Громыхнуло - совсем близко. Жалобно звякнуло стекло. Какой-то ублюдок перешел звуковой барьер прямо над нашей крышей. Меня шатнуло, тюльпаны рассыпались по полу - и сразу его рука поддержала меня под локоть.
- Сегодня б-бомбить не будут. Министр обороны заявил, что это, так сказать, п-показательные полеты. Давайте п-просто посидим!
Его плечо было совсем близко. Я осторожно протянула ладонь, коснулась его пальцев. Игорь вновь улыбнулся:
- Н-ничего, ничего! Скоро улетят, у н-них, мерзавцев, керосина мало.
Отвечать я не стала. Какое мне дело до всей этой сволочи? Сероглазый Маг рядом, его ладонь касается моей. И даже свет включать не надо. Светомаскировка!
Это продолжалось долго, целую вечность. Нет, не продолжалось! Время остановилось, застыло, словно вода в старом болоте. Грохот, рев, звон стекла и моя рука в его руке. Я могла лишь молиться, чтобы керосин в баках не кончался, чтобы подлец-министр прислал сюда новые эскадрильи...
Тишина упала внезапно - как двухтонная авиабомба. Игорь осторожно отнял руку, встал. Я разочарованно вздохнула и принялась поднимать тюльпаны с пола.
Взгляд скользнул по циферблату. Без пяти два. Неужели прошло всего полчаса? Какая короткая вечность!
Да, вечность кончилась. Я вновь взялась за кофе, Игорь принялся пересказывать последние новости. Я почти ничего не понимала - просто слушала его голос. Лишь однажды меня дернуло: Маг упомянул знакомые имена. Вчера в столице, на кладбище Донского монастыря, хоронили отцов Николая Рюмина и Александра Егорова...
А я даже не помолилась за них - новопреставленных! Неужели еще и этот камень на душу? Если бы не я, кто знает, может, и не было бы этих страшных похорон?
Настала очередь рассказывать мне. Да только о чем? Будни нашего "ГКЧП" (как выразился бы шаман Ерпалыч) - материя скучная. Разве что о самом господине Молитвине? Игорь - фольклорист, ему интересно будет.
Я не ошиблась. Маг слушал внимательно, не пропуская ни слова. Даже на кофе, столь кроваво сваренный (без всякой вышней помощи!), внимания не обратил. Потом задумался. Затем попросил кое-что повторить,
- Умно!
- наконец проговорил он.
- Ох, неглуп г-господин шаман!
- Кофе!
- рискнула напомнить я.
- Игорь, я очень старалась!
- К-конечно! Конечно!
Маг сделал большой глоток, но, кажется, даже не почувствовал вкуса.
- Неплохое д-дополнение к теории Олд-Шмуэля. Не рассказывал? Расскажу обязательно - п-попозже. Только сказавши "алеф", господин Молитвин решил не упоминать "бейта". А ведь это очевидно!
Игорь встал, чуть не перевернул ашку, пальцы щелкнули:
- К-конечно! Если допустить, что город... То есть не город, а н-новая реальность в какой-то мере ощущает себя... То... Вы понимаете, Ирина? В эту минуту он был особенно красив. Человек думал. Умный, сильный человек - с маленькой ямочкой на подбородке.
- Это очевидно! Ст-тарина Гегель понял это еще два века назад! Абсолютный Д-дух ищет воплощения! Ему нужен человек! Разум! Так сказать, к-капитан корабля! Поиск, к-конечно, будет долгим, методом проб и ошибок, затем адаптация, она т-тоже будет нелегкой. Но!.. Вы понимаете, Ирина?
- Кажется, да.
"...Сейчас это разум младенца, поэтому вести переговоры будет несколько затруднительно. Однако вскоре такая возможность может представиться..."
Вот что имел в виду шаман!
- Этот человек, Ирина, сможет не т-только частично контролировать ситуацию, но и в какой-то мере направлять ее! Значит, тогда... За последние дни в м-мире было атаковано один-надцать районов, подобных нашему. Отбились п-пять. Отбились п-потому... Потому что т-там уже были, так сказать, "капитаны"!
Отбились? Цунами, эпидемии, лавины...
- Это не капитаны, Игорь! Это - боги! Вспомнилось: темное подземелье, недвижное тело на старом надгробии с изуродованными ангелочками.
"...Мы еще встретимся, старший следователь Гизело! Встретимся - но уже не здесь. Мое царство скоро будет всюду!.."
Выходит, Капустняк - или тот, что назвался Капустняком - тоже решил эту нехитрую задачку? Только бандит не стал ждать, пока Город его отыщет. Он вызвался сам.
Я ВОЗЬМУ САМ - как в одном старом романе.
- Б-боги?
- Игорь задумался. Скорее, хранители п-печати. Так сказать, Легаты. К-как у Иоанна Богослова, помните? И снял т-такой-то по счету Ангел Печать...
Я помнила. Ангел снимает Печать... Армагеддон уже прошел, последние уцелевшие бегут, спасаясь от Железного Посоха...
"И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять ?"
- Так что же это, Игорь? Конец? Всем нам? . Я посмотрела в черное окошко под потолком и внезапно почувствовала себя под сводами склепа.
- Н-нет!
Его рука дотронулась моего плеча. Склеп исчез.
-Это новый мир. И н-нам здесь. придется жить. А с вами, Ирина, н-ничего не случится. Честное с-дово! Я не позволю!..
Теплая ладонь коснулась моих волос. Я сдержалась - не разревелась, не кинулась ему на шею. И не скромность помешала, не конспирация, будь она трижды!..
Просто я вспомнила.
Мне уже обещали это. Давно, так давно, что я успела забыть. Саша рассказывал мне древнее предание своего народа. Странного народа, считающего себя потомками ангелов.
...Конец света наступит, когда придет на землю Вечноживущий Владыка и соединятся вместе Четыре Реликвии, потерянные в далекие века. И тогда потомки ангелов снова станут Светом. "Эхно лхаме" - будут как Свет. Все - живые и мертвые.
Трудно сказать, верил ли Саша. Может, и верил. Ведь показывал же он мне фотографию. Мессии - Владыки Вечноживущего! А мне стало смешно - и немного обидно. Саше хорошо, он станет ангелом!
И тогда он сказал - спокойно, без тени шутки.
Он не оставит меня. Меня и нашу дочь. Он вернется. За мной. За нами. Ангелом, светом - вернется. Вернется - и поможет.
Теперь ты, наверное, ангел, Саша!
Только тебе больше не вернуться.
Сразу с колоколенки, весело чирикая, В грудь слетели пташечки...
2
Первый взрыв прогремел ровно в шесть. То есть уже потом я узнала, что это взрыв. Вначале подумалось о непрошеной мартовской грозе, затем - о ночных самолетах. И лишь дежурный по телефону поспешил успокоить: "наши".
Бойцы молодого полковника занялись делом.
"Покров" начался.
Взрывы гремели все утро - то отдаленные, то близкие, совсем рядом. А затем по площади повалили беженцы - в автобусах, автомобилях, просто пешком. Огромная толпа молча шла прямо по мостовой. Ни крика, ни ругани, даже дети не плакали. Кентавров - ни с повязками патрульных, ни обычных - я не заметила; зато обезьяны оказались тут как тут. Белые твари неслышно скользили почти под самыми ногами уходящих. Никто не обращал на них внимания, словно "коропоки" были столь же привычны, как и пропавшие начисто бродячие псы.
Люди и обезьяны молчали, зато ожили репродукторы, наплевав на отсутствие антенн и проводов. Каждые десять минут из черных раструбов доносилось однообразное: "Постановление Временного Комитета Обороны... Основные маршру ты организованного выхода населения из города... Октябрьский район - Змиевское шоссе по направлению к населенному пункту Змиев... Дзержинский район - Изюмское шоссе..."
В городском управлении ничего толком рассказать не могли. Новый дежурный, на этот раз лейтенант, посетовал на нехватку сотрудников и плохую проходимость грунтовых дорог возле Балаклеи. В ранней мартовской грязи вязли не только легковушки, но и всепроходимые кенты.
Итак, эвакуация. Эвакуация, решение о которой мною не визировалось и даже не читалось. Хороши порядки!
Я вновь засела за телефон, но текста постановления достать не удалось. Карту города искали - не нашли. Дежурный на проходной на мои вопросы лишь разводил руками. Оставалось разозлиться и потребовать машину, чтобы увидеть все происходящее своими глазами. Первое удалось, второе - нет. Машин тоже не оказалось, в придачу приказ не покидать здание оставался в силе.
Будь я и в самом деле Прокурором Фонаря, то гильотина заработала бы немедленно, причем с частотой газонокосилки. Но мне, бодливой, Бог рогов не дал, а посему довелось смириться и идти разбираться лично с Бажановым. В его кабинет меня попытались не пустить, но тут сильно пригодился опыт общения с господином Ревенко. Мой рык сорвал секретаря с места и впечатал в стену. Хотелось поддать ногой дверь, но створки отворились - сами.
Обдумывать это очередное чудо не оставалось времени.
Бажанов был в кабинете не один. У громадного стола, за которым восседал трехзвездный генерал, пристроился мотоцикл системы "Фол" (не узнала, если бы не встрепанная борода) и некто стриженный "ежиком", мне покуда неизвестный.
На мое появление никто не обратил внимания. Сообразив, что чины отменены, я, не дожидаясь приглашения, подсела к столу. Бажанов чуть покосился в мою сторону, но смолчал. Исполняющий обязанности был занят - внимал мотоциклу.
- Оно не успеть, начальник!
- басил господин Фол, тыча пальцем в расстеленную на столе карту (нашлась-таки карта!).
- Ну никак не успеть! Дороги - дрянь, улицы сам знаешь какие, кое-где и лед не сошел. Ежели через Выворотку только... Детей на себя погрузим и баб, которые женщины, тоже на себя. Через Выворотку быстро будет! С нашими старшинами я договорился, они согласные, препятствовать не станут... А мужики своим ходом по Лицу пойдут!
- Покажите!
- Бажанов склонился над картой.
Пока генерал с мотоциклом обсуждали проблемы эвакуации через загадочную Выворотку, я, кое-что мотая на ус, присматривалась к "ежику". Кого-то он мне очень напоминал. Короткая стрижка, оранжевый пиджак, цепь на брюхе...
Господин Фол, утряся вопрос о Выворотке, укатил, забыв попрощаться. Генерал повернулся ко мне:
- А тебе чего, Гизело? Скучно?
- Решение об эвакуации, - как можно спокойнее проговорила я.
-- Если не ошибаюсь, я его не визировала?
Бажанов удивленно моргнул" затем внезапно рассмеялся:
- Ну, законница! План эвакуации города, да будет тебе известно, был утвержден еще в 1955 году и пересмотрен в 92-м. Показать? Я лишь вскрыл Красный пакет. А уж тут мне твоя санкция - до печки. Постановление есть такое, от 5 мая 2002 года: "в случае стихийных бедствий, массовых эпидемий и прочих обстоятельств, требующих..." Помнишь?
- И все равно, - вздохнула я.
- Моя подпись нужна. Сами назначили!
В этот миг я показалась себе невероятной занудой, причем далеко не впервые
- Подписывай!
Я черкнула пером по бумаге. Бажанов невозмутимо кивнул:
- Вот так! Значит, вывозим население из северных районов и центра. Юг Баварию, Основу, Новые Дома и Восточный - пока не трогаем. Там - по возможности. Все?
- А этот?
- ничуть не смиренная, я кивнула в сторону "ежика".
- "Братков" коллекционируем?
"Браток" заерзал в кресле, и я поняла, что не ошиблась.
- Этот?
- Бажанов хмыкнул.
- А ты сама послушай! Говорите!
"Ежик" неуверенно оглянулся, вздохнул:
- Ну, это... Бугор маляву передать велел. На словах. Тока ты, начальник, не сбивай, а то сам собьюсь... Ну, в общем, пацаны автобусы конкретно подгонят - в Безлюдовку и на Рогань. Тыщи две сопляков реально вывезем. Кого - в Крым, понятно, кого в Болгарию. И три состава мы еще вчера притаранили - на Леваду и на Балашовку. Бугор сказал: детей брать и баб, которые с сосунками. Харч у нас есть, ксивы справим. Пусть кто-то из ваших с нами поедет, чтоб с "корочками" был. Да хоть госпожа Гизело, пацаны ее знают, и Бугор знает!
Бажанов покосился в мою сторону.
- "Корочки" я вам обеспечу, - кивнула я.
- Пошлю с вами парня и десяток жориков с рациями. А то заблудитесь, знаю я вас!
- Обижаешь, начальник!
- привычно вздохнул "ежик".
- Могу, - пообещала я, и "браток" тут же увял. Видать, и вправду обо мне слыхивал.
- Заодно предупредим областные и городские власти по пути следования. А Бугру, то есть господину Лукьяненко, передайте, что мог бы и сам остаться. Спортсмен все-таки!
"Ежик" потупился, неуверенно пошевелил пальцами:
- Так, блин, мы ему тоже говорили! Наш ведь город! Чего мы, неродные, что ли? Жить ведь нам здесь! Ну, ничего, полсотни братанов осталось, мы этим, извиняюсь, сучарам...
- Гранатометы выдать?
- хмыкнул Бажанов, тоже сообразивший, что к чему.
Оранжевый пиджак смутился окончательно и поспешил ретироваться.
- Видала?
- начал было генерал, но тут дверь вновь отворилась.
- Разрешите?
На пороге стоял "сагайдачник" в знакомом камуфляже, а рядом с ним - весело улыбающийся розовощекий гражданин.
В наручниках.
- Та-а-ак!
- Бажанов медленно встал.
- Познакомься, Гизело! Малыжинский Калиостро. Малыжино не забыла еще, а?
Малыжино? Я невольно вскочила, шагнула вперед. Нет, этого розовощекого видеть не приходилось.
- Он у них, Гизело, главный штукарь был.
Сам сдался - умный, подлец!
- Николай Эдуардович! Можно просто Лель, - чарующе улыбнулся штукарь, сделав попытку поклониться, но был схвачен бдительным "сагайдачником" за ворот.
- Ладно, Гизело, иди! Пора уже. А я пока с этой Лелью поручкаюсь.
Я быстро взглянула на часы. 9.15. И вправду пора.
На прощание штукарь Лель вновь одарил меня улыбкой. Настолько очаровательной, что я пожалела о пропавшем неведомо где браунинге.
3
"Третий - Стреле. № 1.
1. Приносим извинения за известные вам обстоятельства, возникшие не по нашей вине.
2. Просим остаться в городе до окончания событий. Ваши наблюдения представляют огромную ценность. После завершения обороны (вне зависимости от ее результатов) уходите по каналу "Проба" или самостоятельно.
3. По возможности постарайтесь защитить и вывезти из города Молитвина Иеронима Павловича.
4. Рад сообщить, что после возвращения из отпуска вам будет предоставлена новая работа. Отныне ваш псевдоним - "Двенадцатый". Поздравляю!"
Такие послания следует обдумывать не торопясь. Но неведомый мне босс ждет. О чем спросить? О "новой работе"? Еще рано, вот стану "Двенадцатым", тогда уж... А забавно выходит! Ба-а-альшимначальничком буду! "Бугром"!
"Стрела - Третьему.
Спасибо за поздравления. Поясните пункт 1. Совершенно сбита с толку".
Третий ответил не сразу. И в этом молчании мне почудилось смущение. Кажется, и мой новый босс не все понимал до конца.
"Третий - Стреле.
Были введены в заблуждение сообщением о гибели внедренного сотрудника Стрелы...
Что-о-о?!
...К счастью, вашей дочери сообщить не успели. Еще раз приносим извинения. Обратите внимание на высылаемый документ".
В маленькой комнате внезапно стало очень жарко. И душно. А может, холодно, не разобрать. Но все равно - душно.
На экране медленно проступал белый четырехугольник. Фотография?
...Мертвая женщина - страшная, с искаженным последней мукой лицом - лежит на цементном полу...
Я закрыла глаза.
Господи!
А если бы Эмме показали такое?
Когда я наконец смогла взглянуть на экран, жуткое видение исчезло, сменившись привычными строчками:
