- Нет.

- Тогда попрошу моего господина обождать. Я напишу табличку...

Когда Одиссей уходил, он вдруг увидел: Гадюка вовсе не горбат. Просто так держит спину; иногда. Самого Одиссея тоже многие считали хромым. А Анхиал-тафиец из Акарнании оказался милейшим собеседником и гостеприимным хозяином, ради гостя готовым на все. Особенно ради гостя, способного оказать многие услуги веслолюбивым тафийцам.

Хороший человек, как сказали бы Лаэрт-Садовник и его дамат.

...Больше всего я боялся, что лук Аполлона воспротивится отравленным стрелам - нет принял как родных.

* * *

Скирос - малый остров в Лиловом, иначе Эгейском море;

три сотни стадий-от восточной оконечности Эвбеи, на исходе первой четверти пути от Большой Земли к. Троаде;

кроме тайного убийства героя Тезея нынешним басилеем, списанного на несчастный случай за недостатком доказательств, не прославлен ничем; по обе стороны юго-западного мыса - два островка, отягощающих наблюдение за морем с суши; ложные сигнальные огни устроены халкидским эосфором1, который после допроса с пристрастием сообщил.

Дядя Алким, твой ученик хорошо подготовился к ответу?)

- Мне тебя что, папашей теперь называть?
- хмурс осведомился Диомед вместо приветствия. Я не ответил. Мы вообще дня два почти не говорили друг с другом.

Эосфор - Несущий Свет, божество вечерней звезды; тайное прозвище сигнальщиков, устраивавших ложные береговые маяки, способные посадить корабль на мель или рифы.

Не до того было; а больше делали вид, что не до того. "Пенелопу" я оставил в Арголидской гавани - мою красавицу не узнал бы издалека лишь слепой, да и ему бы рассказали, а я вовсе не хотел оповещать море, кто собрался на Скирос. Отплыли на Диомедовой пентеконтере, - старая подружка, по троянскому образцу, за которую мне, кстати, с ванакта причитается!
- сплошь набитой его гетайра-ми-головорезами. В придачу хотел взять купеческую эйко-сору, но в последний момент передумал. Двадцать весел - это много для скромного торговца безделушками.

Взяли кимбу - малую ладью с бортами, обтянутыми кожей. Вон она, родная, болтается на канате за кормой. Погода благоприятная (попробовала б капризничать!..), не утонет.

Диомед сидел возле судового алтаря; мрачней тучи. Тайная дума грызла аргосского ванакта; точила изнутри. Он сильно изменился за те месяцы, что мы не виделись. Иногда мне казалось, будто Диомед старше меня на десять, двадцать лет!
- иногда, что я старше его на целую вечность. Временами он поднимал взгляд к небу, и синие глаза упирались в синь купола над головой с дерзким вызовом: словно он собирался прямо с помоста ринуться ввысь.

- Мирмидонцы отказываются идти на войну без него, - вдруг бросил он, по-прежнему глядя вверх.
- Трахины, Фтия, Алоп... наотрез.

- Без кого?
- спросил я. Я знал: без кого.

- Он очень нужен им, - послушать Диомеда, так выходил разговор двух безумцев.
- Настолько нужен, что они готовы на все.

- Кто - они?
- спросил я. Я знал: кто.

- Если я решусь убить его, не мешай мне, - Диомед перевел взгляд с неба на меня; уперся, надавил, - Прошу тебя, заклинаю: не мешай.

Всю оставшуюся дорогу к Скиросу он молчал. Молчал и я. Думал: смогу ли я прикончить Диомеда?
- если аргосец посягнет на жизнь ребенка, за которого мне заплатят священной клятвой, ременными петлями моего будущего щита, залогом возвращения...

Ответы - убийцы вопросов.

...вот бывает так: один-единственный взгляд меж двоими ударит молнией, и сразу ясно - навсегда. Или друг друга в бою от смерти прикроют, или друг друга в кровной сваре зарежут.

Или-или.

Без недомолвок.

* * *

На подходах к острову кимба была видна издалека. Особенно - из дворца, каменной диадемой увенчавшего скалу над мысом. При желании и достаточной зоркости можно было разглядеть не только то, что в ладье - шесть человек да еще лохматый пес, мирно дремлющий на тюках с товарами, но и то, что двое из шестерых - купцы-хозяева, а остальные - рабы, судя по коротким стрижкам. Косолапо переваливаясь на зыби, кимба двигалась к берегу, прямиком в бухточку с галечным пляжем. Сюда спускались высеченные в камне крутые ступени. Наверное, имелась возможность добраться ко дворцу и другим, более i легким путем, но с этой стороны острова легких путей видно не было.

Наконец днище скрежетнуло по камням, ладья ткнулась носом в берег, и рабы поспешили втащить ее на пляж. Молодой плечистый купец-щеголь - хитон цвета луковой шелухи как нельзя лучше подходил к его рыжей шевелюре - задрал голову вверх. Минуту-другую, приставив ладонь козырьком, изучал нависшую над ним твердыню; наконец с сомнением поджал губы. Дескать, могут и взашей погнать. После чего, не тратя времени даром, принялся командовать. Рабы засуетились, второй из купцов щелкнул коротким бичом, и вот: на берегу развернулся настоящий рынок. Чистые полотна на песке, поверх разложены, манят взгляд женские украшения, гребни - медные, серебряные, черепаховые, из душистой магнолии; шкатулки, инкрустированные перламутром, флаконы из горного хрусталя с притираниями и благовониями... отрезы тканей, полированные зеркала из бронзы... "веселые" све-тильнички, изображающие Приапа с тележкой, и еще множество всякой всячины.

Расчет оказался верен: покупатели не заставили себя ждать.

Вернее, покупательницы.

Многочисленные жены и дочери басилея Ликомеда, многие - с детьми и внуками на руках, потянулись на пляж. Еще бы! Когда скучища изо дня в день!
- а заморские гости не балуют скиросцев приездами, да еще с товарами, перед которыми разве что богиня устоит. Двое дородных стражей, с неохотой спустившись вдогон женщинам, скучно оглядели торговцев. Не усмотрев ничего подозрительного, сели возле ступеней, прислонив к скале копья. Белено приглядывать - приглядываем, только блажь все это, кому оно надо?

Не Европы, не украдут...

Рядом мигом образовался один из купцов. Заговорщицки подмигнул: может, женам что нужно? невестам? подружкам?! Серьги там, ожерелье? Уступлю за полцены! Разглядеть хорошо бы? А как же! Разглядеть, лизнуть, пощупать... кстати, собак у вас держат? Породу улучшить не желаете - видали, какой кобель в ладье дрыхнет?! Не пес - дракон, сожрет, не поперхнется! И всего за безделицу... что? Подумать надо? Сразу видно серьезных людей! А для лучшего соображения отведайте глоток фасосско-го - я и сам горазд, да не пить же в одиночку: Дионис оскорбится, с ума сведет!

Стражи охотно согласились Диониса не оскорблять.

Тем временем рыжий успевал нахваливать товар, отшучиваться да сыпать прибаутками. Цен не заламывал, но и своего не упускал: сразу видать купеческую хватку! Женщины обступили выложенные сокровища, галдя чище стаи ворон зимой. Горластые тетки с пышными телесами, юные девицы, румяней зари, рабыни, исподтишка подмигивающие торговцам: есть, мол, чем расплатиться! пошли за камешек?! Под ногами шныряла детвора, норовя стянуть пустячок, и цепкий взгляд купца нет-нет да и задерживался то на одном, то на другом ребенке. Хотя, казалось бы, до сосунков ли торговому гостю, если он не из подлого племени андраподистов'?

Припоздавшая девушка - тоже с сопливым дитятей на руках, сестрой или племянницей - все пыталась протиснуться к манящему изобилию. Но увлеченные торгом подруги сомкнули строй не хуже спартанских щитоносцев, и разорвать их ряды мог разве что Арей-Губитель, вздумай бог войны прицениться к черепаховому гребешку. Рыжий купец обернулся, встретился взглядом с девушкой - куда более рыжей, чем он сам, с червонным отливом...

Разом нахлынуло: толпа на площади в Спарте. И хрупкая, по-мальчишески угловатая девушка-подросток, пылая растрепавшимся огнем кудрей, норовит, заглянуть за спины сопящих мужчин.

- Помочь, лисичка? Мы, рыжие, друг дружке лучшая подмога!

- Ага, - ничуть не смутилась "лисичка".
- Подержи-ка...

И девочка, мирно посапывающая, несмотря на всеобщий галдеж, сама собой оказалась в моих руках, так что я даже слегка растерялся. А рыжая с внезапным проворством упала на четвереньки, скользнула между ног товарок - и, сияя, принялась любоваться эпирскими бусами. Нет, конечно, сходство с Пенелопой оказалось весьма поверхностным: чистое, без веснушек лицо, миндаль глаз темный, зрачок почти незаметен; нос тонкий, правильный, словно выточен из слоновой кости...

Опять на девиц заглядываешься, кобель итакийский? Может быть, вот этот карапуз у тебя на руках - и есть Лигерон? Вряд ли, конечно... надо тайком проверить: девочка или только переодели девочкой? Глубокоуважаемые настаивали, чтобы юный Пелид отправился под Трою по доброй воле - только кто его будет спрашивать, соплив

*Андраподисты - "делатели, рабов"; покровителем считали Зевса, в свое время укравшего приглянувшегося богу мальчика Ганимеда.

ца? Сунем на корабле цацку блестящую, пообещаем дать из лука пострелять - и всех дел, раз уж так приспичило, чтоб доброй волей... Было жаль портить женщинам случайный праздник. Но уговор дороже клейменых слитков серебра. Я люблю всех вас, красавицы, и тебя, рыженькая, и тебя, чудо на моих руках - только праздники все равно, рано или поздно, кончаются. Ничего с вами не сделается, потом всех отпустим. Нам нужен Не-Вскормленный-Гру-дью, сын Пелея и Фетиды. А если его не окажется здесь, на пляже... что ж, тогда скиросскому басилею придется обменять Лигерона на своих жен и дочерей.

Куда он денется, обменяет.

Внутри струйками песка текла знакомая скука. Вроде бы все здесь. Больше никто не спешит из дворца на берег по крутым ступеням. И мои люди усердно подливают сонным стражам, готовясь перегородить лестницу. Самое время...

* * *

Видимо, Диомед тоже решил: пора.

Потому что из-за ближнего островка, бородавкой торчавшего неподалеку от мыса, вырвалась боевая пентекон-тера и со всех весел ринулась к берегу. А с противоположной стороны мыса, из-за нагромождения скал, бегом явились аргосские гетайры - под покровом ночной мглы и благодаря указаниям болтливого эосфора, высадка воинов прошла наилучшим образом. Запоздало ударил тревогу гонг во дворце; разомлев от вина, стражи не успели опомниться - опытные свинопасы мигом скрутили бездельникам руки, ткнули мордой в песок. Двое подхватили копья и перекрыли ступени - единственный путь к бегству.

- Пираты!
- взвился знаменем женский визг над побережьем.

- Стража, на помощь!

- Насилуют!
- возопила одна из пышнотелых красоток.

"Ага, помечтай!" - усмехнулся про себя Одиссей. Он обернулся к рыженькой, чтобы вернуть ей ребенка взгляд прохаживался то на одном, то на другом ребенке. Хотя, казалось бы, до сосунков ли торговому гостю, если он не из подлого племени андраподистов'?

Припоздавшая девушка - тоже с сопливым дитятей на руках, сестрой или племянницей - все пыталась протиснуться к манящему изобилию. Но увлеченные торгом подруги сомкнули строй не хуже спартанских щитоносцев, и разорвать их ряды мог разве что Арей-Губитель, вздумай бог войны прицениться к черепаховому гребешку. Рыжий купец обернулся, встретился взглядом с девушкой - куда более рыжей, чем он сам, с червонным отливом...

Разом нахлынуло: толпа на площади в Спарте. И хрупкая, по-мальчишески угловатая девушка-подросток, пылая растрепавшимся огнем кудрей, норовит, заглянуть за спины сопящих мужчин.

- Помочь, лисичка? Мы, рыжие, друг дружке лучшая подмога!

- Ага, - ничуть не смутилась "лисичка".
- Подержи-ка...

И девочка, мирно посапывающая, несмотря на всеобщий галдеж, сама собой оказалась в моих руках, так что я даже слегка растерялся. А рыжая с внезапным проворством упала на четвереньки, скользнула между ног товарок - и, сияя, принялась любоваться эпирскими бусами. Нет, конечно, сходство с Пенелопой оказалось весьма поверхностным: чистое, без веснушек лицо, миндаль глаз темный, зрачок почти незаметен; нос тонкий, правильный, словно выточен из слоновой кости...

Опять на девиц заглядываешься, кобель итакийский? Может быть, вот этот карапуз у тебя на руках - и есть Лигерон? Вряд ли, конечно... надо тайком проверить: девочка или только переодели девочкой? Глубокоуважаемые настаивали, чтобы юный Пелид отправился под Трою по доброй воле - только кто его будет спрашивать, соплив

*Андраподисты - "делатели.рабов"; покровителем считали Зевса, в свое время укравшего приглянувшегося богу мальчика Ганимеда.

ца? Сунем на корабле цацку блестящую, пообещаем дать из лука пострелять - и всех дел, раз уж так приспичило, чтоб доброй волей... Было жаль портить женщинам случайный праздник. Но уговор дороже клейменых слитков серебра. Я люблю всех вас, красавицы, и тебя, рыженькая, и тебя, чудо на моих руках - только праздники все равно, рано или поздно, кончаются. Ничего с вами не сделается, потом всех отпустим. Нам нужен Не-Вскормленный-Гру-дью, сын Пелея и Фетиды. А если его не окажется здесь, на пляже... что ж, тогда скиросскому басилею придется обменять Лигерона на своих жен и дочерей.

Куда он денется, обменяет.

Внутри струйками песка текла знакомая скука. Вроде бы все здесь. Больше никто не спешит из дворца на берег по крутым ступеням. И мои люди усердно подливают сонным стражам, готовясь перегородить лестницу. Самое время...

* * *

У девушки менялось лицо. Словно незримый скульптор подкрался к храмовой статуе и принялся на ходу переделывать уже законченное творение. Черты стали жестче, кожа тугим пергаментом обтянула скулы. Брови сошлись у переносицы грозовыми тучами, профиль сделался хищным, орлиным. Карие глаза зажглись факелами в ночи... да что лицо!
- сама девичья фигура менялась под неумолимым резцом: шире - плечи, жилистей - ноги, отчетливей - вены на запястьях. Пронзительный визг рухнул птицей, сбитой влет; ниже, еще ниже, словно опытный флейтист пробежал пальцами по отверстиям, заставив инструмент хрипеть. И когда малыш Лигерон Пелид, он же Ахилл, Не-Вскормленный-Грудью, он же Пирра-Рыжая, он же несостоявшийся крушитель Олимпа, с гортанным рычанием бросился навстречу Диомедовым гетайрам...

"Это безумие!
- вопил внутренний даймон Одиссея.
- Ему ведь меньше двух лет!.." "Безумие!
- скалился в ответ Номос, содрогаясь до основания.
- Двое мальчишек, год за годом, играют в песке, и один из них... Встречай брата-безумца, рыжий!"

Сын Лаэрта все-таки изловчился, нашел едва замет^, ную паузу между свистящими стрелами мгновений сунул дитя прямо в руки онемевшей от ужаса тетке.

- Он! это он!..

Лигерон обогнал Одиссеев крик. Как молния обгоняет раскат грома. Миг - и он уже среди воинов; еще миг - в руках у подростка (...младенца?! бойца?!) сверкнул меч, а один из гетайров беззвучно рухнул в песок. Высверк бронзы, алый фонтан хлещет из разрубленной шеи...

- Это он!

Лучшие из лучших, гетайры личной охраны ванакта Аргоса, валились колосьями под серпом. Червонный отлив кудрей, веселая ярость взгляда, женский гимати лопнул на бедре; он был подобен богу, и убивал как бог -легко.

- Остановите его! Оста...

Грохот вдоль лестницы. С неба на землю. Свинопасы выронив копья, летят кубарем; абсолютно голый скиросец, закрывшись щитом, спешит на подмогу Не-Вскор-мленному-Грудью. Вот он ближе, ближе... хрустит под стопой гребешок из магнолии, брызжут бусы... огибает безобидного торговца...

Любовь. Скука. Детский плач.

Одиссей в броске снес голого с ног; швырнул поверх щит, навалился. Нет, не удержать. Перехватил горло, другой рукой вцепился в волосы, выворачивая лицом к небу.

Сдавленный храп:

- Одиссей, ты?!

- Патрокл?!