Хведир смутился, вскочил, окуляры упали с носа.
- Вижу, - невозмутимо согласился пан писарь и повернулся к Ярине.
- Вот чего, егоза! К себе домой не ходи, тут оставайся. И этого никуда не пускай. Поняла?
- Это почему еще? Дядько Лукьян, да что это вы?
Девушка тоже вскочила, но не смущенная, а полная искреннего возмущения.
- Потому!
Пан писарь вздохнул, поморщился.
- Потому, Ярина Логиновна, что мне уехать надо. В Хитцах неладно. Гонца прислали - вроде бы татар поблизости видали.
- Татар?!
Ярина и Хведир переглянулись. В последний раз татар, если, конечно, Агмета не считать, заносило под Валки лет двадцать назад. Хведир тогда только-только родился, а Ярины еще и на свете не было.
- Бог весть, - писарь пожал плечами.
- Вроде бы комонные, в татарском платье. Так что ехать надо. Людей мало, в Валках я троих оставлю да Агмета твоего в придачу, остальных с собой беру. А вы дома сидите!
- То есть как?
- возмущение Яринино не только не улеглось - до небес выплеснулось.
- Дядько Лукьян! Да как же это так! Я чего - верхами ездить не умею? Да я с глазами завязанными лозину рублю!
Пан Еноха невозмутимо кивнул:
- Мне батька твой то и говорил - насчет лозины. Не будет, мол, моя Яринка слушаться, лозину возьми да отдери по филейным частям. И не от локтя бей, а с замахом - так, чтоб год садиться не могла. А потом снова отдери, да солью сыпани, чтоб верещала громче!… Сказано - дома сидеть, значит - дома! А ты, Хведир, за старшего остаешься!
- Я… Батька, я…
Бурсак растерянно моргнул, но дверь уже хлопнула. Хведир неуверенно потоптался, затем махнул рукой и бухнулся на лежанку. Ярина подумала - и присела рядом.
- Татары? Откуда тут татары?
- растерянно проговорил парень.
- С ханом у нас мир, да и засека надежная. Еще бы сказали - турки!
Девушка вздохнула и внезапно, не утерпев, погладила парня по щеке.
* * *В зале было полутемно. Немецкую лампу зажигать не стали, обошлись свечой - единственной, едва прогонявшей ночной мрак. Хведир пристроился на отцовом месте - у закрытой книги; Яринка забилась в угол, в самую черную тень.
В доме было тихо.
Тихо - и страшновато.
Пан Лукьян не вернулся, прислав гонца, что остается в Хитцах, потому как в лесу поблизости и вправду чужаков видели, не десяток, не два - больше. С тех пор никаких известий не было, хотя ночь на исходе, и где-то совсем близко уже пропел первый кочет…
Хведир встал, подошел к маленькому, подернутому морозом, окошку.
- Иди спать, Яринка! Если что, разбужу.
Девушка помотала головой - спать не хотелось. То есть, конечно, хотелось, но…
- Это ты иди спать. А я постерегу - чтоб татары не украли!
Она шутила, хотя на душе было не до шуток.
Ярина, конечно, не утерпела. Весь вечер вместе с верным Агметом ездила по Валкам, дабы и людей подбодрить, и самой осмотреться. Городок почти вымер - пан Лукьян забрал с собой не только черкасов, тех, что в поход не ушли, но и дюжину подсоседков, и просто охотников. Остальные забились в хаты, боясь показаться на улицу. Даже рогатки, выставленные поперек шляха, остались без охраны. Да и кому охранять? В городе и до войны меньше тысячи жило, из них черкасов - служивых и абшидных - сотня с небольшим. Теперь даже их не осталось. Остальные - обычные мугыри, которые и смотреть на шаблю боятся.
Девушка почувствовала, как страх, сидевший где-то глубоко, начинает наползать, подступать к горлу.
- Хведир!
- не выдержала она.
- Не молчи! Расскажи что-нибудь!
- О чем?
В голосе бурсака тоже не слышалось особой уверенности.
Ярина усмехнулась:
- Ну… Про фольклор свой. Написал байку? Про Гонтов Яр?
- А-а!
- послышался тихий смех.
- Написал! Пану Гримму понравится. Позавчера из Гонтова Яра выборный тамошний приезжал - к отцу, бумаги выправлять насчет винокурни. Так знаешь, о чем там болтают?
- Снова черти заглянули?
Почему-то в присутствии Хведира-Теодора о таком говорить было совсем не боязно - даже в темноте.
- Нет, другое, - бурсак вновь усмехнулся.
- Может, не говорить? Ночь ведь, страшно!
- Ах ты!
- девушка вскочила, махнула рукой.
- А кто еще в детстве перед сном нам про Черную Руку рассказывал? И про Дидька Лысого? Забыл?!
Сама Ярина забыть такое не могла. После каждой истории она забивалась под перину и дрожала пол-ночи. А на следующий вечер вновь просила рассказать - и снова дрожала.
- …Пришла Черная Рука, - замогильным голосом начал Хведир.
- Открыла дверь - и стала искать маленькую девочку Яриночку… А ведь это мысль! Представляешь, Ярина, такое записать, а? Пан Гримм с кафедры свалится! А в Гонтовом Яру всякое болтают. Будто из Гриневой хаты голоса доносятся, будто вокруг кони невидимые скачут. Ну и мамка его еще приходила.
- Мамка?
- удивилась девушка.
- Его же матушка померла! Ребятенка родила и…
- Вот я и говорю… То есть соседи говорят - приходила. Хату обошла, потом внутрь заглянула - искала. А наутро пес сдох. Помнишь пса? Его еще Агмет заговорил?…
Ярина закусила губы. Страх, уже ничем не сдерживаемый, сжал сердце, холодом прокатился по спине. Мертвая мать ищет сгинувшего сына. Ищет - и не находит…
- А на следующую ночь ее снова видели. Поп - отец Гервасий - не побоялся, с крестом выскочил. Так она зубами заскрипела, руки протянула - не дотянулась, а после обратно на погост пошла. А наутро…
- Прекрати!
- не выдержала девушка.
- Как ты можешь! Такое… Такое говорить!
- А что?
- Хведир явно удивился.
- Обычная история! У этих посполитых вечно то мать к сыну с погоста является, то муж к женке. Потому и обычай есть, чтоб долго не оплакивать…
- Прекрати!
- повторила Ярина и, подумав, добавила.
- Чурбан!
Бурсак, недоумевающе пожав плечами, замолк. Ярина отвернулась - слушать страшилки расхотелось.
- Ну ты чего?
- Хведир подошел ближе, присел рядом.
- Мало ли что лапотники эти болтают! Темные они!
- А ты - светлый!
- огрызнулась девушка.
- Ну, не такой уж светлый, - развел руками парень.
- Но байкам этим не верю. Если и есть что-то необычное, то это не черти и не призраки, а тонкие энергии, которые наш мир окружают. Про то и блаженный муж, учитель мой Григор Варсава, писал…
Страх вновь спрятался, и Ярина внезапно почувствовала, как смыкаются веки. Сон только и ждал - перед глазами поплыли странные серебристые нити, закружились, сплетаясь в пушистые коконы. Уж не тонкие ли это энергии, о которых Григор Варсава толковал?
* * *- Ярина! Проснись, Ярина!
Девушка открыла глаза. В зале светло, сквозь окошки белеет утро. Кажется, она так и заснула - сидя. Вот и покрывало: не иначе Хведир догадался - укрыл.
- Ярина!
- голос парня звучал странно.
- Батька… Батька погиб!
- Что?!…
На полу - мокрые следы; на плечах Хведира - кожух. Наброшен наскоро, даже на крючок не застегнут. В глазах под толстыми стеклами - ужас.
- Батька… Погиб батька. И все погибли…
- Мой… Мой отец? И сотня?
Почему-то сразу же подумалось об отце - о сотнике Загаржецком. С Дуная давно не было вестей, а какие и приходили - не радовали.
Парень вздохнул, качнул головой. Дужка окуляр сползла с уха.
- Мой батька - Лукьян Олексеич. И все, кто с ним поехали. В Хитцах. И село… Погинуло село…
Ярине показалось, что она все еще видит сон - страшный, тягучий. Хорошо бы проснуться, поскорее проснуться!…
Проснуться не получалось.
Юдка Душегубец
Я скинул окровавленный жупан прямо на пол и взглянул на руки. И здесь кровь - но не моя.
Чужая.
На шаблю и смотреть не стал: хоть протирал снегом, а все равно - чистить и чистить!
Хотелось упасть, как был, прямо в сапогах, на лежанку и провалиться в черную пустоту. Как хорошо, что мне никогда не снятся сны! Там, в темной пропасти, я недоступен - ни для пана Станислава, ни для тех, кого встретила моя шабля за эти долгие годы, ни для всевидящих Малахов.
Уснуть!
Но я знал: не время. Хотя пан Мацапура уже извещен - я специально послал хлопца на свежем коне впереди отряда - но придется докладывать самому. Таков порядок, таков обычай. Хоть и не в войске, а вроде того.
Я кликнул джуру, отдал ему шаблю - чистить до белого блеска - и велел принести таз с теплой водой. Кровь плохо отмывается; особенно зимой, особенно, если она смешана с грязью.
С грязью - и с пеплом.
Теперь - свежая рубашка, штаны, каптан с белой подкладкой, кипа. Дворецкий - тот, что был до нынешнего, - все рожу морщил: негоже, де, при пане зацном с головой покрытой ходить! О своей бы голове подумал, прежде чем болтать пустое! Где она сейчас, его голова?
Застегиваясь и надевая пояс, я вновь перебрал в памяти все, что должно рассказать пану. Когда я на службу поступал, пан Станислав сразу предупредил: говорить надо лишь о самом главном - четко и ясно, без лишних словес. Так-то оно так, да только сам он любит о таком расспрашивать, что порою дивишься - к чему? То ли пан зацный попросту любопытен, то ли видит в мелочах что-то важное, нам, сирым, непонятное. Ну, скажем, моргала ли голова после того, как на снег свалилась? Как у того дворецкого. Три года назад это было, тогда тоже на дворе месяц-лютый стоял.
Может, пан Мацапура в детстве страшные сказки любил?
- Пан Юдка! Пан надворный сотник!
Задумался! Даже не услышал, как джура постучал, как дверь открыл.
- Пан Юдка! Пан Станислав вас в банкетную кличут! Он там с гостями. Поспешить просит!
Я мельком отметил: "просит". Странное дело, пан Станислав действительно вежлив! И не только со мной. Даже с теми, кого в замок волокут.
Итак, кличут.
Обычно пан не завтракает и не обедает - отсыпается после ночи, лишь на ужин зовет гостей. Что-то сегодня изменилось! Впрочем, гости, как известно, бывают разные.
Я все-таки опоздал. Гости давно расселись, и пан Станислав был на месте - в резном кресле под огромными оленьими рогами, что к стене прибиты. Помнится, один гость посмел улыбнуться и даже шутку отпустить. После ему стало не до шуток - когда болтуну его же язык на ужин подали.
Отварной, с горчицей.
Итак, все на месте - пан Станислав, пан Рио, пан к`Рамоль и, конечно, пани. Причем если мужчины сидят на местах гостевых, хоть и не загоновых, то пани Сале (вэй, ну и дела!) - рядом с паном Мацапурой, не в обычном кресле, а в хозяйском, с высокой спинкой.
Вот даже как!
Долго кланяться да извиняться мне не дали. Пан Станислав в это утро был в изрядном настроении. Черные усы смотрели кончиками вверх, глазки поблескивали, и ямочки - такие детские ямочки на щеках!
- То прошу, пан Юдка! Остынет!
Я с опаской поглядел на ближайшее блюдо. Было дело - пытались свинину подсунуть. Повар (смешно сказать - тоже жид, как и я), когда его на стайне кнутом охаживали, все вопил, что мясо кошерное, поскольку свинья рылом вышла точь-в-точь меламед из харьковского хедера.
Веселый был повар!
Был.
Нынешний такого себе не позволяет. На блюде была телятина, на соседнем - рыба. Ага, у гоев сегодня постный день! Никак не привыкну. Намудрили эти Моше с Иешуа бен-Пандирой! Вместе бы и постились!
Слуги ждали, замерев, как волки в засаде. Ждал пан, ждали гости. Мой желудок тоже ждал, хотя в последний раз закусить довелось прошлым утром. Чтобы не думать о телятине и о подливе (на этот раз - винной), я искоса, дабы хамом не показаться, принялся разглядывать соседей. Так-так, на пани Сале новое платье: белое, золотого шитья. То есть не новое - из кладовой пана Станислава. Вэй, ну и платье! А ведь в каких обносках приехала! Широкая душа у пана Мацапуры! И на самом пане Станиславе кунтуш - одно заглядение. Кунтуш, золотая серьга в ухе, цепь…
Цепь?!
Точно, та самая, с портрета в библиотеке. Давно ее пан Станислав не надевал, наверное, с год. Богатая цепь, прямо орденская, и камень хорош - огромный, красный…
…Красный! Кажется, я снова начинаю различать цвета! Да, камень красный, густого сочного цвета. Страшно подумать, сколько такой стоит. Село купить можно - и немалое!…
Мы все чего-то ждали, телятина отчаянно пахла (нынешний повар свое дело знает, хотя и гой!), как вдруг я заметил некую странность. То есть не заметил даже - почувствовал. Все на месте - и пани гостья хороша, даром, что худа, как сушеный карась, и пан Станислав орлом глядит. Но что-то… Что? Серьга? Кунтуш?
Я вновь искоса глянул на пана Станислава - и вдруг понял. Цепь! Да, такая, как на старом портрете - за исключением камня. Тот худощавый пан в испанском камзоле носил цепь с белым камнем, а на пане Станиславе…
Красный! Как хорошее вино, как запекшаяся кровь!
Как приятно вновь различать цвета!
Красный?
Оно бы и не удивительно: мало ли что художнику в голову взбредет? Да только знаю я этих панов зацных и моцных! Чтобы на портрете фамильную прикрасу перепутать? Быть того не может!
Или камень в цепи заменили?
Дверь неслышно отворилась, и в банкетную деревянным шагом вошел пан Пшеключицкий. Вошел, так же деревянно поклонился, ни на кого не глядя, и шагнул к высокому креслу, в котором восседал пан Станислав.
Я облегченно вздохнул. Ну, конечно! Его и ждали!
Пан Пшеключицкий вновь поклонился (даже не поклонился - головой дернул) и стал там, где положено - за спинкой кресла. Он так часами стоять обучен - даже не моргнет.
Все, можно и за вилку браться!
Такое я еще за Днепром видел. Настоящий пан хорошего рода и хлеба не куснет, если за креслом его не будет другой пан стоять. И не кто попало, а чтоб урожденный шляхтич, да с гербом, да при шпаге. Говорят, иные по горсти золота в день за такое платят.
Вот оттого и пана Пшеключицкого ждали!
Странный он, пан Пшеключицкий. Ни с кем слова не скажет, вина не выпьет, не поругается даже. Первые полгода я его фамилию запоминал, потом целый год присматривался - понять не мог, а когда понял…
…Когда понял - зауважал пана Станислава еще больше. Не то, чтобы было в пане Пшеключицком что-то особенное (видел я, как за креслом одного кнежа аж трое стояли), но все же неплохо! Умелец он, пан Станислав!
Слуги неслышно скользили, подавая блюда и подливая вино, пан Станислав улыбался, негромко беседуя с пани Сале, та улыбалась в ответ, пан Рио явно увлекся рыбой, пан к`Рамоль брови хмурил (с чего бы это?), а мне внезапно дико захотелось спать. Нельзя! Завтрак - только начало, потом будет главное. Раз пан Станислав меня к завтраку пригласил, значит, разговор будет.
И не простой разговор!
* * *- Так, значит, все в порядке?
- Да, пан Станислав! Троих хлопцев потеряли, да пятеро ранены…
- Не беда. Народу много, бабы новых нарожают!
Он вновь сидел под странным портретом, только теперь в руках у пана Станислава была огромная глиняная люлька. Сизый дым неторопливо поднимался вверх, тучей собираясь под лепным потолком.
- Новые гости - в замке? Те, что из Хитцов доставлены?!
- Так…
Пан Станислав кивнул, глаза удовлетворенно сверкнули.
- Ну-ну! Вечером погляжу, кого ты мне привез. Не хочешь вечерком вместе со мной в замок прогуляться?
Я вздрогнул. В замок? Избави Святой, благословен Он!
Он понял. Засмеялся - весело, словно и в самом деле пошутил.
- А ты заметил, как пан лекарь на нас с пани смотрел?
Я вспомнил мрачного к`Рамоля и усмехнулся.
- Не по коту сметана! А знаешь, пан Юдка, в этой пани есть свой смак! Видал?
Он протянул вперед правую руку. На запястье темнел кровавый след - чьи-то ногти впились в кожу.
Ясное дело, чьи.