Тиндарей не спал. И даже согласился выслушать меня. Один на один, без свидетелей. Только с ним я говорил иначе, чем с его братом. Ведь это проще простого: разговаривать с трусом. С завистливым трусом.
Завистливого труса надо напугать. Надо вложить ему в руки ужас много больший, чем гложущий труса страх. Дать ладоням почувствовать жар, дать сердцу сжаться в розовый, беззащитный комок, дать гортани высохнуть, а коленки превратить в струны - и только потом указать путь к спасению.
Тогда трус - твой. Он не хотел давать согласие на брак. Упирался; бубнил глупости. А мною уже полностью овладела скука. Море любви и бронзовый звон Мироздания ушли к туманному горизонту, исчезли... Почти. Я знал: будет так, как я хочу. И тень моя сидела в углу на корточках, притворяясь
Стариком.
- ...богоравные! Мужи ахейские! Ты гляди, и голос прорезался! Хотя дрожит, конечно. И голос, и сам басилей. Но он уже верит Значит, поверят и остальные.
- С радостью великой обращаюсь я к вам, благородные герои. Ибо дочь моя Елена сделала наконец свой выбор...
Да что ж он мямлит, болван?! Еще немного - и сорвутся женихи, за мечи схватятся!
Не вышла к нам Елена (хвала богам!). А все равно видится: множатся, ползут по площади тени. Встают на дыбы драконьей стаей. Черно в глазах от крыльев; каждый сам за себя, каждый против всех. Занесла Немезида карающий бич: вот-вот хлестнет - лететь небывалой упряжке с обрыва, прямиком в сумрачное царство Гадеса. Добро пожаловать, богоравные!
- ...все будет хорошо, Диомед!
- шепчу я; Тидид рядом, он меня слышит, не может не слышать.
- Вот увидишь... все будет... все...
А гул вокруг нарастает, ширится; звенит медный купол моего Номоса, звенит черное железо чешуи, звенят крылья в вышине - не убежать! не спрятаться! терпеть, ждать и слушать отчаянье старческого дребезга:
- Все мы здесь друзья, богоравные басилей, все мы здесь братья! Верю, порадуетесь вы за мою дочь и за ее избранника! Все вы достойны, все вы равны...
Один из драконов не выдержал. Распахнул пасть, зашелся огненным воплем. Не сметь! стой! говори, басилей спартанский! Ведь ужас, подаренный мною тебе, стократ ужасней былого страха, и имя ему: вечное проклятье потомков!
- ...поклянемся согласно обычаю, что никто не поднимет оружия на мужа дочери моей, но придет на помощь ему в трудный час, не жалея сил, крови и самой жизни!..
Ну вот, наконец-то!
Слово сказано.
Замерла драконья стая - на самой грани, на кромке обрыва.
Недоумение.
Изумление.
Смятенье.
...Ну же!
- Чего это он? Это, значит, Аякса выберут, а мы ему помогай?
- А если тебя?..
Молодец, Диомед! Я люблю тебя, Тидид, ванакт Аргосский! Ты первый понял! Каждый - за себя. Но каждый уверен: "Мне! мне, единственному! Я - избранник!" Это значит: мне быть мужем Елены. Живым мужем! Клятва - и никто, никто не посмеет поднять на меня руку! Более того: вся свора, мои враги и злопыхатели, теперь в случае чего придут со мне на помощь!
Не этого ли я хотел, не об этом ли мечтал, сам еще не зная?!
- Лаэртид, ты придумал?
Звон утихает, гаснет в отдалении. Где драконы? где черная тень? крылья злые, кожистые - где?! Смех.
Не злорадный, не зловещий - искренний, веселый. Кто это? Ох, плохи мои дела: это же я смеюсь!
- Правильно! Слава Тиндарею!
- Поможем, крови не пожалеем!
- Клятва, богоравные! Клятва!
Медь Номоса отступает, сухой песок скуки смыт волной - я люблю вас, я люблю вас всех! И того единственного, кого-изберет красавица Елена, и остальных - вы будете жить! мы будем жить!
Долго и счастливо.
- Клятва! Клятва!
- На коне, на крови!
- Клятва! Клятва-а-а!!!
Вороного коня Тиндарей заранее приготовил. Хоть тут не оплошал. Прости, вороной, тебя я тоже люблю, но когда стоит выбор, кого принести в жертву... Всегда приходится жертвовать чем-то.
Лучше - конем.
Интересно все-таки, кого выбрала Елена? Или это басилей за нее выбирал?
О боги!
Страшная, дикая мысль: только не меня!!!
Нет, Тиндарей, ты, конечно, труся завистник, и, наверное, пакостник еще тот, но ты не посмеешь! ты цепляешься за жизнь руками и ногами! А я за такие шутки и придушить могу, от большой любви!
Короткий, отчаянный вскрик.
Неужели это - конь?!
О боги, пусть он будет последней жертвой на этом проклятом сватовстве!
Услышьте меня. боги!..
ЭПОД
ИТАКА,
Запапный склон горы Этос, авориовая терраса
Спарта - Тегея Аркадская - мыс Араке:
Калппон Этолийский - Арголнаская гавань:
ПТАКА,
Западный склон горы Этос. авориовая терраса (СФрагпаа)
Едва уловимо - намеком, лукавым мерцанием - небосклон начинает светлеть. Зеленая звезда, тебе надоело подглядывать? ты отправляешься спать? Да. Спряталась. Пока еще не за край земли. За ветви старой смоковницы. Если пройти в дальний конец террасы, звезду еще можно увидеть. Но мне лень идти в дальний конец террасы. Я и так знаю, что зеленый глаз там: спрятался в переплетении ветвей, словно в тени ресниц.
Я уже не засну. Скоро рассвет.
Скоро Троя.
Завтра моя звезда, отдохнувшая за день и полная сил, вновь взойдет на пепелище ночи. Она вернется. Это неизбежно.
Как неизбежно другое: я вернусь.
Ледяной иглой пронизывает озарение: моя Итака - лишь малая звездочка в бескрайних просторах, зеленая песчинка в море, и больше в этом море-небе нет никого и ничего - ни других звезд-песчинок-островов, ни Большой Земли, ни Трои, замершей в ожидании. Никуда не надо плыть, потому что плыть просто некуда; ночь будет Длиться вечно, можно сидеть на террасе, пить вино, слушать дыхание жены и сонный лепет ребенка, смотреть на звезды, купаться в наплывающем отовсюду ропоте морских волн...
Море.
Оно везде. Плеск за бортом, привычный скрип снастей. Бухта каната в ременной оплетке валяется на полупалубе. Дружно вспенивают воду два ряда длинных весел ~ память ты, моя память, Одиссеев корабль! Белый парус -надежда. Пурпур судового носа - кровь. Черная смола боков - гибель. И два глаза, нарисованных по обе стороны форштевня, означающие невесть что. Я не верю в приметы. Неси меня, корабль моей памяти. Разве хороший -кормчий может не найти дорогу домой?
* * *
Ленивая зыбь качается, подмигивает расплавленным золотом. Мы с Идоменеем-критянином почти голые. Развалились на корме, цедим из кубков кислое винцо. Цедим слова: простые, пустые. Нам хорошо. Никуда не надо спешить, ни с кем не надо драться и думать тоже не надо ни о чем.
Блаженство!
- Помнишь, какой пир закатили? Башка только сейчас трещать перестала...
Излишне уточнять, когда закатили и где. В Спарте. Едва клятву на конской туше принесли - перепились до зеленых сатирисков! Похоже, у всех гора с плеч свалилась.
- Помню. И как вы с Аяксом-Малым целовались, помню. Руки резали, братались. А потом нашли себе рабыню на ночь - одну на двоих - и заснули. А рабыню Патрокл увел...
- Врешь! Про Аякса помню, а чтоб рабыню увели... Еще бы! Аякс Оилид, тот вообще уверен, что он не с критянином целовался, а со мной...
...драконы все-таки сорвались с цепи. Успев перестать быть драконами. Призрак кровавого побоища обратился в совершенно невообразимую попойку (назвать это пиром - кощунство!), завершившуюся всеобщим братанием и восхвалением моего хитроумия.
Растрезвонили-таки...
Весть, что Елена избрала в мужья Менелая Атрида, была встречена с пониманием: лучше никакого, его проще любить. Самого Менелая, обалдевшего от нежданного счастья, хлопали по плечам, пили его честь, отпускали соленые шуточки - и, на удивление, почти не завидовали.
Безумие закончилось. Колесница встала.
В тот же вечер я близко увидел Елену. И - странное дело: никакого звона в ушах, головной боли, рези под веками. Рассмотрел с толком, с пониманием. Красивая женщина. Очень. Кстати, тень как тень; тоже красивая. Наверное, в такую легко влюбиться. В Елену, не в тень.
На другой день, проспавшись к обеду, принялись готовиться к свадьбе. Да не к одной! Ну, .Менелай с Еленой - это святое. Но и прочие лицом в грязь не ударили: спартанский басилей, стремясь загладить обиду честолюбивого Агамемнона, отдал старшему Атриду свою другую дочь. Статную гордячку Клитемнестру. Если кто и был рад, кроме засидевшейся в девках невесты, так это мой приятель Диомед: Елена Агамемнону не досталась, значит - шиш Златым Микенам, а не живую богиню! А Менелай - он младший, не наследник. Да и Тиндарей уже объявил: годы его гнетут, быть здешней басилевии под зятем Менелаем. Зажился, на покой пора; дорогу молодым. Интересно, сам додумался или подсказали?
А еще у нас с Пенелопой свадьба. Зря, что ли, свататься ехал?!
Гуляй, Спарта!
Одно странно: жертвы богам принесли без счета, гимны до небес, бычьей кровью всю долину залили, а в ответ - хоть бы одно знамение. Самое завалященькое. Листики там, птички... Жрецов спрашивали, прорицателей: руками разводят. Молчат боги. Ну и ладно. Может, у них там, на Олимпе, свои свадьбы.
Пейте, богоравные, радуйтесь!
Пью, радуюсь. Что, Пенелопчик, говорят, рыжим нынче счастье привалило? Увезу тебя на Итаку, забудешь и Дядю-паскуду, и обещанный храм Артемиды... Все у нас хорошо будет, солнышко! А самого нет-нет, да и кольнет невзначай: ночь, плащ на земле, жаркая темнота обнимает меня руками куретки. И - запах яблок. Что ж ты замуж выскочить поспешила, троюродная?..
Я все таки кобель. Хуже Аргуса.
...отплытие. Погостили - пора и честь знать. Вернее отплываю не я: отплывают наши, захватив Пенелопу, потом Идоменей-критянин с "пенными братьями", явившимися на зов - а я с Диомедом по земле еду. Провожу до Аркадии, а там: ему на восток, в Аргос, мне на северо-запад, к мысу Араке. Хоть наговоримся всласть...
У мыса меня корабли ждать будут. Критянин сказал: ему по пути, он к феспротам по делам собрался, а Итака - невелик крюк. Няню я к Пенелопе приставил, остальных чуть не силой спровадил; только Эвмей с собакой за мной увязались.
По дороге о троюродной сестре старался не заговаривать: Диомед почему-то злился.
Ладно.
...гонец перехватил нас в захолустной Тегее, когда мы уже собрались прощаться.
Мятеж!
Калидон захвачен!
Впервые понял: вот она, война! Рукой подать...
Война есть, а радости нет. Одна спешка: корабли уже, наверное, подошли к Араксу. Махнем через залив - эй, Калидон Этолийский, царство легенд и скупердяев! встречай!..
...не езда - скачка! Бешеная, стремительная. Успеть, успеть! Мелькают скалы, сосны, скрученные в узлы, снова скалы; вьется змеей бесконечная дорога, жалит щебнем из-под копыт. Быстрее! Еще быстрее! Как там Эвмей? Он ведь верхом только-только... Ничего, держится. Клещом в коня вцепился, не отдерешь.
И Аргус не отстает.
Море - за спиной, позади.
Вот он, Калидон.
...здесь я впервые убил человека. Застрелил из лука. Кажется, вожака мятежников - могучего, полуголого детину. В руках палица, на чреслах - золотой пояс. И моя стрела между глаз. Это оказалось очень просто. Я даже растерялся.
Был человек, и нет.
Был мятеж... самое страшное, что я ничего не почувствовал.
- Агамемнон взял Аргос!
- Тидид, я с тобой?!
- Нет. Ты нужен мне в другом месте. Мне понадобятся корабли, лодки... Через неделю - под Аргосом. Если придется бежать.
Тебе не придется бежать. Я буду в Арголидской гавани не через неделю четыре, может, пять дней. Я подыму море. Я, Одиссей, сын Лаэрта-Пирата, набью гавань кораблями, словно тыкву - семечками. Критянин, ты с нами?
Да, трогает серьгу Идоменей.
...и восток Пелопоннеса вздрогнул, когда "пенное братство" упало под Аргос.
А к вечеру на берег прискакал гонец от Диомеда: хитрец Атрей перехитрил сам себя, пав от руки брата-Фиеста. Войско бросило гордого Агамемнона, с осиротевшим микенцем остались лишь гвардейцы личной охраны.
Агамемнон сдал город без боя.
Война усмехнулась, прячась в нору.
Домой!
* * *
Жидкие лоскутья облаков болтались над головой. Вода морщилась спросонок, меняя цвет с темно-серого на серо-зеленый; кудрявясь, гребни волн притворялись невинными овечками, только и ожидая минуты, чтоб зарычать и ринуться зубастой стаей на оплошавшего морехода. Казалось, природа застыла в недоумении: становиться грозной было лень, а оставаться милой - скучно.
Пауза предчувствия.
- Кто учил тебя говорить по-критски?
- спросил Идоменей.
Я пожал плечами. Никто. А разве я говорю по-критски? Мы сидели на кормовой полупалубе, застеленной мягким ковром, а поверх - льняной простыней. Рядом с судовым алтарем. Который у критянина почему-то располагался не на носу, как у всех, а на корме.
Болтали о пустяках.
Скоро - Итака.
- Я еще в Спарте заметил, - голос критянина был певуч, напоминая свирель.
- Ты переходишь с наречия на наречие, словно портовая блудница - от мужчины к мужчине.
- Да?
- спросил я, зевая.
- Не знаю. Я всегда так говорил. У нас на пастбищах всегда так говорили. С детства привык: у каждого предмета - несколько имен. Разных.
Мои пастухи...
- А-а-а...
- критянин кивнул, как будто ему все стало ясно.
- Твои пастухи. Ты ведь и не хромаешь, да?
- Не хромаю.
- А эти ослы... с которыми ты на мечах!.. они все угадать пытались: на какую ногу?! Я смеялся...
Было в нем что-то... древнее. Бычье. Я еще удивился: откуда явилось сравнение? Смуглый, звонкий танцор, талия вот-вот переломится; манеры потомственного аристократа, юбочка в желто-черную полоску - шершень! оса, откуда бык?! И все-таки: высокий лоб с залысинами, наклон головы... ленивая повадка, прячущая скрытую мощь.
Плохо иметь такого врагом.
- Ты нас спас, - темные пальцы тронули серьгу.
Всех. Словно за руку вывел. Как твой отец - аргонавтов. Я из рода Миносов, у нас плохо умеют быть благодарными. Но я умею.
Сперва я пропустил часть слов мимо ушей. Чайки бранились над головой, вдалеке, лоснящимися тушами, резвились дельфины. Как отец - аргонавтов. Как отец...
- Я с малых лет в море, - бросил Идоменей, отворачиваясь.
- Мне едва тринадцать стукнуло, когда он пришел и попросил перевезти его на Скирос. Мы тогда в Оропском порту стояли.
- Кто - он? Мой отец?
- Нет. Тезей, убийца Минотавра.
- Убийца Минотавра...
- слова были сладкими на вкус. Наверное, это здорово, когда тебя вспоминают после смерти, говоря с уважением: убийца Минотавра... ну, вы понимаете!.. того самого... Критянин дернул щекой:
- Ты не понял. Минотавр - мой дядя. Родной. И Тезей его убил. А еще он убил Девкалиона, моего отца. Ты ничего, ничего не понял. Герой Тезей - мой кровник.
Был.
Стало зябко. Холодные пальцы забрались за шиворот, пробежались вдоль хребта шустрыми сороконожками. Кожа покрылась пупырышками. Я молчал, не зная, что ответить. Посочувствовать? перевести разговор на другое?
- Я хотел убить его. По дороге на Скирос. Но он раньше узнал, кто я. И сразу подошел. Сказал: убей меня, малыш. Утоли жажду. Сказал: я уже бывал в Аиде, мне не страшно возвращаться. И жить - незачем. Убей; отомсти. Вот меч.
