"АУТОДАФЕ В ЕКАТЕРИНБУРГЕ

Недавно во дворе Екатеринбургского духовного училища Русской православной церкви были публично сожжены богословские произведения Александра Меня, Александра Шмемана, Иоанна Мейендорфа и Николая Афанасьева.

Распоряжение об уничтожении "модернистских" произведений православных богословов отдал епископ Екатеринбургский и Верхотурский Никон (Миронов). На заседании Духовной Консистории епископ поставил вопрос о недопустимости распространения "еретической" литературы в местных храмах. Услужливые клирики подсказали владыке, что подобная литература имеется прямо у него под носом - в библиотеке местного духовного училища, кузнице духовенства епархии. Епископ Никон немедленно позвонил в училище и приказал произвести на его территории акт публичного сожжения "неправильных" богословских произведений.

Выполняя распоряжение епископа, сотрудники библиотеки духовного училища вынесли во двор, где собрались священнослужители, учащиеся и просто любопытствующие, книги перечисленных авторов, бросили их в железный ящик и торжественно предали огню. Говорят, что при этом звучали какие-то песнопения. На позорное "пещное действо" прибыл благочинный храмов города Екатеринбурга протоиерей Николай Ладюк..."

Под верхним обрезом стояло меленьким шрифтом: "Московские новости, № 23, июнь, 1998 г.".

И не очень давно дело было... горят они, родимые, и рукописи горят, и книги синим пламенем пылают!.. Ерпалыч, мудрец ты мой, псих родимый, на кой ляд тебе эта вырезка понадобилась?

Чтоб я ее случайно нашел, случайно прочитал?!

Впору поверить.

Вторая заметка была короче.

"ЛИЦО ГОРОДА УЖЕ УЛЫБАЕТСЯ

(интервью с Ю. Шкодовским, начальником Управления архитектуры горисполкома)

- ...Горожане должны, наконец, стать хозяевами, должны участвовать в формировании среды, в которой живут. Вы знаете, что город - это очень крепкая система, живущая по законам природы ? Ее невозможно остановить, нельзя убить. Она самовосстанавливается, самоорганизовывается. Но ее надо направлять грамотно. Чтобы не возникли стихийные явления, которые могут повредить этому механизму. Нет, не сломать, но повредить - и потребуется много времени, чтобы он снова отрегулировался, чтобы жители чувствовали себя комфортно. Эта система реагирует на политическое, экономическое, социальное состояние государства. Для меня город - живой организм. Я отождествляю эти два понятия".

Интервью с архитектором было опубликовано в "Теленеделе", местном дайджесте, благополучно выходившем и по сей день; год... год тот же самый, что и "Аутодафе в Екатеринбурге", девяносто восьмой. До Большой Игрушечной оставалось всего ничего...

Третья заметка оказалась из "Кировского рабочего", самая старая - двадцать пятое сентября 1992 года.

"ЕГО НАЗЫВАЛИ МЕССИЕЙ

Вчера в лесном массиве неподалеку от поселка имени XVI Партсъезда было найдено тело пропавшего без вести рабочего одного из местных строительных кооперативов Фрола Афанасьевича Соломатина. Его поиски начались более месяца назад после того, как Соломатин не вернулся домой из служебной командировки. По предварительным данным, смерть Соломатина наступила в результате нескольких огнестрельных ранений.

Фрол Соломатин был достаточно известен как у себя в поселке, так и в областном центре. Участник обороны "Белого дома" в августе 1991 года, он, единственный из наших земляков, был награжден орденом Боевого Красного Знамени. В последнее время он также являлся активистом историко-краеведческого общества "Оллу дхор", занимавшегося изучением и возрождением культурных традиций малых народов Предуралья.

Вместе с тем существует предположение, что погибший был тесно связан с одной из тоталитарных сект, члены которой считали этого молодого парня "Мессией", пришедшим на землю, дабы возвестить наступление "Судного Дня". В связи с этим Фролу Соломатину неоднократно угрожали физической расправой. По слухам, весной этого года на его жизнь уже было совершено покушение, в результате чего "Мессия" был легко ранен. Не исключено, что именно эта версия наиболее заинтересует следствие, которое в настоящее время ведет областная прокуратура.

Родственники и друзья погибшего категорически отрицают какую-либо связь между религиозными убеждениями Соломатина и его убийством. Следует отметить, что похороны погибшего состоятся согласно православному обряду..."

Дальше шли предложения услуг Клуба Содействия Бессмертию, статья о московской шаманке Ирине Нергу, заявление Марии Дюваль, "самой великой ясновидящей мира", о ее желании снабдить всех несчастных чудодейственными талисманами (начиналось оно сакраментальными словами: "Бесплатное предложение, невероятное, но настоящее", - что сразу напомнило мне Карлсоново "привидение из Стокгольма, жуткое, но симпатичное"), и, наконец, самая последняя заметка касалась почему-то боулинга.

Я пригляделся внимательнее.

"БОУЛИНГ - НЕ ЗНАЧИТ ШАРОВОЙ

...Популярность боулинга настолько велика, что он будет официально представлен на ближайших Олимпийских играх. Наш город стал пока единственным в стране, где начал действовать боулинг-центр. Его открытие почтили своим присутствием губернатор области, мэр города, вновь назначенный замминистра охраны здоровья. А освятил это богоугодное заведение митрополит Харьковский и Богодуховский Никодим. Если бы вы видели, с каким божественным упоением бросал он потом шары!

"Здорово!" - сказал, поиграв, губернатор и тут же поделился планами..."

* * *

- Алька, ты дома?
- рявкнули от дверей, и паркет взвизгнул под колесами. Ну, кретин, ну, конспиратор... у тебя ж дверь незаперта!..

4

Во многой мудрости - много печали. Много будешь знать - скоро состаришься. Горе от ума. Великие истины.

Скоро я имел возможность убедиться в этом, что называется, на собственной шкуре.

* * *

- ...сказочник ты, Фол!
- изрекаю я после долгой паузы, пройдясь туда-сюда по комнате и проведя пальцем по краю пыльного стеллажа. С дивана раздраженно всхрапывает матюгальник, но просыпаться не спешит, а на моем пальце остается серое пятно.
- Ганс Христиан двухколесный. Папуас кивай. Послушать тебя, так Ерпалыч, псих старый, чуть ли не Вий местного значения! Шаман из шалмана!

- За шалман ответишь, - бурчит мой друг, развалясь в углу грудой здорового духа в здоровом теле.
- И за Ерпалыча. Хорошо хоть Валько тебя не слышит. Он на "дядька Пора" мало что не молится...

- Еще лучше!
- Пузырьки волшебного шампанского (а точнее - руденковского спирта на корочках) клокочут в глотке, вырываясь наружу совершенно неприличным фырканьем. Истерика у меня, что ли?
- Ерпалыч-великомученик, покровитель хануриков! Что ж он себя-то самого уберечь не смог? Да и жилплощадь у красавца, хоть старое логово возьми, хоть местное... Наколдовал бы себе апартаменты, что ли?!

Вот ведь чувствую: несу чушь, откровенную ересь, да и вообще, гнусно это человек пропал неведомо куда, может, и помер уже!
- а я тут зубоскалю, но остановиться никак не получается.

Точно, истерика.

Скоро посуду бить начну.

- Идиот!
- взрывается Фол, звонко щелкая хвостом, будто циркач - витым шамбарьером.
- Апартаменты ему, придурку!

И так уже где не надо интересоваться начали: говорят, в Дальней Срани крутой шаман объявился? Тех-ник без лицензии, без патента?! П-почему не знаем? А тебя, охломона, писаку хренова, он, кстати, на смену себе прочил!

- Меня?!

Вот что-что, а это Фол умеет: так огорошит, что хоть стой, хоть падай! Шаман Ерпалыч прочит себе на смену Алика-писаку! Воскамлаем мы на пару, грянем в славны бубны за горами, и стану я Сраным Шаманом, грозой бомжей-исчезников и утопцев в законе!

Ну не бред ли?

И еще: впрямь ли он бредовей всего окружающего?..

- Нет, меня!
- дразнится Фол.
- Пень ты, Алька, как есть пень! Ерпалыч с месяц назад так нам с Папой и сказал: долго, мол, к парню приглядывался, а теперь уверен - вытянет! Еще поболе меня вытянет, только он сам об этом покамест не знает.

Ага, ясно. Фол, выходит, знает, Папа знает; Валько-матюгальник небось тоже знает - один я пень, понимаешь, пнем! Город есть такой, слыхал - Пномпень, там все вроде меня...

Почему-то мне очень захотелось наступить Фолу на хвост, но делать этого я, естественно, не стал. По многим причинам, в большинстве уважительным. Просто присел перед ним (перед Фолом, а не перед хвостом, конечно!) на корточки и очень внимательно посмотрел кентавру в глаза.

Фол спокойно сыграл со мной в гляделки.

Выиграл.

Я моргнул первым.

- А сам-то ты хоть веришь в то, что говоришь?
- проникновенно вопрошаю я.
- Ну скажи, Хволище Поганое: веришь?

- Да не верю я!
- Кент вдруг хватает меня своей ручищей за ворот рубахи и дергает к себе. Я падаю на четвереньки, бешеные глаза Фола оказываются совсем рядом, и где-то на задворках сознания мелькает на удивление отстраненная мысль: "Псих. От Ерпалыча заразился".

Кто "псих" - кентавр или я?
- сие мне неизвестно.

- Не верю!
- рычит Фол мне прямо в лицо, брызгая слюной.
- Я ЗНАЮ! Я знаю, а ты - нет! А раз ты такой упертый... поехали! На бугая своего посмотришь, вот тогда и послушаем, как ты запоешь! Не верит он, видите ли... не верит... Фол наконец отпускает меня, и я с размаху сажусь на пол. Мой приятель явно угомонился и даже отчего-то повеселел, Теперь это - привычный мне Фол, явно задумавший учинить надо мной очередную каверзу.

- Какого еще бугая?
- осторожно интересуюсь я.
- Быка, в смысле?

- В смысле!
- ржет Фол.
- Во всех смыслах. Быка. В лабиринте.

Ну конечно, книжку-то мою он читал, подарил я ему когда-то. С автографом... Вот и издевается теперь.

- Да что я, быков не видел?..
- Увы, Фол уже на колесах и нависает надо мной монументом "Родина-мать зовет".

Шансов отвертеться нет ни единого.

Буркнув: "Тогда сам меня к этому быку и повезешь на горбу!" - я с неохотой бреду одеваться.

5

Путь к обиталищу загадочного бугая оказался коротким, но запутанным до чрезвычайности. Случись мне потеряться, отстать от Фола, обратной дороги я бы вовек не нашел. Мешанина улочек Дальней Срани, тупики, повороты, какие-то проходные дворы, расчищенные (видать, специально для кентавров) спуски и подъемы; однажды нам даже пришлось лезть через забор, причем Фол управился куда быстрее меня. Все это безобразие мелькало перед глазами черно-белым калейдоскопом дальтоника, так что под конец у меня начала кружиться голова. И почти сразу Фол лихо притормозил у приземистого серого здания с колоннами у входа и аляповатой вывеской "Кино КИТЕЖ театр". Изнутри доносился приглушенный фокстротик, который при нашем приближении оборвался, сменившись воплями и стрельбой - внутри явно шел замшелый боевик.

- В киношку собрались?
- интересуюсь я.
- Целоваться на заднем ряду?

Фол отмалчивается.

Центральный вход кентавра не заинтересовал. Мы рысцой объехали "Китеж" с тыла и остановились у массивной железной двери - как в старых бомбоубежищах: бабуся чуть ржавая, но, в общем, неплохо сохранилась, со следами былой молодости в виде обильных заклепок, а также с внушительным штурвалом запорного механизма.

Из новообразований имеется висячий замок - грозный страж амбаров вызывал уважение одними своими размерами.

- Правительственный бункер?
- наугад предполагаю я, спрыгивая на землю и с удовольствием пойдя вприсядку: ноги затекли и малость продрогли.
- Ерпалычево капище?

- Нет, стойло, - хмыкает мой приятель, подкатывая к самой двери и извлекая из-под попоны здоровенный ключ с замысловатой бородкой.
- Сейчас знакомить вас буду. Тихо, по семейному...

Нас - это меня и бугая, надо понимать?

Дверь открывается на удивление мягко, без ожидаемого скрежета; и Фол, сунувшись внутрь, машет мне рукой: пошли, мол.

Кирпичные ступени полого уходят вниз, в подвал; рядом - наклонный пандус, по которому неторопливо катит кентавр.

Над головой вполнакала горят пыльные, засиженные мухами лампочки.

Если чего и не хватает, так это горящей надписи: "Оставь надежду всяк сюда входящий!".

Хорошо, что я надежду дома оставил, заранее...

- Свои, Миня! Свои! Вылезай, хватит прятаться!
- возвещает Фол, вкатываясь в тайные лабазы "Китежа".

Перед нами открывается целый лабиринт коридоров и складских помещений. Свет горит далеко не везде, и часть территории тонет во мраке. Глубина лабиринта чихает, храпит, заставляя вспомнить Валька-матюгальника; потом до нас доносится громкое фырканье - и я невольно прижимаюсь к горячему боку

Фола. Кентавр косится на меня и ехидно ухмыляется: что, струсил?

Хорошо ему смеяться! Вот сейчас этот самый бугай как ломанется из темноты...

Снова фырканье, и ему гулким эхом вторят приближающиеся шаги. Скрипят половицы, им отвечает скрип двери... Странно, но складывается впечатление, что идущее к нам существо передвигается на двух ногах! Или на двух костылях, которые грузно впечатываются в пол: скырлы, скырлы, на липовой ноге, на березовой клюке... все по селам спят, по деревням спят... В ближнем проходе мелькает силуэт: кряжистый исполин украшен тевтонским шлемом - почти сразу исполин входит в пыльный свет лампочек, и я невольно отшатываюсь, едва успев подавить крик: к нам идет... Минотавр! Настоящий! Массивный торс, сплошь в космах бурой шерсти, увенчан тяжкорогатой головой; бугрятся узлами мускулов длинные, до колен свисающие руки, тупые когти на корявых пальцах напоминают о гонимом "бом-же-счезне"; зато чресла чудовища затянуты в самую что ни на есть обыкновенную "варенку", и из бахромы штанин торчат лохматые бабки с копытами.

Скырлы, скырлы...

Джинсы Минотавру коротковаты.

- А вот и твое чадо, Алик, - весело скалится двухколесная скотина по имени Фол.
- Миня, Миня, иди к папочке!

- Ч-чадо?
- заикаясь, переспрашиваю я.
- М-мое?! Ты Чего, Хволище, умом тронулся? Какое чадо?! Что я, по-твоему, с буренкой согрешил?!

На мгновение я забываю о надвигающемся на нас исполине. До чудовищ ли теперь?!

- Ты, может, и не грешил, - откровенно хохочет кент, - зато Миня это дело очень даже любит! Он у нас производитель знатный! Кроет телок за милую душу!

Минотавр совсем рядом. Останавливается. С любопытством глядит на меня - и во влажном взгляде, в странно-осмысленном наклоне бычьей башки мне вдруг чудится что-то знакомое! Реальность плывет перед глазами, в голове гремит горный обвал, обнажая полустертые, зыбкие воспоминания - и там, внутри моего многострадального черепа, возникает все тот же рогатый чсловекобык, глядящий на меня... из зеркала!

...тогда я заканчивал "Быка в Лабиринте". Заканчивал туго, кроваво, готовый распять самого себя без надежды на воскресение, и однажды, проснувшись среди ночи, после особо яркого сна, увидел в полумраке зеркала...

Мало ли, чего человеку почудится спросонья? Изумленно моргая, я протер глаза, и призрак исчез, растворился в тенях комнаты; но я запомнил его, запомнил - и именно таким виделся мне с тех пор Минотавр, когда я усаживался за клавиатуру и строчки вприпрыжку бежали по экрану.

Именно таким: рогатый человекозверь, неуловимо похожий на меня самого!

- Не бойся, Алька, - Фол трогает меня за плечо, и от этого прикосновения я прихожу в себя.
- Миня у нас смирный, мухи не обидит. Весь в тебя, между прочим.

Миня придвигается вплотную, источая смрад коровника, и я ощущаю на лице его горячее дыхание.

- М-маааа, - мычат вывернутые губы, и мокрая терка языка касается моей щеки.
- М-ма-а-а...

- Вишь, признал!
- ликует Фол, доверху преисполняясь счастьем.
- Признал! Мамой зовет! Ух ты, мой хороший, мой славный!..

- М-м-мыыы...