Кушай, маленькая. Чавкай. Пускай слюни.

В этом и была соль эксперимента — чтобы мы увидели друг друга.

6

Сявка — Золотарю:

Я не знаю, дойдут ли до тебя эти слова.

Все-таки надеюсь, что да. Какими-нибудь окольными путями, которые мы еще только нащупываем. На звук моей речи ты не реагируешь. На прикосновение… Скажу честно, я испугался. Встал, подошел к тебе, протянул руку — и отступил. Черт его знает, как ты отреагируешь. Ты бы видел себя… Нет, так вроде бы ничего. Обычный. Просто очень уж выразительный.

Я и не подозревал, что неподвижный, молчащий, погруженный в себя человек может быть так выразителен. Монолог без единого слова. Пантомима без единого жеста. Угроза, приветливость, вопрос, подозрение, бешенство, умиротворение… Не шевельнув и мускулом. Не издав и звука.

Пожалуй, лучше тебя не трогать.

Медики ждут. Один мой звонок, и через три минуты здесь будет реанимационная бригада. Надеюсь, до этого не дойдет. Мы не предполагали такой реакции. Эксперимент задумывался целиком и полностью безопасным. Мы с Ямпольским… Мы не лгали тебе. Просто не сказали всей правды. Это было важнейшим условием чистоты эксперимента. Да, параллельно с тобой работал охотник Карлсон. Из Яминой квартиры. Да, вы не знали друг о друге. Карлсон должен был ссорить, ты — мирить.

Но не ваше предполагаемое воздействие на чат являлось финальной целью.

Ямпольский прав. Ты знаешь, что в юности он брился наголо? Я же, напротив, отращивал ужасающие патлы. Мы учились в одном классе… Извини, отвлекся. Яма — умница. Даже если реакция объектов будет коррелировать с воздействием, сказал он, мы не будем до конца уверены в результате. Объекты могут возбудиться или успокоиться просто так. По личным, неизвестным нам причинам. Синусоида их настроения может частично совпасть с внешним воздействием. Случай еще никто не отменял.

Тогда мы должны провести десятки экспериментов, сказал я. Накопить статистику. Проанализировать. И лишь потом делать выводы.

Ускорим процесс, сказал Яма. Статистика — это хорошо. Но мы пойдем дальше. Чат — косвенный объект. Двое охотников, плюс и минус — вот кто настоящие субъекты и объекты эксперимента. Если есть инфосфера второго рода, если через нее можно получить доступ к инфосфере первого рода… Значит, через нее возможен прямой контакт.

Принцип распределенной сети: минуя центральный сервер. Слышал про P2P-сети? Person to person. Человек с человеком.

Homo homeni lupus est.

Если плюс и минус законтачат напрямую, невзирая на разделяющее их расстояние, не зная друг о друге, и тем не менее узнав друг друга… Тогда мы уверимся в существовании этой сферы. В возможности работать с ней. Исследовать. Пользоваться. А статистику накопим. Потом.

Такие дела, Золотарь.

Давай, возвращайся. Пусть медики спокойно уедут. Яма пишет, с Карлсоном та же морока. Да, чуть не забыл. Ерунда, пустяк, но почему-то меня он смущает. Если тебе доступно сказанное мной, загляни в чат. Красотуля — это охотник Шиза. Носова Алена Дмитриевна. По моей просьбе Чистильщик договорился с ней, что она будет ждать тебя в «котле» — и в указанное время зайдет в чат. Насчет остального она не в курсе. Просто болтает со своими цветочницами.

Не могу сказать, что чувствую себя виноватым. В конце концов, она же не на линии огня. Сидит в сети, язык чешет. Она и раньше ссорилась с чатланками. Яма проверял. Шиза — это его идея. Сперва я не понял, зачем. Подошла бы любая кандидатура. Конечно, лучше знакомая — опросить после эксперимента, то да сё… Но Яма заявил, что Шиза — это рычаг. Если что, сказал он, мы таким образом достучимся до тебя. Может, он и прав.

Разозлись, Золотарь. Только возвращайся, а?

* * *

Лысого бросило к двери.

Он не знал, откуда взялся страх. Мощный, ледяной, властный. Казалось бы, ничего особенного. Просто человек у окна повернул голову. Медленно, словно страдал остеохондрозом. Крылось в обыденном движении черт знает что. Какие-то дикие страсти. Шипение разъяренной кошки, прищур снайпера, оскал клыков.

Лысому даже показалось, что воздух в «студии» стал цветным.

Когда-то, давным-давно, лысому в руки попались воспоминания Мейерхольда. Великий режиссер рассказывал, как в провинциальном городке на Волге он пошел на «Гамлета». Играла гастролирующая антреприза, в главной роли — Мамонт Дальский. Прославленный Мамонт, трагик от Бога. Сидя в зале, Мейерхольд увидел, как на сцену вышел датский принц — старый, толстый, обрюзглый пропойца с сальной копной волос. На публику он не смотрел вовсе. Сделав несколько шагов, Мамонт вдруг повернул голову.

«Из его глаз ударила молния, — закончил рассказ Мейерхольд. — Она попала в меня. И я стал смотреть трагедию…»

За точность цитаты лысый не поручился бы.

Но за молнию — легко.

ЭПИЛОГ

1 Несогласные хоть в чем-то Несогласных по-любому Чаще посылают к черту, Реже посылают к Богу. Мне их не переиначить, Не осалить, не ославить… Не туда послали? Значит, Не хожу, куда послали. Не иду в поход за Богом, Не иду в поход за чертом… Только что ж за мной, убогим — Черный с белым, белый с черным? 2

— Есть чем порадовать вас, дети мои! — лихо соскользнув по шесту, Золотарь ворвался в «нижний котел», весь буря и натиск. — К нам едет стажер.

— Шо, опять?!

— Не опять, а снова. Не вижу радости на лицах!

— Если меня с ним на качели поставишь, — буркнул Карлсон, — чур, я плюсом буду.

— Указываешь начальству?

— Ага. Пальцем.

— Его еще тестировать надо. Выяснить базовый знак. Объявится, тогда и поглядим…

Бздын-н-н!

Нож на дюйм вонзился в центр мишени.

— Дискриминация! — пару секунд Карлсон любовался результатом броска. Затем, крутнувшись в кресле, развернулся к «начальству». — Как трипперу, так и тесто, и место. Какой знак изволите, юноша? Етить-колотить! Нас с тобой, между прочим, никто не спрашивал: «Кем желаете быть?» Вогнали в зоосферу, как кол в упыря…

Золотарь погрозил наглецу кулаком. И подумал, что в «Авгиконе» стремительно формируется новый жаргон. «Качели», «триппер», «зоосфера», «плюс-минус»… Некоторые словечки его раздражали.

Особенно — «зоосфера».

То, что официальный термин «невербальная инфосфера 2-го рода» в обиходе не приживется, было ясно с самого начала. Еще после первого «трипа» Ямпольский имел неосторожность выдать в присутствии Карлсона словечко «Золосфера». По имени, значит, первооткрывателя — господина Золотаренко. Добрый Карлсон, естественно, тут же сократил это дело до «зоосферы».

Ляпнет, жиртрест, при посторонних: «Вчера с триппером из зоосферы возвращался…» Объясняй потом, что это за «зоосфера»! И что «tripper» по-английски — «турист» или «экскурсант», и в «котле» так стажеров зовут…

— Тебе еще очень повезло, между прочим. Начали бы мы в сфере воевать…

Золотарь зажмурился — от ужаса или от удовольствия, неясно. И со вкусом закончил:

— Надрал бы я тебе задницу! По-нашему, по-голливудски.

Карлсон хмыкнул.

— Отходняка, — продолжил шеф, — не было. В «нырь-ванну» не вляпались…

Толстяк примирительно махнул рукой:

— Знаю, не маленький. Это я так… Бурчу. От зависти. Мы-то сами шишки набивали! А этих на готовенькое приводят…

— Хочешь раздать им наши грабли?

— Я ж сказал: бурчу… так просто…

Разговор повторялся с дивной регулярностью, став традицией. Сейчас Золотарю следовало выдать сакраментальное: «За „так просто“ попадешь на полста!» — и зафигачить в мишень нож из ближайшего стаканчика. Увы, шеф проигнорировал ритуал.

— Охотник Самоход! Бездельничаете? Отчет за вас кто писать будет?

— Пушкин, — подсказал вездесущий Карлсон. — «Сказка о попе и его охотнике Балде».

— Напишу, Александр Игоревич! К вечеру сдам…

— Точно?

— Максимум, завтра утром…

Единственный в «Авгиконе», Самоход все еще обращался к директору на «вы». И страстно завидовал ветеранам. «Явился на мою голову!» — читалось в его напряженной позе. Толковый парень, подумал Золотарь. Прав был Чистильщик. А что робеет — это хорошо. Нахалов и так хватает!

«Валил бы ты, шеф, к себе. Не видишь, отходняк у меня?»

Разумеется, ничего подобного Самоход вслух не произнес. Но нервное ерзанье «мышки» выдавало его с головой. Парень недавно вернулся, и сфера еще не отпустила его до конца. На выходе он зацепил краешек «нырь-ванны», к счастью, выскочив самостоятельно, без поддержки. Умата в августе едва вернули, и на неделю уложили в «Доктор Сан». Умат отбивался и орал, что здоровей всех здоровых.

Тогда же и выяснили: лучшее средство от эмо-отходняка — работа.

— Вечером жду отчет! И без выкрутасов!

«Давай, дурачок, — добавил Золотарь про себя. — Трудись. Твой час на первичную адаптацию истек.»

«Блин, попал! Не отстанет…» — Самоходовы руки взлетели над клавиатурой.

— Тормозишь? — рявкнул Карлсон.

Самоход испуганно замер.

— Инструкцию забыл? ВВС возьми.

Картинно хлопнув себя ладонью по лбу, Самоход нога за ногу — походка «как же вы меня задолбали!» — поплелся в соседнюю комнату за ноутбуком. «ВВС» — «вещь-в-себе». Так Шиза окрестила три выданных внешниками спец-ноута. Опломбированные, без интернет-программ, модема и сетевой карты. К сети ВВС не подключались в принципе. На них составлялись все отчеты о трипах.

Карлсон звал ВВС — девственницами.

Не прижилось.

Когда начались эксперименты по считыванию информации из сферы-1 через сферу-2, «авгиконовцы» на первых порах только и делали, что писали отчеты. Исследовали возможности. Потом тему передали кому-то другому. Золотарь подозревал — кому. Золотое дно, если подойти с умом. Ну и ладно. Воруйте, торгуйте, шантажируйте — флаг в руки! Другого человечества у нас все равно нет, как и другого глобуса.

Наиграемся — приспособимся.

Секреты станут хранить в ВВСах, и ветры вернутся на круги своя.

Он проводил взглядом Самохода. Очень хотелось пойти следом. На людей, вернувшихся из сферы-2, интересно смотреть. Они становятся до чертиков выразительны. Шевельнулся, изменил позу, двинул бровью… И ты сразу все понимаешь. Даже больше, чем все. Словно целый спектакль прошел перед тобой. Впрочем, эффект длится недолго. Шесть-семь часов, и финита ля комедия.

Но пока человек в таком состоянии…

В сентябре Карлсон, взвинченный после трипа, ехал домой на своей «KIA». Возле ДК Строителей напоролся на гаишника. «Сержант Петров! Предъявите ваши…» И сгинул сержант, как ветром сдуло. Это Карлсон из окна высунулся.

Старушка мимо шла, в обморок бряк…

Когда в первый, памятный раз я из «студии» в «котел» свалился — Шиза тоже сходу все поняла. Не про эксперимент — это я уже потом ей рассказал. Про другое. Я ж тогда как открытая книга был. С картинками. Вечером она сама ко мне пришла. А на следующий день переехала насовсем. Горшков с цветами навезла — прорву. И здоровенного кота по кличке Барбос.

Кот с порога «построил» ошалевшего Талейрана и принялся верховодить. Как-то, забывшись, я позвал кота: «Эй, Барби! Жрать хочешь?» — и едва успел спрятаться в туалете. Думал, все, хана! В клочья разорвет, тигра.

Ничего, обошлось.

Так и стали жить: я, Шиза, Барбос с Талейраном — и орхидеи на всех подоконниках. Антошка от их компании просто тащился. Парню нравилось все: и проказы «сладкой парочки», и оранжерея. Но больше всего он любил встречать меня, когда я возвращался домой после трипа. Можно было не разговаривать. Понимание возникало само собой. Редчайшая штука, если вдуматься…

Прав Карлсон. К чему зверю слова? Поза, оскал, рык. Визг, запах.

Зоосфера — очень даже…

В первых числах октября вдруг заявился Кот. Трезвый, без своих дурацких приколов. Глядя в пол, поздоровался. Смущаясь, выставил на стол бутылку «Мартеля». Это тебе, сказал Кот. Я, старик, завязал. Четвертый месяц сушу весла. Я чуть не заржал конем, любуясь кислой физиономией Котяры.

И поставил чайник.

За чаем мы просидели часа три. Заветной, мучившей обоих темы старательно избегали. Кот только спросил в конце, как бы между прочим: ты в курсе, да? Я ведь был ни при чем. В курсе, кивнул я. Кот просиял. Спасибо, старик. Знаешь, как камень с души. И вприпрыжку ссыпался вниз по лестнице. Что он там себе решил, что высмотрел во мне — какая разница?

Тем вечером я был после очередного трипа.

В кармане заверещал мобильник.

— Привет, Саша!

— Рита? Добрый день.

— Там наши вам новую программку залили. Апгрейдную версию. Скажи, чтоб на всех машинах установили. Вместо старой.

— Сколько процентов?

— Сорок три. Пытались сорок пять отладить — глухо. Горят мониторы.

— Хорошо, скажу. Как у тебя вообще?

— Потихоньку. Ой, извини, шеф вызывает! Я тебе перезвоню…

Программу стабилизации параметров монитора сделали в августе. Пришлось пожертвовать жесткостью части установок. Первая версия держала 22 % настроек. Вторая — 29 %. Новая — пятая. От импицирования не гарантирует, но эффект ослабляет. Уже были случаи. Кто-то сам справился. Кто-то к врачам прибежал: доктор, у меня навязчивые идеи! Иных накрывало по-прежнему, на полную катушку.

Да и внедрялись программки со скрипом…

Работы — непочатый край. Завтра стажера принимать. Они думают, мы в сферу-2, как к себе домой, ходим? Трипы мотали нервы даже опытным охотникам. Для гарантированного входа требовался конфликт. Плюс и минус, два полюса. Homo homeni… Должно быть, Среда запомнила первый случай — записался он у нее, что ли? — и свободно пропускала лишь пары антагонистов. С «сольными» трипами получалось через раз, как карта ляжет.

Зараза, она и есть зараза.

— Дама и господа! Убрали наушники… Охотник Шиза!

— А?

— Наушники сними, да?

— Угу.

— Довожу до сведения масс: нам прислали свежую версию «Антиимпа»…

Убедившись, что охотники заняты делом, Золотарь подошел к окну. Прислонился лбом к холодному стеклу. Снаружи ветер гнал по небу стадо кудлатых туч. Срывался дождик — мелкий, колючий. Хорошо, что вчера заработали батареи. До этого народ спасался обогревателями, рискуя спалить проводку и учинить пожар.

«Пойду в студию. Надо бы и себе новинку установить…»

3

В коридоре громыхнуло.

Из кабинета Золотарь вылетел раньше, чем сообразил, как это глупо. Задним числом браня себя — курсистка, блин! кисейная барышня… — он смотрел на откинутую крышку люка. Ее открыли снизу, мощным толчком.

— Привет! Как жизнь молодая?

Чистильщик висел на шесте. Голова его возвышалась над полом, а плечи скрывались в «лифтовой дыре». Он напоминал Саида из «Белого солнца пустыни».

«Чайник принести, что ли?» — подумал Золотарь.