Правило Ноль... Пятый! О чем ты предупреждал меня, Пятый?
- Тебя п-предупредили.
- Игорь словно читал мои мысли.
- Предупредили - но ты осталась. Что я м-мог подумать?
- Что я не знаю этого проклятого правила!
- в отчаянии воскликнула я. Нет никакого Правила Ноль!
-Есть...
Слова падали медленно, тяжело; не слова тонные авиабомбы на беззащитный город.
- П-правило Ноль... Никогда, н-ни при каких обстоятельствах не в-выдавай агента! Н-никогда! Это - самое святое п-правило любой разведки...
Небо беззвучно дрогнуло, пошло трещинами и битым стеклом обрушилось вниз.
На меня.
- Могу я узнать... причину?
- Конечно, можете, гражданка... Стрела? Я не ошибаюсь ?
- ...Вы правы, придется колоть.
-Двойную дозу?
-Да. Обидно! Красивая женщина...
- Нет! Нет! Нет... Не говори дальше! Не говори!
Забыв обо всем, я ткнулась лицом в его плечо, пытаясь спрятаться, исчезнуть, не думать. Этого не было! Маг не мог выдать меня! Не мог! Он - не мог!.. Меня ведь убивали! Убивали!
Он отстранил меня - осторожно, но решительно. Словно зачумленную. Или словно у него самого - чума.
- Когда т-тебя нашли в камере... У тебя и пульса-то не было, Ирина! Я вдруг п-подумал, что мне придется жить дальше. И это, п-пожалуй, было страшнее всего.
Я поглядела на умирающее небо. Трещина расползалась, темное золото бугрилось неровной, словно кованной грубым молотом, твердью.
Вспомнилась старая сказка, читанная еще в детстве. На Золотом Небе живут боги. Им нет дела до нас. Пока мы, живущие под Голубым небом, не переступим порог.
И еще песня была. Саша ее даже петь пытался. Мелодия старая, чуть ли не XVII века, а слова написал Сашин приятель, он потом в Париж уехал, письма присылал - с яркими марками. На одной, помню, картина была - Ван-Гог, "Едоки картофеля"...
- Над небом голубым
Есть город золотой...
Угадал, парень! Он ведь художник, у художников все не так, они видят. Эту песню потом многие исполняли, но ошибались - по привычке. Золотой город над небом, а не под ним! Жаль только, в дивный сад нам не попасть! Или ты все-таки попал туда, Саша? Туда, где гуляет Огнегри-" вый Лев?..
Игорь что-то говорил, но я уже не слушала. Все и так ясно. Девятый выполнил приказ. Интересно, понимал ли Маг, что баба, которую он отдавал палачам с лампой, влюбилась в него, словно кошка? Старая глупая кошка?! Наверное, понимал. Он ведь умница, сероглазый Магистр! Сероглазый Волк...
Теперь понятно, кто был загадочным "чистильщиком"! Когда мне светили лампой в глаза, Игорь тоже включал лампу - и читал все подряд. Читал, откладывал нужное... Работа такая.
- Ирина! Стрела!
Я очнулась. Надо слушать,, кивать, отвечать...
- Пятый. Что с ним?
Маг долго молчал, затем дернул щекой.
- Она не имела права предупреждать тебя. Не имела! Она?!
- Ее звали Марианна Тишинская. Она была очень хорошим работником...
Звали... Была... Марианна - какое красивое имя! Мари-Анна...
Прости меня, Пятый! Ради Господа! Еще и этот камень на душу!
- Священники. Это тоже - ты?
Маг отвел глаза.
- П-пришлось. Егоров слишком много понял. У м-меня был человечек в ФСБ, а у него - к-контакт среди "ганфайтеров". С ордером они, г-гады, сами сообразили, чтобы т-тебя прижать...
Я не стала переспрашивать. Самой надо было сообразить, дуре! Еще тогда, когда я подарила Игорю проклятый немецкий журнал! Отец Александр догадался обо всем - и не стал молчать.
- Я н-не прошу прощения, Стрела! Такое не прощают. Я м-мог бы врать тебе и дальше...
Я взяла его за руку. Рука была холодной, мертвой. Спросить, лгал ли он, когда его губы...
Зачем?
Может, и не лгал. Иначе бы не стал рассказывать такое. Перескажи я Третьему наш разговор - и все. Конец! И Девятому, и скорее всего мне.
- Пойдем, Игорь... Пойдем.
Под ногами - битое стекло, над головами - разорванное пополам небо. Сколько еще осталось? Может, час, может - век. Наверное, Адаму тоже думалось, что Изгнание - это гибель, последний миг. А ведь все только начиналось!
- Почему ты сообщил, что я погибла? По его лицу скользнула усмешка вымученная, невеселая.
- Чтобы т-тебя оставили в п-покое. Чтобы твоя д-дочь получила страховку. Чтобы т-ты, выжившая вопреки здравому смыслу, могла уехать - и все забыть.
-Спасибо...
Его рука - в моей руке. Не знаю почему.
- За что. Стрела? Ведь н-не получилось! Да, не получилось. Я не стала праться. Вместо этого захотелось поиграть в Прокурора Фонаря. Хорошо еще, вовремя нашла Третьего, а то бы и вправду "чистильщика" прислали! Вот так, Эрка! А ты думала - шабаш! А если бы мне самой приказали такое? Выдать "специалиста", осуществить "комплексную проверку"? Ведь могли приказать?
На миг стало страшно. Нет, я бы ни за что!.. Ни за что?
- Ирина! Стрела! Что с тобой? П-пожалуйста!
- Ничего, Игорь! Ничего... Они знают, как обеспечить верность. Знают!
Верность - и покорность. Три степени покорности - телом, разумом, сердцем. Как учил Святой Игнатий.
...Прыг-скок. Прыг -скок. Прыг-скок... Мяч катится по пляжу, по сверкающему на солнце белому песку, и мягко падает в воду. Девочка . бежит за ним, но внезапно останавливается, смотрит назад...
Они знали об Эмме. И не пощадили бы - ни меня, ни ее.
У Игоря - сын...
Маг выдал меня. А я выдавала Сашу - каждый день, каждый час. И рукопись, рукопись, которую я передала неведомым боссам, прежде чем нести в редакцию! А на следующий день....
Нет, не думать!
Нельзя!
Не думать - и не судить.
Я не судья Игорю.
Пусть нас всех рассудит Другой.
Если захочет судить.
Битое стекло под ногами. Страшное небо над головой...
- Меня спас Молитвин? Ведь я умирала, правда?
Его рука дернулась, пальцы сжались.
- Он н-не хотел, сволочь! Я п-позвонил его дружку - Залесскому, наорал на него...
Да, верно. Черный Ворон что-то похожее говорил...
"А вообще-то говоря, я не давал клятвы Гиппократа. И если бы не Алик... Не Олег Авраамович..."
Вот никогда бы не подумала! Два алкаша вытаскивают с того света полудохлую шпионку! Ворон - из-за Алика, Алик... Надо полагать, вспомнил о брате.
О боге.
О Пол-у-Боге.
Какие страшные глаза у этого бога! Хорошо, что Эми...
- Н-не хочешь сказать ему спасибо?
Я вздрогнула от неожиданности. Ему? Залесскому? Вообще-то надо бы...
И тут я поняла. Мы шли по битому стеклу, под страшным умирающим небом. Шли - прямо к знакомому дому, куда я однажды заглянула в поисках сгинувшего старичка-пьяницы. Господи, как давно это было!
Рюкзак Игоря уже на земле.
- Д-держи!
Браунинг! Старый знакомый! Да-а-авненько не виделись!
- Это... Приказ?
Его лицо стало серьезным, даже глаза вновь потемнели, налились горячей чернотой.
-Д-да. Надеюсь,последний. Подстрахуешь, если что.
- Если - что?!
Вспомнилась небритая физиономия господина "литератора". Браунинг? Не жирно ли? Пинок ему под зад - в самый раз!
Игорь понял. Покачал головой.
- Т-ты не разбираешься в ситуации, Ирина! Этот Залесский...
Договорить он не успел.
Автоматная очередь. Короткая, захлебывающаяся... тишина.
Еще очередь.
Ба-бах!
Словно железной палкой - по ушам.
Где-то совсем рядом, близко.
Я зажмурилась. Лишь на миг, чтобы очнуться, прийти в себя. Выходит, и вправду - не все знаю!
- Это... там?
Маг не ответил, да ответа мне и не требовалось.
Там!
Рюкзак уже за плечами. Игорь усмехнулся - незнакомо, зло. Ровные белые зубы оскалились. Таким я его еще не видела. Волк! Сероглазый Волк, почуявший добычу.
Внезапно я успокоилась. Все - на своих местах. У нас приказ. В руке у меня - оружие. Рядом идет бой. Это - реально, все остальное - потом.
Потом?
Я оглянулась, помедлила.
- Игорь!
Волчьи глаза на миг потеплели. Я заспешила, заранее понимая, что сейчас не время, не место.
- Игорь! Когда все кончится... Если мы выживем...
Он понял. Знакомая улыбка тронула губы. И снова - ямочка на подбородке.
- К-куда захочешь, Ирина! Если ты сможешь... Смогу? Смогу - что? Простить? Забыть?
- Ты мне ничего не говорил. Девятый! Ничего! Ты понял? Я ничего не хочу знать! Сейчас я хочу одного - добраться до вертолета. Вместе с тобой. Ясно?
Игорь молчал. Долго, бесконечно долго. Наконец кивнул - серьезно, без улыбки. Я посмотрела на небо: трещина стала шире, неровная золотая твердь тускло горела в закатных лучах.
Сколько еще осталось? Век? Год? Минута? Поймет ли он?
- Ты п-права Стрела. Ничего н-не было. Есть м-мы - ты и я.
- И вертолет, - улыбнулась я, почувствовав, как отпускает сердце.
- Д-да. И вертолет.
IV. SANCTUS
Сдвоенный рокот нарастал, оползнем рушился на головы с треснувшей навсегда скорлупы неба, и мнилось: незримая саранча опускается на многострадальную Землю из драгоценного разлома, которого просто не могло быть, но который - был.
Чаша терпения переполнилась, пролилась пеной грехов через край - и вот приближается, парит в поднебесье неумолимый гул оперенных в сталь крыльев Ангелов Смерти с карающими мечами в руках...
А может, все было гораздо проще и скучней.
* * *
В самом углу пустыря, некогда представлявшего собой двор компьютерного колледжа "Профессионал", у выщербленного кирпичного забора, стояли двое.
Мужчина и женщина.
Адам и Ева, прикрывшие срам после Второго Грехопадения.
Они были похожи друг на друга: оба среднего роста (мужчина, как ни странно, пониже, женщина - повыше), в вязаных шапочках с помпонами; на Адаме серая, давно вышедшая из моды болоньевая куртка, потертые джинсы, старые, но еще крепкие желтые ботинки на толстой подошве; на Еве - ратиновое пальто неопределенного цвета, из-под которого выглядывают брюки из черного вельвета в крупный рубчик, заправленные в полусапожки на белесой "манке".
В одном "second hand" отоваривались?
Лица... лица обоих совершенно не запоминались. Займешь за такими очередь в сберкассу, за телефон уплатить, отойдешь на минутку сигарет в киоске купить - а потом, вернувшись, и не вспомнишь, за кем занимал! Никакие лица. Будто смазанная фотография без ретуши. Словно брат. и сестра из одного инкубатора.
Двое смотрели вверх.
Ждали.
Рокот все нарастал, скоро превратившись в явственно различимый гул винтов - и вот из-за домов, зиявших слепыми глазницами выбитых окон, вынырнули две тупорылые машины. Зависли над пустырем, шагах в пятидесяти от подпиравших кирпичную стену Адама с Евой, и стали неторопливо опускаться, подняв вокруг себя вихрь из отсыревших обрывков бумаги, рваных упаковочных кульков, окурков и прочей дребедени.
Вертолеты едва успели коснуться земли, как дверь одного из них мигом отъехала в сторону. В чавкнувшую под ногами грязь спрыгнули трое в штатском, один за другим - и, пригибаясь, побежали к неприметной парочке у забора.
Одеты пришлые были по-разному, пестро, словно старались как можно меньше походить друг на друга (в отличие от Адама и Евы). Но тщетно: чувствовалась общая повадка в плавных, вкрадчивых движениях, внешне ленивых, но на поверку стремительных: миг, другой, - а троица уже в углу пустыря, рядом с парочкой обитателей здешнего рая.
Успели, накануне изгнания.
Мужчина в серой куртке-болонье коротко бросает пару слов (за гулом винтов, сбрасывающих обороты, их почти не слышно), трое согласно кивают -и вся пятерка споро перебирается через забор по заблаговременно подставленному бревну.
Помочь женщине никому не приходит в голову. Впрочем, Еве помощь не требуется.
Идти пришлось недолго: миновав двор, усыпанный хрустящим под ногами битым стеклом, они вошли в тень старой "хрущобы"-пятиэтажки и свернули в крайний угловой подъезд.
Узкая грязная лестница.
Пахнет кошачьей мочой.
Из разбитых лестничных окон и из приоткрытой второй двери, выходящей налицу, тянет сквозняком.
Ныряя в темноту, щербатые ступеньки ведут в подвал, но пятерым подвал не интересен. Едва оказавшись в подъезде, они дружно начинают расстегивать одежду, с отработанностью профессионалов доставая аккуратные, чуть больше пистолета, автоматы.
На стволы навинчены глушители, превращая оружие в смешное подобие вибраторов из секс-шопа "Интим".
- Третий этаж, направо, - властно командует Адам в серой куртке и вдруг останавливается как вкопанный.
Дальше пути нет.
Прямо на ступеньках, посередине между двумя пролетами, расположился человек в овчинном полушубке с погонами. На боку - табельный палаш в ножнах, на коленях - короткоствольный "АКС-99" со складным прикладом. Жорик сидит, чуть скособочившись - левая рука служивого туго забинтована и висит на перевязи; он сидит, курит, щурится от едкого табачного дыма, лезущего в глаза, - и со спокойным интересом разглядывает вооруженных людей.
А еще рядом с жориком (судя по лычкам на погонах - старшим сержантом) на ступеньках лежит полуразобранный пистолет. Древний "Макаров", ржавый патриарх, из ствола которого зачем-то торчит кусок бельевой веревки с хитрым (морским? альпинистским?) узлом на конце.
- Та-а-ак, - нарочито растягивая слова, произносит сержант и с видимым сожалением давит окурок сапогом.
- Оружие, значит, носим, господа и дамы? Ну-ка, позвольте ваши документи-ки... А заодно - лицензии на ношение. Давайте, давайте, граждане, не стесняйтесь... здесь все свои!
Адам в серой куртке косится на автомат, на цевье которого теперь покоится здоровая рука сержанта.
- А разве вам не положено предъявлять первому?
- криво усмехается он.
Так, пожалуй, усмехался он, глядя вниз и чуть в сторону, на вопрос Господа "Не ел ли ты от древа моего?!". Ел, Господи, и я ел, и супружница компот закрывала, и кореша малость почавкали!.. и кабанчику досталось.
- Это пожалуйста, - согласно кивает болтливый жорик, улыбаясь в ответ одними губами.
- Это сколько угодно. Имеете полное право...
И, не торопясь, лезет за пазуху здоровой рукой.
В следующее мгновение сразу два "ствола" тыкаются буквально в лицо сержанту, два пальца уверенно жмут на спусковые крючки...
Щелк.
Щелк.
- Вот, пожалуйста. Патрульно-постовая служба Города, старший сержант Петров, Ричард Родионович, можно просто Ритка... раз все свои! Глядите!
Ритка сует раскрытое удостоверение прямо в наставленные на него "стволы", словно сочтя их некими приборами для чтения служебных "корочек".
Двое перед ним лихорадочно дергают затворы.
Щелк.
Щелк.
- Заело?
- сочувственно интересуется Ритка. Удостоверение уже исчезло в кармане, и здоровенная .ладонь, сержанта уверенно сжимает пистолетную рукоятку "АКСа", чей кургузый ствол, направленный теперь на пришельцев, лежит поверх забинтованной руки.
- Таки заело, - с удовлетворением констатирует жорик.
- Вон, видали?
Короткий кивок в сторону полуразобранного "Макарова" с торчащей из дула веревкой.
Адам и Ева молчат, остальные нервно переглядываются.
- Так что можете даже не пытаться, граждане хорошие. Не стреляет и стрелять не будет. В отличие от моего, казенного. Этот - стреляет. Можем проверить. Хотите?
Ритка говорит и говорит, добродушно ухмыляясь... Надо тянуть время. Тянуть любой ценой. Потому что там, на третьем этаже, Алька должен успеть закончить, обязательно успеть закончить...
Осталось совсем чуть-чуть.
Ритке все равно, откуда он об этом знает.
- Это почему же, сержант? У тебя стреляет, а у нас- нет?!