В лице Фортуната Цвяха проступило сумасбродство, характерное для блиц-навевания, и малефик погрузился в золотые объятия сна.

… Девочка-одуванчик сидела на поляне под дождем. Дождик, дождик, перестань, здесь не мокрые места… Капли сплетались в нити. Тонкие, прочные. Нити тянулись к земле, траве, палым листьям. Диким плющом заплетали лес, мир, жизнь. На кончиках нитей танцевали марионетки. Крошечные человечки, куклы водили хоровод. Там, в затянутой тучами выси, смутно маячила большая женская фигура в плаще. Плащ был крашен синькой; даже в слякоти-мороси видно, какой он синий. Нити тянулись к рукам дамы в плаще, укрытым под тяжкой тканью. Девочка с интересом следила за пляской марионеток, шевеля пальчиками. Гибкие, тонкие, звенящие, словно тетива лука, пальчики трогали, ласкали, поддергивали и подтягивали. Тихо-тихонько, осторожно-аккуратно. Чтоб дама в плаще не заметила. А дама и не замечала. У нее, дамы-куколъницы, вон сколько забот! Что ей одна-другая пустяковина? — меньше, чем ничего.

Ну упал куколка Янош с разбитой головкой. Ну рухнул от свинцового ядрышка, пущенного из умелой пращи. Дернулся, смешно засучил ножками. Замер. Провисла ниточка. А девочка-одуванчик пустила морщинки по лаковому личику, скорчила гримаску и потянулась безымянным пальчиком. По ниточке, словно по струночке: туда-сюда. Вжик-вжик. Встал куколка Янош, живей прежнего. Ядрышко мимо шваркнуло, а парнишка в пляс пустился. Вон, по сей час танцы строит.

Ну рубанули сабелькой по пупсику Леонардику. Ловко так рубанули, с оттяжечкой. Порвалась у толстого пупсика ниточка, лежит, не моргает. А у девочки в уголках рта морщинки залегли. Славные морщинки, вкусные. Будто ребенок на печеньице взирает, схватить со стола не решается. Или старушечка-вострушечка, карга голодненькая, за мясным прилавком наблюдает: отвернется дурачок-мясничок, отвлечется, ухватят костлявые пальчики шмат грудинки… Ишь ты! — ухватили. Связали ниточку, да так славненько! Бери, пупсик Леонардик, колышек, иди махать дальше. Минула тебя сабелька вострая. Еще попляшешь.

Что там еще? Опоздали колдуны-марионеточки, а пращнички у забора танцуют, в дом ломятся? Ну, это вовсе чепуховина: тут дернули, там крутанули, никто и не опоздал, никто и не ломится. Будем жить-поживать, медовый пряничек жевать. Сидит на поляне дитя в желтом платьице, чей-то одуванчик. Знать бы чей. Тянется исподтишка к ниточкам.

Здесь главное, чтоб дама в плаще не почуяла.

Дамы, они злющие…

— Что снилось?

Фортунат Цвях был в трезвом уме и здравой памяти. Весел, доброжелателен.

— Бред какой-то, — честно отозвался малефик. Разгадывать сон он и не пытался, прекрасно зная, чем заканчиваются попытки копаться в «сне златом». Предположить, что Лесное Дитя есть демон-альтруист в свободном состоянии, причем демон-хранитель, чьи врожденные способности — ибо маны у демонов нет и колдовство им недоступно! — заключаются в вытаскивании симпатичных личностей из жизненных передряг…

Все естество протестовало против таких допущений.

Радовало другое. Сущность малефика просто кипела от переполняющей ее маны. Боясь поверить в чудо, Андреа осторожно погрузился в собственные недра. Овал Небес! Свершилось! Впервые в жизни «Великая Безделица» случилась с ним во время сна, а не при опостылевшем «бодании» с забором! Что ж это получается? Это теперь можно будет накапливать резервы и сублимировать запасы, подобно учителю Просперо, лежа в гамаке или на диване?!

Ай да Мускулюс, ай да сукин сын!

Бурно выражать свою радость колдун постеснялся, но Фортунат и так все понял. Присел на краешек ложа:

— Я счастлив, что вы снова готовы творить чудеса. Но полагаю, нам сперва необходимо объясниться. Хочу предупредить, моя история длинна и вызывает сомнения…

— Ничего, — усмехнулся колдун. — Время у нас есть. Сомнения не демоны, их и вызовешь, и обуздаешь. Давайте сомневаться вместе.

SPATIUM IX

Мемуары Фортуната Цвяха, охотника на демонов, или проблемы совмещения здорового тела со здоровым духом (в начале — сорок, а в конце — одиннадцать лет тому назад)

Дайм— венатора Фортуната Цвяха и приват-демонолога Матиаса Кручека многие считали братьями. Хотя двух более непохожих людей трудно было сыскать. Манерами и обликом мастер Фортунат напоминал столичного щеголя из высшего общества, каковым в определенной мере и являлся. Благодаря ему в столице одно время вошли в моду двубортные камзолы из стеганого атласа с двойным рядом перламутровых пуговиц по борту и отворотам рукавов, а также узкие хромовые сапоги в «охотничьем» стиле. Мастер Фортунат вообще любил все узкое, длинное и стильное. Сам он был высок ростом, изящен в манерах, ироничен до сарказма и хорошо знал себе цену. Нередко, вопреки традициям магов, носил на боку шпагу.

Надо сказать, охотник весьма ловко владел сим предметом, беря уроки у разных маэстро клинка.

Доцент Матиас Кручек являл собой полную противоположность другу. Медлительный и грузный, в неизменном коричневом сюртуке, он походил на бабушкин комод. Сюртук доцента давно стал притчей во языцех среди студентов Универмага. Человеку, мало с ним знакомому, Матиас Кручек мог показаться субъектом недалеким и даже туповатым. Привычка тщательно обдумывать каждое слово делала речь доцента замедленной. Что в сочетании с внешним видом никак не располагало собеседника к мастеру Матиасу при первом знакомстве. Да и при втором — тоже.

«Педант и тупица!» — кривились многие и ошибались.

Трудно было предположить, что первый из этой странной парочки, ироничный щеголь и лощеный кавалер — один из лучших дайм-венаторов Реттии, почетный член восьми охотничьих обществ в соседних державах! Маг высшей квалификации, обуздавший и рассеявший не одну дюжину инферналов. Дерзец, взрастивший личный Облик, дабы спускаться в княжество Нижней Мамы и преследовать добычу на ярусах Преисподней, в родной стихии. А второй, медлительный увалень, который с видимым скрипом напрягает мозги, морщит лоб и часами обдумывает ответ на любой вопрос, — едва ли не самый блестящий ум королевства! Видный демонолог-теоретик, гордость Реттийского Универмага. Автор многих трактатов, поражающих умы и воображение не только юнцов-студиозусов, но и седобородых волхвов всей земной плоскости.

Что же касается родства, тут досужие сплетники, как ни странно, были отчасти правы. Матиас Кручек и Фортунат Цвях приходились друг другу пяти— или шестиюродными братьями по отцовской линии. Оба плохо представляли себе степень этой «юродности» — что, заметим, их абсолютно не волновало. Во всяком случае, уточнить генеалогию ни один не пытался. Дружили они с детства. Тогда же, в возрасте семи-восьми лет, и проявились впервые их будущие наклонности. Во всяком случае, родители обоих любили рассказывать сходную историю.

Как— то, играя вместе в саду, мальчики заспорили.

— Давай в големчиков играть! — предложил юный Фарт. — Спорим, мой твоего заборет?

Мэт наморщил лоб. Подумал. Наморщил снова и подумал еще разок.

— Не заборет, — уверенно сообщил он наконец.

— Давай!

— Давай.

Оба усердно принялись за дело. К тому моменту, когда Мэт слепил своего глиняного уродца, у Фарти была готова небольшая армия. Глиняные и песчаные человечки замерли стройными рядами, готовые двинуться в атаку на одинокую корявую фигурку.

И грянул бой!

Через четверть часа Фарти едва не плакал, глядя на слабо шевелящиеся останки армии, над которыми возвышалась покореженная фигурка воина-одиночки. У голема Мэта была оторвана рука, голова болталась на жухлой травинке, но он стоял!

— Я ему скелет сделал. Из прутиков, — наставительно сообщил Мэт, нимало не издеваясь над потерпевшим крах приятелем. — А твои без скелетиков. Вот и развалились. А еще я всю ману на одного потратил. Он и вышел сильнее. Понял?

Урок не прошел даром. Назавтра поле боя осталось за Фартом. Но с тех пор он часто обращался к другу за советом: как лучше сделать то? А это? Почему? И Мэт, по обыкновению подумав, серьезно, как взрослый, объяснял как и почему. Ему куда легче было объяснить, чем сделать самому. А Фарту, человеку действия, — точь-в-точь наоборот. Нечего и говорить, что вместе друзья составляли отличную пару.

В девять лет Фортунат Цвях впервые увидел свободного демона. А также — венатора за работой. В тот день город наводнила крысиная стая слухов: из частной лаборатории Атрида Харизматика сбежал опасный инфернал. Слухам особого значения не придали: в лаборатории Харизматика вечно что-нибудь случалось. Однако на поверку все эти «ужасные происшествия с катастрофическими последствиями» чаще завершались пшиком.

Фортунат карабкался через забор в сад Кручеков — и увидел демона.

Демон напоминал огромную кучу фиолетового навоза. Навоз лоснился и трясся студнем. Куча возвышалась у противоположной стены сада, из нее то и дело высовывались мерцающие щупальца, шаря вокруг. Как демон попал в сад, оставалось загадкой. Мальчишку охватил интерес — сладостный, острый, до дрожи в коленках. Он сидел верхом на заборе и смотрел. А демон не смотрел, потому что глаз у него не было.

— Прячься! — прошипели из зарослей. — Заметит!

Разумеется, это был Матиас: толстяк таращился на ужасного гостя из-за кустов пахучего жасмина. Последовать совету друга Фортунат не успел. В следующий миг из-за дома вылетел фокстерьер Шумка и с отчаянным лаем бросился на демона. Фокстерьеры — они вообще отчаянные. Это Шумку и погубило. Стрелой ударил гибкий отросток. Взлетел и оборвался смертный визг пса. Демон наколол Шумку на щупальце, как гурман фрикадель на вилку. Навоз раскрылся пастью, откусил половину добычи. Мальчишки застыли, потрясенные трагедией. Это их и спасло — инфернал отслеживал любое движение вокруг.

И тут на заборе, рядом с кусающим губы Фортунатом, появился человек. Малорослый, щуплый, куртка из замши небрежно распахнута. На шее — серебряная цепь с кругляшом-амулетом. Молча и сосредоточенно, человек начал действовать. Из рукавов куртки вылетела горсть пламенных игл разной длины, воткнувшись в землю вокруг инфернала. Навоз разразился серией каркающих звуков, но поздно. Человек на заборе страшно загудел — голос шел будто из бочки, — и стремительно начертал в воздухе мудреную загогулину. Инфернала сотрясла мелкая дрожь, демон стал быстро усыхать, исходя отвратительным смрадом. Он пытался вырваться, но иглы шипели, брызжа искрами, и вскоре на земле шкворчала, как яичница на сковородке, лужица вонючей жижи.

— Уже не опасно. Можете подойти, — охотник спрыгнул в сад. — Только не прикасайтесь.

Когда мальчишки опасливо приблизились, он добавил с грустью:

— Собаку жалко.

— Жалко… — хлюпнул носом Матиас.

А Фортунат во все глаза восторженно глядел на охотника. Теперь он точно знал, кем станет, когда вырастет.

— А почему он такой… Почему злой? — спросил Матиас.

— Демон, — сплюнул сквозь зубы охотник. — Они все такие.

— Почему?

Охотник пожал плечами и обернулся к бегущим из дома хозяевам.

— Я узнаю почему, — тихо пробормотал себе под нос Матиас Кручек. Словно клятву дал.

Своего первого демона Фортунат Цвях вызвал в тринадцать лет. На третий год обучения у венатора Гарпагона Угрюмца. Вспоминать о том случае Цвях не любил.

Учитель Фортуната полностью оправдывал имя и прозвище, однако школу у Гарпагона юный Цвях прошел хорошую. Оба были практиками до мозга костей, а это, согласитесь, сближает. Так что, когда Фортунату исполнилось двадцать семь, из ворот усадьбы Гарпагона Угрюмца вышел, чтобы больше не возвращаться, отнюдь не юноша бледный со взором горящим. А совсем наоборот: молодой, но опытный охотник с железной хваткой, научившийся скрывать истинную суть под иронично-богемной личиной. Личина уже начала прирастать. Вскоре она сольется с истинным «я» Фортуната Цвяха, сделавшись неотъемлемой частью.

Вслед ученику из-за чугунной решетки долго смотрел Гарпагон Угрюмец. Видя в уходящем молодом человеке — себя. Лет сорок назад… По губам Гарпагона блуждала грустная улыбка, какой раньше никто не видел на его лице. Демонам Угрюмец улыбался совсем иначе, а при людях не улыбался вовсе.

На службу Цвях устраиваться не пожелал, сделавшись вольным венатором по найму. В этом он пошел по стопам учителя. А свободное от заказов время с удовольствием проводил в компании закадычного дружка Матиаса. Выслушивая невероятные, но убедительные теории Кручека и зачастую помогая товарищу проверить их на практике. Со временем Фортунат поддался на уговоры коллег, согласившись вести в Универмаге практикум по обузданию. Обзаведясь к тому времени личным Обликом, Цвях иногда пользовался им в учебных целях. Вот он я, господа студиозусы, демон во плоти.

Извольте обуздать!

Большинство студентов вспоминали о практикуме с содроганием.

На свадьбе Матиаса Кручека охотник Фортунат Цвях был одним из наиболее желанных и дорогих гостей. И он же первый заподозрил неладное. Через три дня после свадьбы, дав другу насладиться первыми прелестями семейной жизни, Цвях, уединившись с Матиасом, сообщил ему о своих подозрениях. С молодой супругой Матиаса не все в порядке. Нет-нет, не в том смысле! Но, кажется, в обозримом будущем ей грозит несчастье. Он, конечно, не специалист, это не его область, но лучше бы проверить. Вызванные астролог и ясновидец-люминосернер подтвердили опасения охотника. Примерно через год юной Агнессе грозила беда. Весьма вероятно — со смертельным исходом. Роды?! Трудно сказать. Можно ли предотвратить? Избежать?! Теоретически можно, но… Шансов не слишком много.

Развилка есть. Жаль, мнимец доброго исхода слаб и с трудом просматривается.

Агнессе решили ничего не говорить. В ответ на вопрос, зачем приходили астролог с ясновидцем, отделались какими-то благоглупостями. А Матиас не просто спал с лица. Он напоминал… — хорошо если приговоренного к смерти! Скорее — жертву свершившейся казни. Цветущий молодожен превратился в живой труп. «Проклятье! Надо было молчать! — клял себя Фортунат. — Молчать? А если Агнессу удастся спасти?! Промолчи я, спрячься в кустах…»

— Время еще есть. Мы обязательно что-нибудь придумаем! — пытался растормошить он друга. — Ты же у нас голова, теоретик, Нижняя Мама тебя забери! Вот и думай. Думай! Нечего нюни распускать!

К концу недели Матиаса наконец проняло. Он, как безумный, зарылся в расчеты и теоретические построения. Бегал к консультантам, жег, не жалея, ману на сеансы прямой связи с далеко живущими специалистами. Рабочий стол заполнили груды пергаментов с графиками, формулами и сумбурными на первый взгляд выкладками. Через два месяца Кручек нашел выход! Фортунат, к стыду своему, не понял до конца идеи друга, но был уверен: этот умник не ошибается. Обряд провели с тщанием, силами двух медикусов, репелльсинистра и волхва-аччендария, в присутствии знакомого Цвяху астролога. Все остались довольны результатом.

Лишь астролог покинул дом Кручеков в глубокой задумчивости.

Через восемь месяцев Агнесса родила мальчика. Роды прошли успешно, без разрывов и осложнений. Ребенок был здоров, мать на третий день встала с постели. Матиас сиял от счастья. А еще через три месяца Агнесса слегла. Лекарь и маг-медикус хором констатировали грудную горячку. Усилия обоих оказались напрасны: бедная мать сгорела буквально за три дня. «Судьбу не обманешь», — непонятно бросил Матиас Кручек, когда они возвращались с кладбища. Лил дождь, и капли воды стекали по щекам толстяка-вдовца.

Фортунат Цвях хорошо запомнил эту фразу.

После смерти жены Матиас нашел силы взять себя в руки. Он занялся воспитанием сына, ища в этом спасение от горя. Сократил количество лекций, а от работы с факультативами отказался совсем. Ректор, в прошлом известный медикус, оказался человеком понимающим, разрешив доценту Кручеку внести существенные изменения в учебные планы.

Сын — это серьезно.