Дюжина пузырьков и баночек с разноцветными жидкостями и мазями.
Две большие шкатулки ручной работы, с идентичными наборами веретен в каждой.
Два свернутых в кольцо ремня мягкой кожи, без пряжек и застежек, с утолщениями посредине.
Три кошеля с мраморными шариками для игры в «шиб-здик».
Мешочек с булавками, нитками, иголками и прочей дребеденью.
Старинный роговый гребень; позолота стерлась от времени.
И, наконец, в потайном кармашке дряхлой котомки — лист плотной бумаги, сложенный вчетверо.
В сортах бумаги Конрад разбирался хорошо. Он сразу определил: желтизна листа — не признак ветхости или скверного качества. Сорт «Верже Алехандро» с благородным отливом в желток стоил дорого, приобрести такую бумагу можно было лишь в лавках Цеха Каллиграфов.
Обер-квизитор тщательно ликвидировал следы изысканий — и развернул листок.
«Почтенная госпожа Аглая!
Сим спешу довести до Вашего сведения, что любимая внучка Ваша, Лайза Вертенна, не только опрометчиво вступила в Орден Зари, что Вам, по-видимому, известно, но также была замечена в…»
Шум в коридоре Конрад услышал за несколько мгновений до того, как дверь в комнату с грохотом распахнулась. Обер-квизитор едва успел сунуть письмо на место, захлопнуть стенной шкаф, где стояла котомка, и отпрыгнуть к окну. «Увидел, что дверь приоткрыта, решил заглянуть — вдруг воришка забрался?..» Объяснение натянутое, но, в целом, приемлемое. Старуха, правда, недоверчива…
— Собака! Там собака! Большая! Огромная!
В комнату вломилась бешеная радуга. Взъерошенный, рыжий, веснушчатый, совершенно незнакомый барону детина принялся лихорадочно запирать дверь на щеколду. В алой блузе, подпоясанной лазурным кушаком, в шароварах густоболотного цвета, он потрясал воображение. Швырнув на кровать грязную суму, гость трясся от испуга. Видимо, боялся, что «огромная собака» вломится следом. Дверь открывалась наружу, собака никак не могла ворваться сюда, но детине было не до логических умозаключений.
Щеколда плясала и выворачивалась из толстых пальцев.
На миг прервав судороги, детина обернулся к Конраду.
— Во-о-от такенная собака! — он отчаянно развел руки. Судя по размаху, собака уродилась размером со стог сена. Трус выглядел лет на тридцать, но конопатое лицо коверкал страх маленького ребенка.
Конрад подошел и помог несчастному разобраться со щеколдой.
Счастливо отдуваясь, детина рукавом отер со лба пот. И вдруг с недоумением уставился на барона, словно впервые его увидел.
— Что ты делаешь в моей комнате, сударь? Несмотря на щекотливость ситуации, барона начал разбирать истерический смех.
— Вы уверены, что это ваша комната?
— А чья же еще?
Решив не уточнять, в чьей именно комнате они оба находятся, Конрад продолжил игру «вопрос на вопрос»:
— Вы живете в этой гостинице, сударь?
— Да!
— В каких апартаментах?
— В этих!
По правилам игры, ответивший вместо вопроса утверждением — проигрывал. Но рыжий проигравшим себя не считал.
— Цифра на дверях ваших апартаментов какая?
— Цифра? Н-не знаю… — детина моментально растерял недавнюю уверенность. — А-а, цифра!
Он просиял, звонко хлопнув ладонью по лбу. Словно комара пришиб.
— Хозяин сказал: номер одиннадцать на Черной стороне. Это Черная сторона?
— Черная. Только номер не одиннадцатый, а восьмой.
— Ох, блин катаный! Виноват! Выходит, я к тебе вломился… Беда-то какая! Что ж теперь делать?
— Наверное, идти искать свой номер, — пожал плечами барон.
— Ну да! А собака?!
— Вы уверены, что она вас ждет? Хорошо, я пойду первым.
Отодвигая щеколду, Конрад чувствовал себя участником дурацкого фарса. Рыцарь Утренней Зари вызволяет жертву из лап Черного Аспида… Овал Небес! Предчувствия его не обманули. Аспид во плоти действительно поджидал в коридоре!
У стены, заложив руки за спину, стоял стряпчий Фернан Тэрц.
Из всех возможных свидетелей негласного обыска — самый нежелательный.
— Что здесь происходит? — риторически вопросил Тэрц.
— Это я во всем виноват! — радостно гаркнул рыжий, вываливаясь в коридор. Суму детина успел опять водрузить на могучее плечо. — Собака! Тут была злая собака! А я вломился в чужой номер! А этот благодетель меня спас! А собака убежала…
Стряпчий шагнул вперед, готовясь к длительному общению, но с лестницы донеслось:
— Немедленно! Где здесь барон фон Шмуц?! Я хочу видеть этого человека!
Скажи Конраду кто-нибудь еще вчера, что он будет рад появлению буйного корнета Лефевра — ни за что бы не поверил!
***— Я требую объяснений, сударь!
Сегодня корнет был сам на себя не похож. Пылкий, оскорбленный, чего-то требующий — все как обычно. Но присутствовал в конном пращнике Франце Лефевре некий надлом. Томила тайная червоточина. Ел поедом злобный хорек сомнений. Лицо осунулось, выправка увяла. И страстный огонь во взоре гнусно коптил.
Даже султан на кивере, возвышаясь над помпоном, скорбно качал пучком китового уса.
— Как вы мне надоели, сударь! — честно вздохнул барон, чувствуя, что мимо воли проникается сочувствием к мальчишке, переживающему тяжелый период крушения иллюзий. — От второй дуэли я категорически отказываюсь, имейте в виду. Меня в спец-арсенале запрут на веки вечные… Слушайте, зачем вы меня преследуете? Фехтовать не с кем?!
— Вы!.. вы… — корнет задохнулся. Кровь бросилась ему в лицо и сразу отхлынула. Юноша был невменяем. — Идемте! Да, да, сударь! Идите за мной!
Схватив барона за руку, он потащил добычу на улицу. Конрад не сопротивлялся.
— Вот! Смотрите!
На фонаре, обвитом змеей, белело объявление. Прямоугольный листок бумаги, приклеенный с тщательностью сумасшедшего: ни уголка не торчало, ни краешка. Неживой, твердый почерк, ровные ряды предложений словно пехота на плацу — все это было хорошо знакомо барону. Если ты записной дуэлянт и служишь в Бдительном Приказе, такие штуки выучиваешь наизусть и узнаешь с первого взгляда.
— Читайте, сударь!
— Корнет полка конных пращников, — зачитал барон скучным тоном, заранее зная содержание листовки, — Франц Лефевр в итоге дуэли с бароном фон Шмуцем, обер-квизитором…
— Дальше! Читайте дальше! Это уже по всему городу висит!
Подобные резюме — в рамках Дуэльного Кодекса, статья «Поощрение и наказание» — учредил высочайшим указом Ромуальд Грозный, прадед Эдварда II. Поскольку дуэль на саблях-болтушках не приводила к телесным повреждениям, заметным для населения, а потому радостным для победителя и позорным для побежденного, синклиту магов-консультантов вменялась разработка соответствующего эрзац-заменителя. Конкурс выиграл волхв-радетель Джошуа Магарыч, очаровав стилос и восковый таблетон особо извращенным образом. Во время дуэли все сведения о результатах горели под стилосом темным пламенем и нечувствительно переносились в канцелярию Приказа, где размножались методом «librorum impressio». Прикормленые гении-табеллариусы разносили листовки по Реттии и расклеивали на столбах в достаточном количестве.
Таким образом любой, желающий получить законное удовлетворение от господ квизиторов, рисковал не шкурой, но репутацией.
— …был опозорен семь раз против одного косвенного позора…
— Вы издеваетесь? Дальше!
— Теофиль Стомачек, он же Гвоздила… опозорен шестнадцать раз…
— Дальше, сударь! Извольте не останавливаться!
— Сыка Пайдар, он же Яцек Малява… дюжина прямых позоров и три косвенных… бездельник Феликс Шахрай… опозорен восемь раз…
Волосы на голове Конрада встали дыбом. Он совершенно забыл, что данные о расправе над подлыми грабителями отправятся в канцелярию тем же внечувственным путем, что и сведения о дуэли с Лефевром. Где будут зафиксированы, размножены и отправлены в народ. Неодушевленный метод «librorum impressio» в текст не вникает, а гениям-табеллариусам объявления читать недосуг. Разнесли, расклеили, и баста.
А Кримхильда с Брюнхильдой?! Вот же стервы!
Хоть бы напомнили, болтушки…
— Вот!.. — восклицательные знаки в речи корнета поникли, изогнулись от горя наподобие вопросительных. — Вот, сударь… не ожидал от вас, право слово, не ожидал… А еще честный человек, первый ранг заслужили…
— Простите, Лефевр! Ради Вечного Странника, простите! Это в переулке… они измывались над беспомощным стариком… я не мог пройти мимо…
— Я вам верю, сударь. И тем не менее… Корнет отчетливо всхлипнул.
— Руки не подают… смеются!.. говорят, будто я вас испугался. Со страху и привел на дуэль компаньонов… бандитов… чтобы вас, сударь, целой шайкой убивать! А мои секунданты бранятся… грозятся шею мне… намылить!
— За что?!
— В полку теперь думают, что это — они…
— Кто — они?!
— Эти ваши… Гвоздила, Малява… под псевдонимами, значит, явились… в драку полезли… честь офицера позорят… Прапорщика Роцека «малявой» задразнили! Полковник Фраух назначил служебное расследование… Помогите, сударь!.. честью заклинаю, помогите… пропаду ведь…
Барон пинком распахнул двери «Приюта героев»:
— Хозяин! Лист бумаги, перо, чернила! Живо!
Полковник Рихард Фраух был добрым знакомым Конрада. Они временами спорили о париках: барон предпочитал малый, с буклями и косицей, а полковник любил старомодные и громоздкие «лябинеты». Эти разногласия лишь улучшали отношения. Личного письма вполне хватит, чтобы уладить дело безвинно пострадавшего корнета.
Хотя, как говорит прокуратор Цимбал, наказаний без вины не бывает.
SPATIUM IV. СВЕДЕНИЯ О ПРОПАВШИХ КВЕСТОРАХ, или СИНОПСИС АРХИВОВ БДИТЕЛЬНОГО ПРИКАЗА
Агнешка Малая, девятнадцать лет, из оседлых хомолюпусов Глухой Пущи. Семья многодетная, но не бедствующая. Отца потеряла в детстве: участвуя в подпольных собачьих боях, скрывший от арбитров свое происхождение, Стоян Малой был загрызен Намнетом III, ублюдком ротвейлера и аки-тасу. Войт Глухой Пущи, потакая устроителям боев за долю с выплат, делу хода не дал, оформив гибель Стояна как естественную смерть от удушья. Семейство Малых не настаивало на разбирательстве, удовлетворившись вирой. Хозяин Намнета III, спустя месяц обнаружив любимца разорванным в клочья, пытался жаловаться, бранил публично дикий обычай кровной мести, пьяный, хулил беспринципных оборотней, превративших искусство собачьих боев в сточную канаву, но вскоре покинул область Пущи в спешном порядке, без объяснения причин.
На дверях его дома за два дня до бегства кто-то неизвестный вырезал на старореттийском: «Homo homini lupus est!»
С двенадцати лет, достигнув совершеннолетия, Агнешка устроилась наемной овчаркой сперва к братьям-гуртовщикам Сошникам, гонявшим овец от Пущи на Ятрицу, а через три года — в бычий гурт Енца Хромого. Как известно, молодые бычки, перегоняемые на скотобойни, упрямы, своевольны и склонны к побегу, посему у собак много забот с норовистым скотом, крупным и рогатым. Гуртовщик-человек в данной ситуации, если такое сравнение приемлемо, выступает в роли «короля», а собака — в роли «канцлера», уступающего только «королю» и не дающего спуску остальному гурту. Согласно мнению Енца Хромого, хомолюпусы наилучшим образом соответствуют этому раскладу сил, избегая пустых конфликтов.
Рекомендации Енца — превосходные.
В личной беседе добавил: похотлива, но без последствий.
Острое чувство справедливости, желание защищать слабых, видимо, связанное с ранней безотцовщиной; боязнь иметь детей, ибо мир зол к детенышам. Гуртовщики звали Агнешку «оберегом», полагая, что она приносит удачу…
В Орден Зари вступила по собственному желанию.
Джеймс Ривердейл, виконт Треццо. Двадцать три года. Отличный фехтовальщик, ученик маэстро Франтишека Челлини. Излюбленное оружие: два клинка разной длины, чаще — рапира и дага. Прошел полный курс в хомобестиарии храма Шестирукого Кри. Предпочтительные психо-мутации: гнолль, стоким, гарпия. От предложения вступить в гвардейскую роту охраны дворца под командованием Рауля Десареза с дальнейшим продвижением в полк лейб-стражи Рудольфа Штернблада — отказался. От предложения Кристобальда Скуны остаться при храме в качестве эксперта — отказался.
Отзыв мага Скуны: «Идеалист, романтик, но живуч».
Восемь дуэлей, все без смертельного исхода.
Энергичен, вспыльчив, отходчив.
В Орден Зари вступил по собственному желанию.
Лайза Вертенна, из нетитулованных нобилитов Альгамбры. Двадцать четыре года. Род ведет от крупного землевладельца Саймона Вертенны, начинавшего как торговец рабами. При диктаторе Клавдии Добродушном группа богатых, но не могущих похвастаться родовитостью жителей Альгамбры вступила в союз с рядом знатных патрициев, закрепив союз межсословными браками. В итоге образовалось новое сословие нобилитов, с правом избираться в альгамбрский сенат, занимать высокие государственные должности, иметь льготы в налоговом реестре и делать священный татуаж на костяшках пальцев.
В нарушение семейных традиций, юная Лайза от татуажа отказалась и, накануне свадьбы с сыном владельца ювелирной мастерской, бежала из дому, избрав путь воительницы.
Отец пострадавшего жениха заметил, что в семье не без урода, а в семье Вертеннов — не без двух. И пояснил, что имеет в виду бабку невесты, Аглаю Вертенну, чье дурное влияние на внучку очевидно. Вскоре оба ювелира, отец и сын, а также трое телохранителей, были жестоко избиты пожилой женщиной. Принимая во внимание возраст Аглаи и нанесенное ей оскорбление, Верховный суд Альгамбры ограничился недельным домашним арестом и выкупом за увечья.
Лицензия вольных метателей выдана Лайзе Вертенне тарденским «Союзом пера» без ограничения срока и дополнительных условий.
За пять лет дослужилась до капитана отряда.
Многократная обладательница «Золотой Стрелы Реттии».
Спокойна, уравновешенна, аккуратна. Дисциплину в отряде наводила железной рукой. Фанатик порядка — в любом его проявлении.
В Орден Зари вступила по собственному желанию.
Кристофер Форзац, магистр, м. в. к. Двадцать четыре года. Самый молодой маг высшей квалификации в Реттии. Окончил столичный Универмаг экстерном, с отличием. Профиль: некромант-вербовщик. Специализация: разверзание могил. Диссертат «Особенности групповой зомбификации». От предложения возглавить отдел снабжения в Чурихе — отказался. От предложения доцента Матиаса Кручека сменить профиль, оставшись на кафедре демонологии, — отказался.
Во время Больших Устричных войн снабжал обе противоборствующие стороны диверсионными отрядами «бессмертных», умело опустошая подручные кладбища. После подписания Худого мира посвятил три года теоретическим изысканиям.
Превосходно играет на лютне и бомбилуме.
Знаток древней поэзии. Не раз поднимал поэтов прошлого с единственной целью: обсудить каноны пейзажной лирики.
Честен, изобретателен, законопослушен. Тонкая душевная организация.
В Орден Зари вступил по собственному желанию.
Санчес Панчоха, вор. Точный возраст неизвестен. Место рождения неизвестно. Отец неизвестен. По материнской линии происходит из горцев Рагнарского ущелья, но сведения расплывчаты. Эксперт по запорным устройствам, обладатель почетной грамоты Синдиката Маландринов. Трижды судим; трижды оправдан за недостатком улик. Четыре года назад, переехав в Ятрицу, вступил в общину обеляров, иначе сусунитов; спустя год покинул город, разошедшись во взглядах с Пьером-Бенедиктом Качкой, премьер-пастырем общины. В преступной среде уважаем за мастерство, но, по слухам, одновременно с уходом в сусуниты завязал (недостоверно).
Противоречив, насмешлив, непредсказуем.
Любимец женщин.
В Орден Зари вступил по собственному желанию.
