Вспомнилась изумленная ряха господина Ревенко. Бывший вояка в последний момент, кажется, попросту струсил, начал крутить, толковать о необходимости проверки-перепроверки, нес чушь об экспертизе фотографий. Дуб и тут оказался молодцом - пошел к дяде. Бог весть, с легким ли сердцем Никанор Семенович выписывал ордер, но результат налицо. На "сагайдачников" я, честно говоря, не рассчитывала. Это уже Бажанов. Прочитав мой рапорт, он мигом позвонил в военный университет. Все верно, в этом деле нельзя верить ни жорикам - подчиненным Хирного, ни тем более архарам с их полканом-тараканом. А курсантов нам дали непростых, как мне шепнули на ушко, будущих "специалистов по особо сложным операциям". Когда-то таких называли ОСНАЗ. У этих рука не дрогнет.

Дорога пошла резко вниз. Впереди, из-за лысой верхушки заснеженного холма, показался пруд - огромный, весь в промоинах, с вмерзшими в лед черными лодками.

- Там, за прудом, - Бажанов свернул карту, которую разглядывал, подсвечивая себе фонариком, - два корпуса, поблизости - разрушенная церковь. Бывала здесь, Гизело?

Я молча покачала головой.

- А я вот бывал. Рыбу ловил. Лещи тут, я тебе доложу! Кто ж его знал, что здесь такое?

Отвечать я не стала, хотя вопрос оказался не из сложных. Кое-кто знал. Знал - и ездил сюда не только за лещами.

...Из этой компании Хирный уже подался в бега - за десять минут до приезда на его квартиру опергруппы. Ейбоженко, замглавчекиста, уехал в столицу еще вчера. Исчезли и трое офицеров-жориков из тех, кто упоминался в показаниях несчастной Кати Левченко. Таракана Жилина тоже не могли найти, но он отсутствовал легально - был на никому не ведомом "спецзадании"...

- А почему опять ты? Снова мужика найти не могли?

Я удивленно поглядела на господина Бажанова и вновь не стала отвечать.

Пруд остался справа, дорога поползла на подъем. Мотор джипа ревмя ревел, пытаясь оправдать репутацию "чудо-машины". Я мельком отметила, что слышно нас, наверное, за десять верст. Ничего не поделаешь, вертолет нам не дали. Не положено.

-Вот!

Бажанов указал куда-то вправо. Вначале я заметила верхушки покрытых снегом деревьев, затем - крыши. Все, как на фотографии. Дом, вокруг него - высокий забор, рядом еще одно здание, чуть поменьше, какие-то сараи, флигельки...

Под колесами зашуршал асфальт. Джип радостно дернулся, рванул вперед, свернул направо. Внезапно забор оказался прямо перед нами - чугунный, кованый. За ним тянулся другой - из красного кирпича; просто напрашивалась "колючка" в три ряда по гребню, но - увы, чего не было, того не было. С того времени, как был сделан снимок, здесь многое изменилось.

И забор - не самое интересное.

Водитель резко затормозил, меня бросило вперед, подбородок задел за переднее сиденье. Крепкая рука в камуфляже, взяв меня за плечо, уверенно восстановила равновесие.

- Сидишь?

- Сижу, - вздохнула я.
- Уже приехали?

- Мы-то приехали!
- Бажанов сверкнул крепкими зубами.
- А ты, Гизело, как сидела, так сидеть и будешь. Отсюда - ни шагу. Ясно?

Сзади слышался рев моторов - "Уралы" тормозили. Прозвучало громкое: "Первый взвод - из машины!.."

- То есть как ни шагу?
- опомнилась я.
- У меня ордер, это - мое дело!

- Сержант!

Водитель, молчавший всю дорогу, по-прежнему молча повернул курносую веснушчатую физиономию.

- Эту гражданку из машины не выпускать! Разрешаю применять силу!

Курносый нахмурился и важно кивнул.

- Все! Пошел!

Я затравленно оглянулась. "Сагайдачники" строились, сзади звучало: "Третий взвод!.. Пулеметный взвод!.."

Рука коснулась дверцы...

- Не можно, дамочка!

Лапа сержанта стальным шлагбаумом преградила путь.

- Какая я тебе дамочка, сопляк!
- огрызнулась я, с трудом вспоминая количество звезд на своих петлицах.
- Я по вашему счету... подполковник!

- А все одно не можно!
- парень вздохнул.
- Потому как приказ. Бить не буду, а наручники надену!

Сзади послышался резкий голос Бажанова. Кажется, он собирал командиров. Я вновь оглянулась...

- Эра Игнатьевна!

Дверца распахнулась. Дуб! Ухмыляющийся, с автоматом на брюхе - но без-каски, в одном подшлемнике.

- Где каска, господин Изюмский?
- сурово поинтересовалась я.

Дуб хмыкнул и, отбросив лапу бдительного сержанта, пристроился рядом.

- Сейчас, блин, шерстить начнем! Снаружи вроде тихо, охраны нема. Я все уже узнал! Тут два дома: который новый, там психи, а тот, что Голицыны - для администрации. Как мыслите, где искать надо?

- А что тут еще есть?
- осведомилась я.
- Ну...
- дуб оглянулся.
- Ближе к пруду - церковь, которая бывшая. Дальше - дом поповский, тоже бывший. И село - три дома, старухи живут. Так пойдемте, поглядим!

Я выразительно покосилась на сержанта. Изюмский почесал пальцем лоб, хмыкнул.

- А ты, парень, чего, из блатных? Какая статья?

- Я тебе дам, статья!- Сержант резко повернулся.

Веснушки пылали гневом.

- А татуировка? На левой руке.

- Да какая на хрен... Смотри!

Лапа протянулась вперед. Клац! Наручники, которыми грозили мне, защелкнулись на запястье бдительного "сагайдачника". Другую половину дуб пристегнул к дверце.

- Вот так. Эра Игнатьевна! Видели бы вы меня, блин, когда я в операх служил!

2

Возле машин было пусто. Десяток парней в камуфляже разместился вдоль забора. Еще трое перекрывали ворота.

- Пошли уже!
- констатировал Изюмский.
- Шерстить пошли! Не успели мы с тобой, блин! Ладно, подождем. Вон она, церковь, сзади!

От церкви уцелели только стены - красно-кирпичные, массивные. Вокруг лежал нетронутый снег. Внезапно подумалось, что здесь очень красиво. Лес, старый помещичий дом, пруд. Быть может, при Голицыне в нем лебеди плавали. Да... За стены родные, за сень милых кленов, за старый родной и порушенный дом...

Резкий гудок заставил обернуться - из-за ограды выруливал автобус. Древний "ЗИЛ", таких в городе и не встретишь.

- Ах ты!
- дуб вполголоса чертыхнулся и бросился вперед. За ним поспешили трое "сагайдачников". Снова гудок - в нем слышалось явное недоумение. Автобус затормозил, водитель выглянул наружу, склонился к подбежавшему Изюмскому. Внезапно послышался вопль - испуганный вопль десятков голосов. Кричал автобус дружно, протяжно. Дуб отскочил, что-то сказал курсантам. Один из них, козырнув, стал рядом с дверью водителя. Изюмский повернул обратно.

- Психи!
- сообщил он не без некоторого удовлетворения.
- Настоящие! Их в Дергачи возили - развлекаться, блин! Слыхала, как завыли, когда "стволы" увидели?!

Крик стал тише и понемногу заглох. Я невольно пожалела несчастных. Ничего себе развлечение получилось! Ехали домой, мечтали об ужине...

- Ах вот ты где, Гизело!

Видать, стареть стала. Опять не услышала - а ведь должна была! Особенно когда такой медведь заходит сзади.

- Шутите, значит? Водителя стреножили?

Брови заместителя мэра были сурово сдвинуты. Я храбро парировала гневный взгляд, усмехнулась:

- Кадры подбирать надо лучше!

Веснушчатый сержант топтался поодаль, делая вид, что не смотрит в мою сторону.

- Кадры!
- Бажанов явно хотел сплюнуть, но сдержался.
- В общем, так, Гизело! В первом корпусе - больные. Тревожить не стали - пробежались только. Во втором - пусто. Директор уехал, завхоз уехал. Там какие-то лаборатории, посмотреть надо. А в целом, ни хрена! Я ребят послал к складу, это бывший винный погреб... Слушай,, а может, тебя надули, а?

Ответить я не успела - по ушам словно палкой ударили. Раз, еще раз...

- Ложись! Ложись! К забору.

Теперь стреляли очередями. Кто-то явно не жалел патронов.

И, словно в ответ, вновь послышался знакомый вой. Но на этот раз он доносился не только из автобуса. Кричали в доме, спрятанном эе высоким кирпичным забором. На миг стало жутко. Так, наверное, воют в аду.

Падать не стала - пожалела пальто. Чугунная решетка забора тоже не показалась надежным прикрытием. Пока я раздумывала, сильная рука рванула за плечо, потащила назад, за ближайший грузовик.

- Началось, блин!
- дуб радостно ухмылялся, поглаживая "калаш".
- Ну, это дело! Ща мы им!

Я даже не смогла огрызнуться - внезапно навалилась усталость, свинцовая, одуряющая. Так и знала! "Мы" дадим "им", "они" дадут "нам". Вот и пули, как воробушки, плещутся в пыли...

Не в пыли - в грязном, уже начавшем подтаивать февральском снегу.

* * *

Погреб издали походил на дот: низкая, уходящая в землю арка серого камня, стальные двери - и следы "трассеров", медленно тающие в холодном вечернем воздухе.

"Сагайдачники" залегли прямо в снегу, не отвечая на огонь. Я, как штатская крыса, болталась сзади, за массивной каменной тумбой, неизвестно зачем поставленной посреди старого сада еще в незапамятные времена. Дуб отирался рядом, нетерпеливо поглядывая вперед. К "сагайдачникам" его не пустила я. Изюмский пытался возражать, но я раззявила пасть - и после третьего загиба его пыл угас.

Стрельба - то ленивая, то яростная - продолжалась уже с полчаса. Стреляли "они". Темнота, сгустившись над старым селом, мешала "им" - пули уходили в "молоко". Похоже, Бажанов ждал, пока у "тех" кончатся патроны. Приказ не стрелять я одобрила. Первач-псы не дремлют: стоит какому-нибудь меткому курсанту попасть - и отмаливай потом беднягу!

"Те" не боялись. Видать, бог им попался правильный.

- Эра Игнатьевна! Можно мне... Только взглянуть!

Сраженный моими загибами дуб стал непривычно вежливым, но потачки я ему не давала и даже не стала отвечать. Тоже мне, Аника-воин! Еще и без каски!

Каску, как выяснилось, этот охломон потерял, когда вылезал из машины. Искать поленился-а потом стало не до каски.

Внезапно стрельба стихла. Мы переглянулись. Кончились патроны? Или "бог" одумался?

- Гляди!
- Ручища дуба указала куда-то в темноту. Я всмотрелась. Вначале я увидела белое пятно. Пятно колыхалось, двигалось. Потом стал заметен черный силуэт.

- Бажанов!
- уверенно заявил дуб.
- С белым флагом! Как в кино, блин!

Возражать я не стала. Как в кино. А смелый у нас заместитель мэра!

- Внимание!
- загремел усиленный динамиком голос.
- Предлагаю сдать оружие и выходить по одному! Повторяю...

- Бажанов! Какого хрена! Это охраняемый объект!

Второй голос отвечал тоже по "матюгальнику", но я узнала говорившего без труда. Жил на свете таракан, таракан от детства... Вот, значит, на какую "спецоперацию" направился полковник Жилин!

- Жилин? Ты?
- в голосе заместителя мэра слышалось удивление.
- Ты что, спятил? Немедленно кончай дурить!

Темнота замолчала, но затем послышалось уверенное:

- У меня приказ! Мэр подписал. Не веришь, позвони, спроси!

Негромкий мат Бажанова был разнесен динамиком на всю округу.

- А у меня ордер! От прокуратуры! Показать? Со мной два следователя! Ты что, под суд захотел?

Снова молчание: долгое, тягучее.

- Хорошо! Пусть твоя "прокра" сюда подойдет! С ордером! Ну, начальнички наши намудрили, мать их!

Мы с дубом вновь переглянулись. Я расстегнула пальто и полезла в нагрудный карман кителя. Не хватало еще ордер потерять! Все в порядке, на месте!

- Гизело!
- Бажанов был уже рядом.
- Гони сюда ордер! Кажется, спеклись!

- Он хочет видеть представителя прокуратуры, - возразила я.
- Вы прекрасно знаете закон.

Под пули лезть не хотелось, но показывать ордера - это моя работа.

- Не пущу!
- Бажанов не удержался, сплюнул.
- Лучше подожду, пока за твоим Ревенко съездят. Ишь, умники, бабу в бой посылают!

- А на хрена Ревенко?
- Дуб расправил плечи, подмигнул мне.
- Господин Бажанов! Следователь Изюмский в вашем распоряжении, блин!

Заместитель мэра задумался, окинул дуб-дубыча оценивающим взглядом:

- Хорошо! Гизело, отдайте ему ордер!

- Я же тебе говорил, подруга!
- Дуб вновь подмигнул и не без сожаления передал Бажанову автомат.
- Ща покажем!..

Черный силуэт удалялся медленно, словно нехотя. Я затаила дыхание. Не идиоты же там, в конце концов! И Жилин-таракан - не самоубийца. Хитер, двух маток сосет - но не камикадзе. Первач-псы - Первач-псами, а в церкви, что при военном университете имени Сагайдачного, уже наверняка молебен служат. Есть такая молитва - "за-ради кровь на поле брани проливших"...

Черный силуэт на миг остановился. Кажется, дуб оглянулся.

Я вышла из-за нелепой тумбы, помахала рукой...

Выстрел.

Черный силуэт замер, постоял...

Рухнул.

"Сразу с колоколенки, весело чирикая..."

- Изюмский! Изюмский!

Я бросилась вперед, поскользнулась, упала лицом в мокрый снег, вскочила чужие руки схватили за плечи, толкнули вниз.

- Изюмский! Володя!

Я уже не кричала - шептала. Может, он только ранен? Может...

"...В грудь слетели пташечки - бросили назад..."

Володю занесли в вестибюль старого - "голицынского" - дома. Прибежал врач с круглыми от ужаса глазами, зачем-то достал шприц, бросил, стал щупать пульс.

Пульс?

"Пташечки" не промахнулись. То есть всего одна "пташечка". И не в грудь слетела, чтобы расплющиться о бронежилет. Пуля вошла в переносицу - прямо между глаз.

Володя - мертвый, нелепый в своем оранжевом бронежилете, который забыли с него снять, - лежал на полу. Я была рядом - двое "сагайдачников" стояли у дверей, выполняя приказ озверевшего Бажанова: не выпускать "эту дуру" наружу. И некому уже надеть на них всех наручники...

Больше в вестибюле никого не было. Врач убежал, подошла непонятно откуда взявшаяся старушка в белом халате, вздохнула, накрыла тело простыней с большим синим штампом.

А снаружи доносился неумолчный вой - словно безумцы пели жуткий нечеловеческий реквием. И это было страшнее всего - даже мертвых открытых глаз, которые сердобольная старушка в белом так и не смогла закрыть. Убитый не смежит веки, пока не наказан убийца. Старое поверье...

Кроме воя, никаких других звуков слышно не было. Минуты тянулись, но не было сил взглянуть на часы. Наверное, прошел час. Или больше? Что они там делают? Может, послали за подкреплением?

Бажанов появился внезапно. Я только успела спрятать грязный от расплывшейся туши платок.

- Гизело? Ты как?

- Надо отвечать?
- вздохнула я. Он подошел к телу, покачал головой.

- Каску надевать надо было! И чего я теперь Никанору скажу?

Он помолчал, дернул плечом, резко повернулся.

- Значит, так, Гизело! Я звонил мэру, он приказ отдал. Рвем тут все к едрене фене! Я как чувствовал - распорядился вакуумный фугас захватить. Знаешь, что это?

Я кивнула. Такие штуки больше года изготовляли на заводе имени Малышева. В свое время я сообщала об этом Девятому. Тот вначале даже не поверил.

- Пойду скажу, чтобы больных в подвал перевели. А ты тоже не стой спрячься!

- Погодите!
- встрепенулась я.
- В погребе могут быть заложники! Мы ведь...

- Отставить!
- Бажанов вздохнул, скривился.
- Хрен там, заложники! Ты разве не поняла - там зверье! Психи! Хуже этих! Все, пошел!

Я что-то крикнула вслед, но он даже не стал оборачиваться. Конечно, он драв - бабам на войне делать нечего.

На горе, на горочке, стоит колоколенка,

А с нее по полюшку лупит пулемет,

И лежит на полюшке, сапогами к солнышку...

4

В ушах звенело, под ногами скрипело битое стекло - взрыв вырвал окна, разнеся осколки по всей округе. Белый свет фар освещал груду камней, в которой возились парни в камуфляже. Ни серой арки, ни стальной двери -только камни и горькая пыль...