И еще: всегда, при любых обстоятельствах прямая спина - с такой осанкой хоть на трон, хоть на эшафот.

Вот он какой, шеф Малыжинского дома призрения...

Воровато оглянувшись - мои друзья вместе с Лелем уже поднялись на второй этаж, лишь Папочка каталась на заднем колесе вдоль прихожей, дожидаясь меня, я уцепил с полочки всю колоду образков. Она показалась мне непривычно толстой. Так, равноапостольной царице Елене (о покровительстве льноводам), святому пророку Давиду (об укрощении гнева начальников), "Пророк Наум-наведет-на-ум" (для спорости в науке)... блаженному Исидору Ростовскому (об урожае огурцов) а вот и снова чернобородый.

На этот раз не под видом мученика Трифона, а в облике Ипатия Печерского, что от женского кровотечения.

-Папочка!
- крикнул я.
- Давай наверх, скажи нашим, я догоню!

Папочка кивнула, оправила кожаный галстук и по-прежнему на одном колесе лихо дала наверх.

А я наскоро перелистал колоду дальше.

Чернобородый обнаруживался еще трижды; восемь или девять иконок также навели меня на размышления... мама моя родная!

Подпись явственно гласила: "Мученик Александр; в опасении постороннего насилия своей девственности или супружескому целомудрию". А над буквицами улыбался мне бич Снегурочек, их обаяние Лель.

Я сунул колоду в карман и побежал по ступеням.

Спутники мои обнаружились в маленьком актовом зале; второй этаж, третья по коридору дверь налево.

Боком протиснувшись в щель следом за Папочкой, я поспешил опуститься на стул у стены. В противоположном конце зала, на средних размеров эстрадке, расположились пять или шесть обитателей Малыжинского дома призрения; замыкая кольцо, у дряхлого пианино сидела пожилая дамочка в белом халате.

Блондинка крашеная.

Врач?

Музработник?

- Вчера?
- строго спросила дамочка, полностью игнорируя наше явление. Или позавчера тоже?

-Тоже-е-е...
- протянул сидевший напротив нее старичок, щипая себя за седенькую эспаньолку.

Старичок был мал ростом, розов от природы, упитан и до чертиков напоминал доктора Айболита, впавшего в маразм из-за козней пациентов;

- Позавчера тоже-е-е... снилось...

- Что именно, Ашот Казбекович?

- Оно... голое... и тыту... тату... наколка на ляжке...

- Ну что?
- обратилась дамочка к собравшимся.
- Засчитаем Ашоту Казбековичу балл за честность?

Консилиум психов рьяно закивал головами, а дамочка полезла в баульчик (он стоял перед ней прямо на полу) и достала оттуда маленькую бараночку.

Дети такие "сушками" зовут. Бараночка с костяным стуком легла на крышку пианино, рядом с кучкой себе подобных.

- И еще это...
- воспрянул духом розовый Ашот Казбекович, косясь на вожделенный баул.
- У Матрены кисель своровал... она заначила, а я своровал... и в унитаз вылил. Больше не буду... не люблю кисель, склизкий он, мцхэ джанавардзо,..

Бурные аплодисменты, переходящие в овации, - и еще одна балл-баран очка ложится в пользу честного старичка.

- А теперь, друзья мои, - дамочка встала и захлопала в ладоши, призывая к вниманию, - теперь мы с вами пойдем к "алтаркам" и дружно сожжем эти приношения во здравие нашего дорогого Ашота Казбековича, а также во избавление его от искусов и дарование ему долгих лет жизни! Ну-ка дружно: глаголите ти рече...

- Мысли твои тече!
- вразнобой подхватили психи, надрываясь от усердия. Тече река крови-мозга, мозг жив-здрав, не тих и не лих, и не приче, а тиче!

- Сотри всю немочь с головы, с темени...

- С затылку, с висков, с разных телесов...

- Аминь! Отлично, друзья мои! За мной! Счастливый Айболит удрал первым, за ним потянулся к выходу консилиум во главе с дамочкой, вытирая головы невесть откуда извлеченными простынями (казенными, с синим клеймом).

Проходя мимо нас, все на мгновение останавливались и здоровались.

- Помогает?
- деловито спросил Ерпалыч, когда мы остались одни.
- Или так... психотерапия?

- Помогает, - отозвался Лель, - и - клянусь!
- в глазах его заплясали подозрительные искорки, - еще как помогает. И во здравие, и во избавление... Идемте, сами увидите.

В комнате-подсобке, примыкающей к эстрадке, обнаружился пухлый альбом, под завязку набитый фотографиями. Открыв его примерно посередине, Лель пододвинул альбом нам с Ерпалычем.

- Любуйтесь!

В левом верхнем углу было приклеено черно-белое изображение. Я всмотрелся и ахнул. Добрый доктор Айболит здесь больше походил на Кащея Бессмертного, сразу после того как ему воткнули волшебную иголку в волшебное яйцо (помню, Ритка говорил: для возврата долгов весьма способствует). Далее: цветной, но еще весьма чахлый Ашот Казбекович, он же на стадии улучшения, он вчерашний, сегодняшний...

Эффект был поразительный.

Круче молодильных яблочек.

- Кстати, Олег Авраамович, - видимо, Лель решил меня окончательно добить, - та Настя, что внизу... вы еще смотреть на нее не отважились. Уверяю, год-два, и дело нормализуется. Красавицей ей не быть, а так... имейте в виду, осенью нашей Настеньке и спичек в руки никто бы не дал, а сейчас - пожалуйста!

Ерпалыч полистал альбом и куснул нижнюю губу.

- Воздействие на Этих методами воздействия на Тех?
- осведомился он.
- И до каких пределов?

-До самых отдаленных, - ответил Лель.
- Кому как не вам, уважаемый Иероним Павлович, понимать!
- до самых отдаленных.

- Угу, - буркнул старик и замолчал, дум великих полн.

А мне вспомнилась гибель Снегурочки.

* * *

За окно гурьбой набежали ранние зимние сумерки: подглядывать. Я потянулся, хрустнув позвонками, вышел из подсобки обратно в зал, оставив дверь открытой; и еще подумал, что вся эта экскурсия, Насти-страсти, совместные камлания престарелых - дымовая завеса. У Лелей-магистров другой интерес, козырный, им умник Ерпалыч позарез нужен, они за него удавятся, в лепешку расшибутся или скорее всех вокруг удавят и расшибут. Вон, сперва провокацию налаживали, потом украсть пытались, теперь умаслить... гляди-ка! А старик-то наш раскраснелся, рожа сияет, интерес аршинными буквищами написан - короче, покочевряжится и сдаст трудовую в отдел кадров. Тиснут ему персональную иконку: псих Ерпалыч под личиной епископа Маруфа Месопотамского, от бессонницы и ночных искушений, кто умом скорбен, тем шибко пользительно... Интересно, а по городу сколько таких левых образков гуляет? Свечи им ставят, лампадки, мольбы по графику... Ерпалыч, ты ведь понимаешь, что это значит?.. ты лучше меня все понимаешь, хрен ты старый, много лучше! Не все ты мне рассказал, друг Молитвин, урезал мемуары-исповеди, да я и сам понимаю: кем-кем, а "шестеркой" случайной в своем замечательном НИИПриМе ты отродясь не был. Не морочь мне голову, начлаб "МИРа"...

- Скучаешь?

Это Фол. Катался-катался да и подкатил ко мне. И ты тоже, Фолушка, многого не договариваешь, есть и у тебя свои виды...

А у меня они есть?

Что у меня, вообще есть, кроме чудовищной возможности переписать кусок жизни на выбор, исправить, испортить, покопаться пальцами в распахнутом чреве, упиться насмерть собственным солипсизмом?!
- лишь для того, чтобы понять ослепительно и холодно: все будет как будет, ибо суперпенис нон салыпос, что в дословном переводе означает...

- Алька, ты чего такой смурной?

- Помнишь, - невпопад спросил я, видя, что Ерпалыч с Лелем вновь увлеклись поучительной беседой, а Папа не в счет, - помнишь, ты мне звонил? Перед самым налетом на квартиру. Беги, мол, подальше; встретимся, мол, где ты про Икаровы крылья узнал.

Фол остановился.

Внимательно посмотрел на меня.

- Помню, Алька. Ну и что?

-Да ничего... Просто интересно: откуда ты про налет заранее узнал? И про крылья? Я вроде бы никому не кололся, Ерпалыч - он вообще в нетях числился...

Кентавр вдруг заулыбался, гоняя желваки на высоких скулах; уголки его слегка раскосых глаз брызнули сетью "гусиных лапок"; и я невольно почувствовал - улыбаюсь.

В ответ:

-Дурак ты, Алька! Как есть дурак... чем и ценен. Докладываю, начальник! про крылья мне Папочка изложила, пока ты в горячке валялся! Доволен?!

-А она откуда узнала?
- не сдавался я, и впрямь чувствуя себя полным параноиком со всеми моими подозрениями. Или это так местные пенаты действуют?

Или вообще своих допрашивать легче, чем посторонних?!

- А она от Ерпалыча, - вместо Фола ответила Папочка из угла, где наша кентавресса внимательно рассматривала стенд на стене: обитатели Малыжино дружно обустраивают территорию.
- Мне старик перед своим инсультом первой звонил. Сказал, утром с Аликом встретились у кинотеатра, об Икаре с Дедалом спорили, потом перцовку пили... где теперь искать не знаю! А я ему про вашу встречу с Фолом в "Житне"...

Вот оно как просто, оказывается! И Ерпалыч что-то такое говорил; а я развел турусы... нет, погодите!

- С налетом сложнее, - предвосхитил Фол мой вопрос.
- Я как раз тогда через Выворотку к тебе мотал, гляжу: из твоего дома, прямо из стены твоей квартиры, "бомж-счезень" вываливается. Мозглявый такой, глазки тараканами бегают... и сквозным путем на Павловку. А в лапах у гада тетрадный листик в клетку. Слямзил небось у тебя. Рванул я вдогон, он в стену, я в дырку, на Лицо выскочил - опоздал. Из подотдела архары горохом, в машину грузятся, а полкан ихний бумажку ворованную в карман прячет. Тут я тебе звонить и кинулся. Ну что, продолжим допрос или пойдем Ерпалыча из трясины вытаскивать?

Я представил себе усатого полковника, явно осведомленного выше собственных звезд, когда тот прочитал отрывок из Ерпалычевых эпистол. Особенно если полкану достался отрывок, где ни разу не упоминалось "вы, Алик...", а текст шел от первого лица! Так недолго о Залесском Олеге Ав-раамовиче черт знает что вообразить!
- живет сто лет, выглядит на тридцать, обо всем в курсе, все помнит-знает-предвидит, записки вредные пишет, литератор хренов... еще издаст где-нибудь!

Ату его!

Ату? А ведь врал ты нам, братец Лель, в яру! Врал не наполовину - много больше! С чего бы это "бомж-счезень", кровью жертвенной прикормленный, к полковнику-архару ломанулся? Одна вы шайка-лейка... шайка-Лелька.

Только знать об этом проколе "мальчику Коленьке" покуда незачем.

Подойдя к кентавру вплотную, я кулаком легонько стукнул его в грудь. Фол ответно щелкнул меня в нос: дескать, извинения принимаются, а Папочка, неслышно подъехав сзади, взъерошила мне волосы на затылке.

И мы пошли было вытаскивать Ерпалыча из трясины, но он вытащился сам.

- Нам предлагают банкет с девочками, - старик воздвигся на эстрадке нафталинным конферансье и игриво подбоченился.
- А также непотребную оргию в нашу честь. Лель, я вас правильно понял?

- Абсолютно, - Лель говорил, не выходя из подсобки.
- Куда вам ехать на ночь глядя? А мы посидим, как люди, коньячку тяпнем, душу отведем, я вас в гостевых люксах спать уложу... с утра и поедем. Договорились?

- А магистр? Он к банкету приедет?!

- Обещался подъехать... Алик, вы как? Остаетесь?

Последняя реплика Леля -- касательно магистра - показалась мне несколько натужной. Темнишь, приятель! Ох, темнишь! Может, магистр-то вовсе не из вашего кубла?!

- Посмотрим.
- Я сел за пианино, поднял крышку и взял ужасающий аккорд. Коньячок - это славно, но сперва хотелось бы с Фимой увидеться. Вы еще помните ваши обещания насчет господина Крайцмана?

- Разумеется, Олег Авраамович! Прошу...

Пока мы спускались вниз и шли какими-то внутренними переходами, Ерпалыч отстал и поманил меня пальцем.

Ну, и я тоже отстал.

- Не расслабляйтесь, Алик, - горячий шепот обжег мне ухо.
- Прошу вас, не расслабляйтесь... попусту не дергайтесь, но и... здесь аура плохая. Всех подозревать хочется, а своих - вдвойне...

- Эй, где вы там?
- крикнул Лель из-за поворота.
- Смотрите, еще заблудитесь!

- Не заблудимся!
- заорал я в ответ.
- Люди, будьте бдительны!

И подмигнул Ерпалычу.

Это оказалась самая натуральная лаборатория. Мечта современного алхимика: баночки-скляночки, приборы-колбочки, микроскопы простые и электронные и куча всякой ерунды, названия которой я не знал.

Зато я прекрасно знал название того существа, что сидело за столом и чуть ли не носом ковырялось в пробирке с зеленой слизью.

- Эй, Архимуд Серакузский!
- Я еле удержался, чтобы не сгрести Фимку в объятия.
- Химичишь?

- Попрошу не отвлекать, - недовольно буркнул Фима-Фимка-Фимочка, даже не подняв головы.
- Я провожу важный опыт.

Рядом с великим ученым брехал ноктюрны Шопена гнусный китайский магнитофончик - вот сколько знаю Крайца, столько он предпочитал работать под музыку, трепаться под музыку, в сортир ходить под музыку...

ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА...

Очки увлеченно сверкают над монументальным носом, пухлые губы бормочут невнятицу - подпевают в такт музыке? декламируют формулу какой-нибудь дезоксирибонуклеиновой кислоты? просто движутся? Черные кучеряшки волос всклокочены дыбом, даже не мечтая о благодати расчески, щеки сизые, несмотря на бритье утром и вечером, а толстая шея взмокла, блестит капельками пота - он всегда потеет, когда ворочает мозгами, зато ворочая чем-нибудь более тяжелым...

И еще: обманчивая косолапость движений сразу вызывает в памяти медведя в цирке или зоопарке, потому что медведь тоже с первого взгляда кажется добродушнейшим из животных.

Вот он какой, Фима-Фимка-Фимочка, Архимуд Серакузский...

- Ефим Гаврилыч! Снизойдите-с!.. Свет настенного бра отразился в ранней лысине Крайцмана, что, по-видимому, благотворно сказалось на его мозговой деятельности. Я и опомниться не успел, как пробирка была отставлена в сторону; стул опустел, а-сам я оказался сграбастан и мог лишь вскрикивать время от времени.

- Алька! Здорово! Николай Эдуардович, это вы их привели?! С меня бутылка! Алик, Ритка с вами?!

- Да погоди ты!
- мне еле-еле удалось выбраться из этого могучего проявления чувств, и не без потерь.
- Какой Ритка?! Тебя мама по всему городу ищет, все морги обегала...

- Уже не ищет! Я ей звонил, дня четыре назад... по сотовому. Алька, а ты на работу пришел устраиваться? Мне Николай Эдуардович на днях...

И я вновь - о ужас!
- попал в оборот.

Лель выдвинулся вперед.

- Ефим Гаврилович, если вы не угомонитесь, то Олегу Авраамовичу вместо трудоустройства светит инвалидность! А вы, Олег Авраамович, сами можете убедиться: похож ли ваш друг на заключенного, истерзанного пытками?! Наденька, сделайте-ка нам кофе!

Из-за дальнего стола, ранее не замеченная мной, выбралась Наденька женщина средних лет, о которых принято отзываться коротко: "без особых примет".

Серая мышка.

Пока готовился кофе - для чего здесь имелся специальный аппарат, мы с трудом размещались в тесной лаборатории. Кентаврам даже пришлось остаться в коридоре, где у открытой двери, на стуле, мрачно сидел доставивший нас сюда шофер, сейчас еще больше похожий на недоделанного зомби.

Откуда он взялся, я заметить не успел.

- Что ж ты раньше не позвонил?!
- выговаривал я Фимке.
- Мы волнуемся...

- Да-да, Ефим Гаврилович, - ехидно поддакивал Лель, расположившись на краешке стола, в опасной близости от вожделенной Фимкиной пробирки. Расскажите, будьте добры! И как мы вас под залог выбивали, и как право на звонок... все, все рассказывайте! Мы ведь свои люди...

Фима-Фимка-Фимочка взял кофе из рук тишайшей Наденьки, с подозрением принюхался и стал излагать.

* * *

...После драки с архистратигами Крайцман очнулся в камере. Тошнило, и сильно кружилась голова, намекая на возможное сотрясение мозга, - видимо, не раз и не два обласкали дубинкой; кровоподтеки на теле отзывались болью на каждое движение, но в целом ему повезло.

Обошлось без членовредительства.