— Вы человек,сударь Тирулега?
— А у вас есть сомнений? Я обидеться до глубина души.
Надо же: ни один мускул не дрогнул. Замер, как жаба-липучка, только губы шевелятся, когда отвечает… Ан нет! Вон по ладоням рябь прошла. И моргать начал: часто-часто.
— Признаться, есть. Что вы делаете в моей комнате? Извольте объясниться! По-человечески.
— Я приносить гора извинений. За торг… за вторг… за вторжище. Мне мочь слезть?
— Мочь, — буркнул барон.
Следовало, конечно, держать этого нетопыря под потолком, пока не свалится, — в наказание за «вторжище». Но Конрад утомился разговаривать, постыдно задрав голову вверх. Кроме того, барон не был уверен, что Тирулега вообще когда-нибудь свалится. Останется висеть, пока не разрешат спуститься. Запросто.
— Я сердечно благодарить.
Старик отлепил от балок ладони, маятником качнулся к стене и плашмя, как насекомое, сбежал вниз. После чего встал на ноги и покорно застыл, всем видом излучая радушие. Взяв со стула чесучовый халат, обер-квизитор набросил его на плечи; запахнулся. Неприлично принимать визитера в ночной сорочке. А в халате дангопейской работы, расшитом сценами подвигов Лучшего-из-Людей — еще в первой, нерасчлененной инкарнации героя, — совсем другое дело. Хотя тусклое освещение вряд ли позволит Икеру Тирулеге оценить красоту вышивки.
— Садитесь, — барон указал на освободившийся стул. — Я жду объяснений.
Сам он присел на край развороченной постели; отложил в сторону кинжал, подобрал с пола одеяло, закутав разбитые при падении коленки. Тайком глянув в зеркало, висевшее у дверей, с удовлетворением отметил: Тирулега в зеркале отражается. Значит, не врет: человек.
— О да, объяснять! Из благих намереньев спешить! К вам явиться в гость инкубонис…
— Кто явиться в гость?!
— Инкубонис. Чужой кошмар, — в слове «кошмар» Тирулега сделал сильное ударение на «о». — Я его ловить!.. поймать.
— Поймали чужой кошмар?!
«Только безумца в нашей компании не хватало», — мелькнуло в голове Конрада.
— Да! Ох, я забыть известить: я есть ыртабаз каптор… пойматель?.. ловун?.. ловитель?.. ловец снуллей. В пятое колено…
— Куда вы есть? В какое колено?!
— В пятое. Отец, дедушок, прадедушок… Вы понимать?
— Понимать я…
— Вы хорошо понимать? — с сомнением переспросил Икер. — Вы не стать резать ножик?
— Не беспокойтесь. Как-нибудь пойму без поножовщины. В который раз барон пожалел, что в этом походе ему не сопутствует Генриэтта Куколь. По возможности, в одной комнате. Дабы в критических ситуациях подставить, говоря языком трубадуров, плечо. Оно, конечно, неприлично, когда сударь и сударыня, не связанные узами брака, на рассвете оказываются подозрительно близки друг к другу. Но, с другой стороны, содействие Тихого Трибунала, что ни говори, бывает полезным, а истинный дворянин и кавалер никогда не позволит себе…
Фон Шмуц строго одернул разыгравшееся воображение.
И рассказывать Тирулеге о своих сожалениях не стал.
***— Ну как? — спросил Мускулюс, дождавшись, пока дрейгур скроется за поворотом. Похоже, он не слишком доверял заявлениям профоса о безопасности переговоров. — Когда наших искать станем?
Устало вздохнув, Анри помассировала виски кончиками пальцев.
— Уже ищу.
— Успехи есть?
В темных глазах малефика тлело сомнение.
— Есть. Бусина закатилась под кровать, а это седьмая бусина из седьмого комплекта гадания на суженого-ряженого. Бирюза с яблочным оттенком приносит победу и удачу в делах, ускоряет бег лошади. Герань в сочетании с вашим флаконом, сударь Тэрц, — к заботам, потребующим нашего непосредственного участия. Там еще побочное тепло домашнего очага, но им можно пренебречь. Петухи на халате гросса — одиночество уходит, но бойся ссоры. Скандал с начальством предупреждает об опасности скоропалительных выводов. Ходячий покойник — к добрым вестям. Если он голый или одет частично, скрывая срам…
— Вернемся к скоропалительным выводам, — прервал Мускулюс лекцию по оперативной мантике. — Где чурихцы держат пленных квесторов?
Анри развела руками:
— А нигде. Квесторов, судя по композиции мантуалий, в Чурихе нет.
— Как нет?!
— Так. Нет, и все.
Судя по виду малефика, он замышлял государственное преступление: убийство сотрудницы Тихого Трибунала.
— И не предвидятся? — вмешался более сообразительный Тэрц.
— Отчего же? Вы, сударь, упустили влияние бирюзы на петухов, в сочетании с косвенной геранью. Предвидятся. В самом скором времени. Правда, веер Наамы сопряжен с мелким разочарованием, но, мне кажется, веером тоже можно пренебречь.
— Значит, надо ждать? — подвел итог профос.
— Значит, надо.
И они шагнули в ворота.
***Нет, не безумец, хвала Вечному Страннику. Ловец снов? Надо же! Весьма редкое занятие. О ловцах — иначе, морфинитах — Конрад слыхал, но ни с одним из них до сих пор знаком не был. Тем временем Тирулега извлек из складок балахона радужную плетенку и встряхнул, демонстрируя барону. В плетенке вяло трепыхалась пятнистая медуза со свисавшей вниз бахромой щупалец. Бахрома выглядела гнусной и откровенно стрекучей. Внутри медузы мерцал болотный огонек с ядовитой прозеленью.
— Это мой кошмар?!
— Не ваш светлость. Чужой. Я такой первый раз видеть. Скверно разуметь могу…
— Хорошо, хорошо, — прервал старика барон, хотя после оригинального спасения пульпидора и беганья по потолку язык не поворачивался называть Тирулегу «стариком». — О ваших талантах поговорим чуть позже. Сейчас меня интересует другое: почему вы сразу не представились? Отчего полезли драться? Я ведь мог вас убить…
В последнем Конрад был далеко не так уверен, как хотелось бы. Он хорошо помнил вкрадчивые тиски, сдавившие запястье. Наверняка остались синяки. «А мог и кость сломать», — с опозданием дошло до барона.
— Я не лезть!.. не лезть! — Тирулега помахал в воздухе указательным пальцем, словно отгоняя от себя напраслину. — Вы сами на меня скакнуть козлотур! Я забоял… забояться. Голова совсем дурной, когда забояться. Только потом додумать: надо говорить, кто я. Я и говорить.
Барон вздохнул.
— Ладно, я вам верю. Такое случается: когда человек с перепугу в драку лезет…
— С перепуг, с перепуг! — согласно закивал Тирулега. — Я сильно-сильно перепугивать, когда вы скакать!
— А теперь вернемся к нашим кошмарам…
— Не наш!.. не ваш. Чужой. Сопирель. Как это… водить?.. наводить?..
— Наведенный?
— Да! Наведенный. Блуд…
— Приблудный?
— Да! Приблудник. Правильно есть. Бывать так: друг-враг нарочно сон на человек наводить. Это — сопирель. У нас так говорить, между ловцы снуллей. А бывать, сон своя воля бегать. Чужой, приблудный и сам ходить ногами. Вагансомнул. Редко-редко бывать.
Конрад встал, прошелся из угла в угол, заложив руки за спину. «Как арестованный в камере», — пришло некстати сравнение, и барон поспешил сменить позу. Остановился перед почтительно молчавшим Тирулегой, глянул сверху вниз. Обер-квизитору нравилось смотреть на людей сверху вниз. К сожалению, памятуя рост барона, выпадала сия радость нечасто.
— Так мой сон наведенный или приблудный? Сам явился? — или наслали?!
Тирулега удрученно нахохлился:
— Я не разуметь. Я каптор ырта… ловец снуллей больше сорок лет, но такой снулль — первый раз. Сопирель. Вагансомнул. И капля-капелька — ваш. Все вместе. Никогда не видеть.
Он вновь уставился на плетенку с пойманной «медузой».
— Вот тут зелень светить, мало-мало. Видеть? Значит — сопирель. Свой сон — желтяк или пеструшка. Инкубонис — красный. И гори ясно-ясно. А здесь висеть веревки, шевелиться. Видеть? Вагансомнул. Приблуда. Он на веревки летать туда-сюда.
«Похоже, наш морфинит никогда не видел медуз и не знает слова „щупальца“, — отметил Конрад.
— Плотный — значит, правда. Память. Как мозги в башка. А тут ба… ба-хромать?
— Бахрома?
— Да, ба-хромать! Это значит — старенький, очень. Много ба-хромать. Много-много лет. Сколько ниточек, столько раз сниться. Видеть?
— И сколько же лет нашему дорогому… м-м… инкубонису? — осторожно поинтересовался обер-квизитор.
— Я не знать. Сто? — больше-меньше… Точно не сказать. Первый раз — такой старый снулль. Никогда не видеть, слышать только. От мой дедушок. Всегда думать: сказка…
Барон ощутил себя плошкой, в которую из клепсидры-Тирулеги капают слова — вот-вот наполнят до краев. Брызги летят на стенки, стекают обратно памятью о пойманном снулле, уходят вглубь, в бешено вращающиеся водовороты мыслей…
— Погодите! Вы утверждаете, что этот сон — частичная правда? Чья-то память? Не игра воображения? И теперь эта память — в вашей… ловушке?
— Не память, — замотал головой Тирулега. — Снулль. Ну, сон и снулль… это как… О, книга! Снулль — книга. А сон — буквицы, что в этот книга кто-то записать. Снулль носит сон. Я поймать снулль. В снулле — сон, который вам кто-то приснить.
— Вы хотите сказать, что у вас в ловушке снулль, в снулле — сон, а во сне — чужая память?
Барону ужасно захотелось проснуться.
— Верно есть! — ловец искренне обрадовался понятливости собеседника. — Не весь память. Ломтик.
— Хорошо, пускай ломтик, — в обер-квизиторе вдруг проснулся охотничий азарт. — Выходит, кто-то помнит время становления Ордена Зари! Сударь Тирулега, вы совершенно правы: нашему другу-снуллю очень много лет. А как далеко должен находиться человек, чтобы снулль перенес его сон на другого человека?
— Недалеко. Рядом.
— Например?
— Например, в сей дом.
— Очень хорошо! — фон Шмуц потер руки в предвкушении. — И вы можете определить, чей это сон?
Конрад уже знал ответ. Сейчас ему требовалось лишь подтверждение. Никто из спутников барона не был стар в должной мере — это известно доподлинно. Но для колдуна или мага, особенно с мощным внутренним запасом маны, и сто лет — не предел жизненного срока. Молодо выглядит? — на то есть личины и другие чародейские штучки. Не далее как позавчера благодаря мастерству вигиллы барон и сам куролесил в облике верзилы-матроса.
— Да, я мочь определить. Здесь, в сей дом, нет такой человек.
— То есть как — нет?! Вы ловец снуллей или шутник?! От расстройства, что замечательная догадка развеялась сизым дымом по ветру, Конрад на миг сорвался, о чем немедленно пожалел, устыдившись. Зрелый муж, дворянин, высокопоставленный сотрудник Бдительного Приказа… Значит, обязан держать себя в руках даже в часы светопреставления. Стыд и позор!
— Извинить меня, — уныло развел руками Икер Тирулега. — Странный снулль. Редкий. Нет, в дом нет просеззориус ага… человек-хозяин.
— Прошу прощения за резкость и недоверие. А как насчет молодого пульпидора, которого вы вчера спасли?
— Нет, горбатый не мочь быть просеззориус. Никто из люди в сей дом.
— А скажите… Сны, то есть снулли — их можно хранить?
— О, да! — оживился Тирулега. — Целый искусство есть. Я им владеть! Снулль поймать, сажать в экзипула, — он еще раз продемонстрировал плетенку с «медузой», — из экзипула в апотека… схрон… сохранялище. Там снулль долго сидеть мочь. Давать приснить иногда, настой духоцвет брызгать, глупый муравей не пускай рядом…
— Как долго?
— Год. Два. Десять. Десять — редко.
— А пятьдесят? Сто?!
— Не знай, — признался честный Тирулега. — Никто хранить не пробуй. Если сон долго покупатель нет, его сушить, потом толкать?.. толочь?.. — порох делай. Инкубонис-порох с сера и кора дуба быстро таракан гоняй. Порох-сон про война с перец и сухой лишай — от лихоманка пить. Порох-сон про деньги…
Барон знал: морфинитов зовут, желая избавить человека от кошмаров. Даже широкополосные гипномаги не всегда брались помочь, а ловцы снов обычно справлялись. Впрочем, зарабатывали на жизнь они не только ловлей кошмаров. Находились и состоятельные любители грез, пойманных в силки. Чем впустую пролеживать бока, не лучше ли пережить во сне любовную авантюру? Предаться оргии? Схватиться с врагом в смертельном, но безопасном поединке? Пощекотать пресытившиеся чувства чужим ужасом?
Но порошок от тараканов?!
— Спасибо, сударь Тирулега. Кроме вас, здесь больше нет ловцов?
— Нет. Я один есть каптор ыртабаз.
Конрад не стал выяснять, каким образом старик определяет коллег. Сам барон тоже в девяти случаях из десяти распознал бы квизитора под любой личиной.
— Премного благодарен вам, сударь. Итак, вы уверены, что в клиентелле нет человека, который мог бы, вольно или невольно, «подбросить» мне этот сон?
— Уверен. Я хранить снулль сей, сколько нужно. Его можно приснить еще. Вдруг вы там найти полезный… сведений? Про наш общий дело?
— Буду вам весьма признателен. А сейчас прошу меня извинить: светает, я хотел бы переодеться к завтраку. Нам скоро выступать.
Всплеснув черным плащом, Тирулега откланялся и ушел. «Хорошо хоть не по потолку…» — вздохнул барон, совершенно сбитый с толку.
— А мне в морге и говорят: в кредит больше не дадим!
— Тебе?
— Мне! Я им подтверждение категории, заявку на эксперимент, план мероприятий… Нет, и все, хоть тресни! Лимит, сатир его бодай, исчерпан! Взятку сунул, так интендант, гарпий моченый, аж взвился…
— Давай я на себя запишу. Мне Фрося семь льготников подмахнул, а я на третьем вижу: глушь! Без «ветлы» тень прямо в банке рассасывается…
— Кручу, верчу, дух поймать хочу…
— Да нет же! Кручу-у, верчу-у… Упирай в конце на «у». Уменьшенная септушечка с добавленной сверху малой нонкой, как в «Гибели богов». Я тебе дам «Процесс разложения мелодики вызова», там есть…
— Кручу-у, верчу-у…
— Ну ты, брат, глухарь… тебе дух только в старом башмаке ловить…
— …чу-у… задолбала ваша септушечка!.. кручу-у-у…
— Берешь медный чан, кипятишь воду на перекрестке семи дорог. Дальше по порядку: жир Hemiaspsis signata, зев Tachyglossus Churihus, клюв Strigiforme… э-э… глаз Coronella austriaca…
— Погоди, я запишу… в чан живей сыплю жир болотных змей, зев ехидны, клюв совиный… глаз медянки…
— …пясть Bufo calamita, ветвь Taxus cuspidata… желчь Capra ibex… Capra ibex…
— …жабий окорочок, ветка тиса… желчь безоарова козла…
— Простите великодушно, господа! Capra ibex — это козерог, а безоаров козел — он именуется Capra aegagrus…
— Козел, он и в Ла-Ланге козел…
— Да, но его желчь в данном случае конфликтует с тисом! Как общеизвестно, тис тянет корни ко рту всех трупов, а камень-безоар, иначе панзахр радостный, он же Хаджарылтес, он же «пища жизни», взошедший на желчи Capra aegagrus, хранит от дурного глаза с летальной перспективой…
— Минуточку! Если ваш безоар при употреблении вовнутрь заденет зубы употребляющего…
— А для этого «пищу жизни» толкут пестиком и размачивают розовой водой! И, закрутив винтом в бутыли, непосредственно в глотку, минуя жизненно важные зубы…
— А вы, собственно, кто таков будете, сударь?
— А я, собственно, буду лейб-малефик Андреа Мускулюс… м-м… вольноприглашенный консультант гроссмейстера Эфраима!
— Коллеги! Фрося малефика заказал! Королевского!
— Гип-гип-ура!
— Слава Фросе!
— Слава лейб-малефициуму!
— Дорогой! Любимый! Вредитель ты мой ненаглядный! Зайди в пятую лабораторию, мы там без вашего брата обстрадались!..
— Главное, не дать шнурки на саване надрезать.
— Почему?
— Если родичи надрежут — все, не поднимешь. Он, гад, такой тяжелый делается…
— А дождик смастырить? Они жмура во двор, рюмзить. а ты тучку за штучку, и сверху: кап-кап, кап-кап… Жмур, кого дождем накрыло, идет как по маслу!
— Дождь, это хорошо… дождик-дождик, перестань, во гробу мертвец восстань…
— И в домовинку красное яичко подкинуть… с льняным клочьем…
— За яичко «тэтэшки» тебя самого… за красное…