А перевод - это, само собой, "премия в размере 2N". Интересно, хватит ли моих денег для Гарварда? Увы, не все решается деньгами...

Уже несколько раз я поглядывала на проклятую распечатку, даже брала в руки - но каждый раз откладывала. Не сейчас! Она жива, здорова - это главное. Да и можно ли доверять спириту-алкоголику? Отец Николай точно бы предостерег - не верить бесам.

Ладно, что там дальше?

"5. Могила писателя Мыколы Голицына на бывшем Первом городском кладбище. Не сохранилась, снесена в 1938 году..."

* * *

Телефон позвонил без десяти двенадцать, а в четверть первого у подъезда уже ждала машина - громадный белый "Форд" с номерами городской администрации. Там не чтили ни день субботний, ни соответственно воскресный. Кому-то очень понадобилась старший следователь Гизело.

Кому - довелось узнать очень скоро. Лычаков Валерий Федорович, вице-мэр. Связи с общественностью, средства массовой информации и, конечно, речи. Наш городской златоуст. Почти Цицерон.

Дважды на него приходилось составлять "объективку". Первый раз - по долгу службы, в связи с заявлением одной мамаши по поводу слишком близкого знакомства господина Лычакова с ее дочерью-десятиклассницей. Второй - тоже по долгу службы. Девятого интересовала перспектива вербовки. Я отсоветовала - слишком продажен. Его взятками в свое время занималась прокуратура, но так и не довела дело до ума.

Почти Цицерон принял меня в своем огромном кабинете, и весь его вид непринужденный, вальяжный - излучал радость. Когда-то, говорят, он был худ и красив, но сейчас обрюзг, лицо умудрилось одновременно располнеть и покрыться морщинами, из-под модного серого жилета выпирало изрядное брюшко. Не понимаю десятиклассницу!

Похоже, меня хотели обагять. Мягкий голос, сердечная улыбка, кофе на столе. Ладно, стерпим! Стерпим - и подождем, пока златоуст заговорит о деле.

О деле Трищенко, само собой.

Но разговор начался странно. Сначала погода, потом - перебои с электроэнергией (это у нас-то!), затем снова о погоде. Я начала понемногу звереть, когда внезапно улыбка сгинула, господин Лычаков пододвинул ко мне толстую папку коричневой кожи:

- Это для вас. Ознакомьтесь!

Я хотела переспросить, но первые же строчки...

"Секретно. Только для служебного пользования. Указ № 1400

Об укреплении конституционного порядка в стране и некоторых мерах по дальнейшему усилению борьбы с организованной преступностью.

В последнее время в некоторых регионах сложилась политическая ситуация, угрожающая государственной и общественной безопасности страны. Наблюдается как прямое, так и косвенное противодействие исполнению Конституции и законов государства. Руководители местной администрации регулярно и систематически игнорируют решения исполнительной, законодательной и судебной власти, результатом чего является резкий рост преступности, особенно организованной, а также неоднократные столкновения на этнической почве, угрожающие здоровью и даже жизни десятков тысяч людей. Особенно нетерпимы эти проявления в таких городах, как..."

Я откинулась на спинку кресла и закрыла ; глаза. "В таких городах, как..." Наш назван вторым. Но что за чушь! Ни один указ не должен пройти мимо прокуратуры! За то мы и хлеб едим!

- Указ еще не подписан, - правильно понял меня Лычаков.
- Читайте, читайте!

Что будет дальше, я уже догадывалась. Девятый не зря предупреждал о "жестких мерах". Вот они, жесткие! Впрочем, после забавной истории со взломанным компьютером РВСН подобного, следовало ожидать.

"...Основываясь на статьях 1, 2, 5, 125-5 Конституции, ПОСТАНОВЛЯЮ:

1. Временно прервать осуществление полномочий местной администрации и выборных органов в перечисленных выше городах и местностях и ввести там ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ начиная с 0 часов 1 марта сего года.

2. Для осуществления введения ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО ПОЛОЖЕНИЯ обязать:

а) Министерство обороны..."

Я вновь прикрыла веки. Как пишутся такие указы, я знала. И что после них бывает - тоже. В последний раз - два года назад, после теракта в Изыльментьевске. До этого - в Нагорной республике. Еще раньше - в Чечне и. Дагестане.

- Есть еще два указа, - негромко добавил Лычаков.
- Они не будут опубликованы даже после подписания, В одном из них -(решение о депортации, то есть, конечно, "о временном переселении в безопасные для жизни районы" населения города и области. Только нашего города! Понимаете?

- Прокурор знает?
- спросила я, уже догадываясь об ответе.

Лычаков кивнул, явно довольный эффектом.

- Конечно, знает! Ему ведь и предстоит, так сказать, организовывать наше "переселение". Теперь вы понимаете, Эра Игнатьевна?

Интересно, что я должна понять? Почему спешат мои боссы? Почему предостерегает Пятый? Но заместитель мэра явно имеет в виду другое.

- Ситуация висит на волоске, Эра Игнатьевна! В столице далеко не все хотят крови. А ведь без крови такое не совершить! Тем более есть у нас горячие головы...

Начальство нахмурилось, покачало головой и перешло на доверительный шепот:

- План "Покров" - может, слыхали? Кое-кто желает оказать вооруженное сопротивление! Армии! Представляете, что начнется?

Вот оно! "Кое-кто" готовит план, а "кое-кто" другой этого весьма опасается.

- Наши враги ждут предлога - любого, даже самого крохотного! Кентавры, например...

Да, например, кенты. Так сказать, этническое меньшинство. То-то в последнее время с ними одни заботы! Не иначе в спину подталкивают! Но... Что же это будет?

- Надеюсь, Эра Игнатьевна, вы не сторонник подобных... методов

Слово "методов" было прекрасно проинтонировано.

- Сейчас от всех силовых структур и в первую очередь от вас, Прокуратуры Государева Ока, зависит все!

Голос звенел сталью.

Я невольно подалась вперед. Зависит? Интересно, при чем тут "прокра"?

- И от вас лично, Эра Игнатьевна! От вас лично! Мы очень на вас надеемся!

Сталь сменилась бархатом. В глазах, покрытых паутинкой- красных жилочек (пьет Цицерон наш, ох, пьет!), светилось доверие.

- Им нельзя дать предлога! Никакого! Поэтому дело Трищенко надо закрыть! Завтра же!

Бац! Трам-пам-пам, приплыли! А я-то думала: к чему все это?

- Мы несколько раз официально сообщали, что "железнодорожники" практически обезврежены - благодаря нашим славным карательным органам и, конечно, прокуратуре. После смерти Капустняка, то есть, простите, Панченко, они уже не опасны. И тут вы! Да вы понимаете, что один слух о Капустняке может заставить кое-кого решиться!

...Раз-два-три-четыре-пять, Капустняк шел погулять. Тут танкетка выбегает, прямо в лоб ему стреляет...

- Простите, Валерий Федорович, но разве арест Капустняка (если он, конечно, жив!) не будет свидетельством нашей силы?

Спорить не следовало - особенно в таком кабинете, но такая уж я безнадежная дура. Ответом был снисходительный взгляд - и тяжелый вздох. Вздох истинного государственного мужа, вынужденного объяснять недоучке азы высокой политики.

- Эра Игнатьевна! Глубокоуважаемая! Там есть разные люди. Наш президент, признаться, простоват. Что вы хотите от бывшего десантника! Но вот около него!.. Есть, так сказать, "партия мира". А есть и "ястребы". Они способны на все! Более того, скажу вам по секрету...

Лычаков вновь оглянулся, в начальственном шепоте прорезался азарт - мне сообщали тайну.

- Через два дня саммит в Бирмингеме. "Большая десятка", G-10. Обратили внимание, Эра Игнатьевна? Они едут с министрами обороны! Наш собирается договориться о полном невмешательстве в операцию. Быть может, даже попросит помощи. Наша армия, вы же знаете...

Что именно я должна знать о наших славных Вооруженных Силах, сказано не было. Sapiensi, как говорится, sat.

- Поэтому!
- В его голосе была уже не бронза, не сталь, в нем гремел титан.
- Ваш! Долг! Как! Гражданина! И! Патриота!..

Итак, мой долг как гражданина и патриота состоит в том, чтобы "железнодорожная" "братва" гуляла себе на свободе, доктор-биохимик пребывал в неведомом узилище, а мадам Очковая продолжала лихо орудовать фаллоимитатором. Аминь!

Лычаков оказался достаточно умен, дабы не выжимать из меня согласия. Кажется, он сам себе понравился. Себя по крайней мере он убедил.

...Анекдот из консерватории (Ревенко как-то рассказал, у него жена концертмейстер). Тенор - тенору: "Дурак ты!" А тот ему: "А голос?"

Вот и еще одна считалочка: Калиновская-Очковая, Капустняк-воскресший, Хирный-главжорик, стрикулист-ФСБист, Лычаков-Цицерон.

Кто будет водить?

Остаток дня телефон молчал. Даже на автоответчике ничего не накопилось, хотя самые нужные люди натыкаются именно на: "Сейчас меня нет дома".

Игорь не позвонил, а я, дура, почему-то надеялась.

Потому что - дура!

Оставалась одно - спать. Или развлекаться.

Например, Голицыными.

Пятый явно оценил мою шутку - ответил в том же духе. Его клеркам пришлось изрядно повозиться, зато теперь настало время попотеть мне. Уже на номере 13-м {"Памятник писателю Жевержееву, поставлен в 1906 г. на средства Петра Голицына в бывшем Университетском саду, не сохранился"), я поняла, что пора менять методу.

В успех не очень верилось. И даже не из-за неисчислимого сонма Голицыных и Голицынских. Не верилось из-за "психов". Случайная фраза архара, переданная мне через третьи руки, мало что значила. "Психи" - совсем необязательно сумасшедшие. Психи всякие нужны, психи всякие важны!

Но - допустим.

Дано: энное количество психов, помещенных в (или на) объект, как-то связанный с фамилией Голицын. Следовательно, этот объект должен иметь достаточный объем для размещения вышеуказанных психов. Значит... Значит, он существует, а не разрушен в 1929 году. Далее - это не памятник и не иконостас, а скорее всего дом - или усадьба. Правда, дом может быть как раз самым обычным, а памятник - торчать где-нибудь поблизости.

Но - предположим.

"Голицынских" домов в городе уцелело два (если не считать монастыря). Первый (Сумская, 12) принадлежал когда-то купцам первой гильдии Голицынским, которые не поскупились на иконостас. В настоящее время дом жилой, на первом этаже - парикмахерская и пиццерия (не там ли Игорь пиццу брал?).

Второй - маленький, одноэтажный, на Чернышева. Тоже жилой.

Отпадают.

Остаются имения, их тоже два. Точнее, было два - в Довжике и в Малыжино. Но, как известно, холопы сожгли родовое поместье, Голицыных бедных в могилу свели. В Довжике на месте усадьбы размещалась МТС (до 1960 года), теперь помещение используется под склад кооперативом "Иглус".

Малыжино... Собственно, Голицыны владели им недолго, уже в начале прошлого века его перекупил Павлов (тот, что Павлове поле - бывшее, где рвануло). В имении бывали Шаляпин, Репин, Лев Толстой... Ого! В настоящее время там размещается областной интернат № 4.

Итак, ремиз! Полный и окончательный. Можно, конечно, предположить, что кооператив "Иглус" регулярно платит налоги, за что кооперативщиков и прозвали "психами"...

Обидно мне, досадно мне. Ну ладно!

Не из смутной надежды, а просто из привычки не доверять и проверять я залезла в Интернет и быстро обнаружила, что ошиблась. Кооператив "Иглус" налогов не платит, потому как принадлежит Ельцин-фонду, а тот, в свою очередь, освобожден от таковых. А занимается "Иглус" производством "средств малой и средней механизации". Что сие значит, не пояснялось.

Оставалось заглянуть на страничку областного отдела образования. Интернат № 4, спортивный, специализация - футбол, юношеская школа при команде "Металлист". Молодцы, ребята! Адрес: Померки, улица Леваневского...

Что?!

Все верно. Померки, улица Леваневского, 4, интернетовский адрес... На страничке оказались две фотографии - ворота с вывеской и розовощекие хлопцы с мячом. Хлопцев встречать не доводилось, а вот ворота видела, причем именно в Померках, совсем рядом с Белгородским шоссе.

И кто, извините меня, врет?

Первая мысль оказалась не из самых удачных:

включить компьютер, достучаться до Пятого и начать ругаться - долго и сварливо. Подумав, я оставила от нее только вариант с компьютером. Интернет интернат... А что такое, собственно, интернат?

Первым словарем, который удалось "вскрыть", оказался Большой Российский 1998 года. Итак, буква "и". Интерметаллиды, интермеццо... Ага!

"Интернат (от лат. internus - внутренний). В соврем. России: 1) Школа-интернат или общежитие... (Это понятно.) 2) Дом для инвалидов войны и труда, престарелых, лиц, страдающих физическими или психическими отклонениями..."

Физическими или психическими...

Психическими!..

Танком ворвалась на городской веб-сайт. Образование... Работа с молодежью... Последние новости... Знаю я эти последние новости! Система здравоохранения... Вот!

№ 4... Нет, не годится! Это храм неотложной хирургии, тот самый, в который не захотели брать Молитвина. Еще № 4 - и опять не то, тоже храм-лечебница, но стоматологическая. Ага! Областной интернат № 4, адрес - село Малыжино... Есть!

Палец нащупал "On-off" принтера. Легкое жужжание. Ну-ка, ну-ка!

Основан в 1949 году, специализация - лица с неизлечимыми психическими... Вот они, "психи"!

Фотография имелась, но черно-белая и очень неудачная. Забор - чугунный, литой, за ним - что-то вроде тына. Четырехэтажный дом - явно послеголицынских времен. Рядом виднелся еще один, пониже и куда более почтенного возраста. Что еще? Вот! Директор - Калиновский Михаил Михайлович.

Калиновский!

Очковую зовут... Любовь Васильевна ее зовут, не совпадает. Хотя почему? Может быть, двоюродный брат - или дядя. Давно господин Калиновский на хозяйстве? Полтора года, до этого работал... А нигде не работал, не указано!

Я выключила компьютер, спрятала свежую распечатку и принялась мечтать о рюмке бананового ликера - в качестве маленькой премии. Но затем решила не спешить. Может, это все ерунда и фантастика a la мсье Залесский, а в Малыжино живут-поживают обычные бедолаги, психи тихие, неизлечимые. Шизофреники вяжут веники, параноики рисуют нолики...

3

Поздно вечером, когда тишина в пустой квартире начала оглушать, я не выдержала - достала запись. Короткую запись, всего на четыре минуты. Экран выстрел - белый четырехугольник...

...Прыг-скок. Прыг-скок. Прыг-скок... Мяч катится по пляжу, по сверкающему на солнце белому песку, и мягко падает в воду. Девочка бежит за ним, но внезапно останавливается, смотрит назад... Мяч уже в воде, ленивая теплая волна слегка подбрасывает его вверх, солнце сверкает на мокрой резине. Девочка оглядывается...

Иногда нет сил плакать. Просто нет сил...

Понедельник, двадцать третье февраля

Конец света в отдельно взятой прокуратуре * Не время для драконов * Тяжелый вы человек. Эра Игнатьевна! * Повторяю: ПРАВИЛО НОЛЬ...

Паника началась ровно в три тридцать ночи, когда лопнули сразу два котла отопительной системы.

Нет, не у меня.

В городской прокуратуре - нашем желтом четырехэтажном здании, построенном в незапамятные времена великим архитектором Бекетовым. Здании, защищенном не только ВОХРами с палашами на боках, но и целым отрядом Техников высшей (куда там сидельцу Евсеичу!) квалификации. И все-таки котлы рванули, канализационные утопцы молча сожрали жертвы вхолостую, горячая вода затопила подвал, Никанора Семеновича подняли с постели...

В пять ноль-ноль из труб исчезла вода. Сперва на это как-то не обратили внимания, решив, что парни из Гортепла (Тех-ники уже признали свое поражение) сами отключили подачу. Когда спохватились, трубы были сухими. Директор Водо-каналтреста, поднятый с кровати лично Никанором Семеновичем, только развел руками.