенок» при всех напрудить в штаны, лучше всего на банкете по случаю кандидатской диссертации…

Я прав?

Ты прав, беззвучно шепчут тени, и вялая молния рассекает тьму, чтобы почти сразу дать тьме сомкнуться. Ты прав, потому что когда-то сам был таким; ты прав, потому что не придумываешь, а вспоминаешь.

Да, Володька.

Я сам был таким; я был, а ты остался.

Остался во мне.

И часто напоминаешь о себе бесом в ребро, но если закон для дилетанта означает: «Не могу и потому не делаю!» – то стократ ошибется тот, кто примет «Могу и делаю!» за закон для мастера.

Здесь властны иные законы, законы свободного выбора: «Могу и потому не делаю!»

Мастер – образец подражания для дилетанта; дилетант – образец подражания для мастера.

Продолжим.

«Уникальность ТВМ заключается в том, что она не требует большой физической силы, ловкости, длительных изнурительных тренировок (полное освоение занимает считаные дни; если соблюдать предложенный график – три месяца), и при этом является самой разрушительной системой выживания из всех существующих. Комплект высылается наложенным платежом в сумме 69.00 гривен (с учетом почтовых расходов). Поверьте, это очень небольшая цена за то, что содержится в комплекте! Оплата производится по получении на почте».

Что вызывает во мне чувство отторжения?.. Во мне, в нас… что?!

«…она не требует… полное освоение занимает считаные… наложенным платежом… оплата по получении…»

Мы никогда не сможем поверить, что умение можно купить. Мы никогда не поверим в оплату по получении, за считаные дни и «не требуя».

Мы не сможем.

Володька, ты смог?

* * *

Я не стал смотреть кассету; ни первую, ни вторую.

Ни к чему.

Я и так увидел лицо беса, сидевшего во Владимире Монахове; беса, откликнувшегося на призыв лжетигра:

– Ваша задача – выжить!

Дмитрий

…Из колонок грохотало дробное соло на ударных, щедро приправленное перезвоном тарелок (последний заловый альбом «Deep Purple», на днях купил, уже по третьему кругу слушаю); ряды черных букв на книжной странице исходили кровью и сабельным звоном – и поэтому еще один звонок, телефонный, я расслышал не сразу.

– Папа, это тебя!

Ну вот, и так каждый раз: стоит только прилечь вечером на диван, почитать книжку и музыку послушать, как начинаются визиты! А потом – как в старом анекдоте: «Чукча не читатель, чукча писатель!» На полке накопилось по меньшей мере десятка два книг, которые надо бы прочесть, – да все времени нет…

– Спасибо, Сережа.

Это он мне трубку от радиотелефона принес. Опять забыл рядом положить, когда на диване устраивался.

Сын убегает, и я не успеваю сказать ему, чтобы шел спать.

Давно пора.

Или не пора: раз жена не идет ругаться, чтоб выключал свою лесопилку…

– Привет, Димыч.

– Привет.

Это Ленчик. Странно. Он обычно Олегу звонит, а не мне.

И время слишком позднее для трепа.

– У Олега занято все время. Блокиратор, наверное?

– Блокиратор, – соглашаюсь я.

Ленчик молчит и дышит в трубку.

– Понимаешь, Димыч, я тут немного поизображал из себя майора Пронина – на комиссара Мегрэ, увы, не тяну – и кое-что выяснил. Насчет кассет. Ну, ты понимаешь.

Я понимаю.

– Что, еще один Терминатор бродит по Европе? – Шутка выходит неуклюжей.