Если точнее, позвонили не ему, а на коммутатор, попросив того, кто ведет дело об убиенном бармене. Голос оказался женский. Их соединили, и доброжелательница без всяких экивоков сообщила имя убийцы. Итак, некий Евгений Кондратюк, тоже с сережкой, и тоже проходил у нас свидетелем. Более того, звонившая поспешила добавить, что этой ночью Кондратюк будет в "Казаке Мамае".
Наконец-то я все поняла. Дуб, к чести его дубовой, приехал не только хвастаться. Оказывается, ему было скучно пожинать лавры одному. Или совестно. Хотелось спросить, почему бы ему не послать в бар двоих инспекторов помоложе, но понять господина Изюмского было легко. Первое дело все-таки!
-- Ну, я и подумал: съездим, госпожа старший следователь! "Мамай" этот только ночью открывается. Самое сейчас время...
Я взглянула на часы, покачала головой:
-- А без меня нельзя?
-- Один не пойду!
-- отрезал племянничек.
-- Там это... Ну... Не пойду, в общем! "Мамай" этот, он для этих... лиц...
Смеяться, конечно, не стоило, но удержаться оказалось ну никак не возможно. Дуб растерянно моргал.
-- Страшно?
-- отсмеявшись, поинтересовалась я, надеясь, что он все-таки посмеется в ответ.
Но Изюмский даже не улыбнулся.
-- Не страшно, госпожа старший следователь. Да только, блин, стыдоба! Узнает братва, что к пидорам, извините, ходил... Да еще один. Чего ведь подумают?
Он не шутил. Вообще-то верно: в последнее время к тем, кто посещает подобные бары, в городе стали относиться чуть ли не хуже, чем к кентаврам.
-- Ладно!
-- решилась я, сообразив, что этой ночью точно не засну.
-Присядьте, я сейчас...
Заниматься работой обычного инспектора не хотелось, но, с другой стороны, появился шанс быстро и триумфально закончить это дерьмовое дело. Закончить -- и взяться за Молитвина всерьез.
Обещанное "сейчас" несколько затянулось. Дуб терпеливо ждал, пока я примеряла новое вечернее платье, пока пританцовывала у зеркала, пытаясь сотворить нечто пристойное из вороньего гнезда на голове. Подобные процедуры требуют полной сосредоточенности, но одна мыслишка меня все-таки не оставляла. Простая до невозможности мыслишка, очевидная, вероятно, для любого -- кроме, конечно, господина Изюмского. Все получилось очень просто. Слишком просто. Излишне...
2
"Казак Мамай" внешне выглядел неприметно: обитая бронзой дверь, врезанная прямо в стену старого пятиэтажного дома. Разве что снег у входа оказался убран, да по сторонам росли две небольшие елочки. Как говорится, голубые ели. И пили.
Дуб притормозил свой "Ауди" у тротуара, огляделся.
-- Ага, стоит!
Он кивнул на черную тень возле ближайшего подъезда.
-- Я ребят попросил потоптаться. На всякий...
Кивком одобрив его предусмотрительность, я нерешительно поглядела на вожделенную дверь.
-- А туда... всех пускают?
В ответ последовало довольное "гы!". Кажется, у дуба тоже оказалось чувство юмора.
-- Смех, да и только, госпожа старший следователь! Мужиков бесплатно, а если баба, в смысле, женщина -- то по сорок гривень с носа.
Бумажник я не захватила из принципа, и теперь ощутила некое чувство, приятно напоминающее злорадство. Впрочем, такие расходы, как правило, компенсируются. А хорошо будет выглядеть в отчете: "Посещение спецбара -сорок гривень"...
-- Фотография Кондратюка у вас?
Лицо подозреваемого оказалось не из тех, что запоминаются сразу. Я начала было по привычке составлять словесный портрет, но бросила. Узнаю как-нибудь, не в этом проблема. Проблема в другом. Все, все не так! Убийца преспокойно собирается в бар, вместо того, чтобы дрожать у алтаря, ожидая Первач-псов. А если он псов не боится, то почему не боится нас? Даже дурак поймет: нераскрытое убийство заставит все наши службы не только забегать, но и запрыгать. К тому же бар для "голубых", а звонила-то женщина! Ладно, разберемся. Для того и приехали.
-- Господин Изюмский! В целях конспирации разрешаю перейти с человеческого языка на тот, который вам ближе. Но только на время операции. Усек, братан?
"Братан" "усек" не сразу. Наконец соизволил кивнуть:
-- Так точно. Понял. Да тока, блин, хрена он там человеческий! Кто же так сейчас чешет, подруга? На тебя, блин, посмотришь -- вроде телка видная, все при тебе, а как базлать начнешь...
-- Фильтруй базар, пацан, -- в очередной раз посоветовала я.
-- Я котелком звенела, когда ты, шкет, еще сопли жевал!
Он вновь хмыкнул, решив, вероятно, что старший следователь Гизело входит в роль. Не поверил. И хорошо, что не поверил...
-- Слышь, братан, а как тебя называть?
Имя-отчество его, я, конечно, забыла. Если вообще когда-нибудь знала.
-- Вованом, -- гулко вздохнул дуб.
-- А ты, подруга, стало быть, Эрка?
-- Эра, -- как можно спокойнее поправила я.
-- А впрочем, без разницы...
Открыть дверцу этот болван не догадался, но я обошлась и без него. Итак, "Казак Мамай". Интересно, за что этого беднягу к подобному заведению приплели?
3
Дуб решительно взялся за круглую, блестящей меди, ручку -- и замер.
-- Мне первой войти?
-- подлила я масла в огонь.
В ответ прозвучало негромкое "Блин, пидоры драные!" -- и доблестный господин Изюмский от души рванул дверь. Бог весть чего он боялся. А весело было бы, встреть его за дверью трое напомаженных амбалов в кожаном прикиде и потащи раба Божьего прямиком в темный угол, как в одном старом кинофильме. Там подобное заведение, если память не изменяет, называлось "Устрица"...
Все обошлось. Никто нас не хватал, не хлопал по выступающим частям, и даже швейцар оказался самым обыкновенным: без помады и румян на физиономии. Разве что на меня посмотрели как-то странно, но это могло быть и результатом воспалившегося воображения. Через несколько минут мы уже сидели в небольшом уютном зале, почти утонувшем в темноте, вокруг играла тихая музыка, под которую еле заметно шевелились парочки -- вполне разнополые. Я начала понимать, что "Мамай" -- не из худших заведений.
По крайней мере, на первый взгляд.
Взгляд второй дал те же результаты. Официантка (официантка!) поставила нам на столик по бокалу шампанского, проворковав: "От заведения!", за шампанским последовали орешки. Я протянула руку к бокалу...
-- Ну, пидоры, блин!
-- дуб заскрипел зубами и затравленно оглянулся.
-- Чего киксуешь, Вован?
-- поразилась я.
-- Киксую?
-- дуб перешел на шепот, наклонился.
-- Ты, Эрка, глаза разуй! Видала?
Его взгляд уперся в нашу официантку, деловито направлявшуюся к стойке. Я присмотрелась, хотела переспросить, вновь всмотрелась -- и вопросы отпали. Да-а... Косметика и женский корсет творят чудеса, особенно в полутьме. Но ведь голос! Хотя...
Я оглядела парочки, продолжавшие обжиматься под старомодный "медляк" -и только вздохнула. Две "девушки" из четырех -- точно; третья, скорее всего, тоже не третья, а третий... А впрочем, чего удивляться? Знали ведь, куда шли!
-- Отставить!
-- шепнула я.
-- Лучше осмотрись, только незаметно. Его здесь нет?
Дуб начал ворочать шеей. Тоже мне, профессионал! Правда, и профессионалу в такой темноте ничего не увидеть.
-- Потанцуем?
-- я встала, автоматически поправив слегка висевшее на мне платье. И когда это я успела похудеть?
Кажется, придется работать самой. На племянничка надежды мало.
Дуб сопел у меня над ухом, переступая с ноги на ногу с изяществом контуженного медведя. Губы его шевелились; если внимательно прислушаться, можно было разобрать слова. "Зародыш в яйце, яйцо в гнезде, братан при теле; мужик, блин, при своем деле..." По-моему, это был заговор для невольных трансвеститов, а не от беды гомосексуализма. Или господина Изюмского так припекло, что он ничего более подходящего вспомнить не смог? Ладно, простим, сделаем вид, что не заметили...
Стараясь не морщиться и уж тем более не прыснуть в рукав, подобно юной курсистке, я как можно незаметнее скользила взглядом по столикам. Половина мест пустовала, а среди тех, кто заглянул сюда этой ночью, никого похожего на виденное мною фото не оказалось. Зато я сумела убедиться, что не три, а все четыре танцующих пары -- одной масти. Вскоре к нам присоединились еще двое, на этот раз уже без всякой конспирации -- в джинсах и свитерках. Я представила, что может подумать здешняя публика о нас с "Вованом" (точнее, обо мне) и мысленно поклялась: в следующий раз, буде охота не удастся, направлю сюда лично господина Ревенко. Хорошего понемножку. Хотя нам еще повезло. Окажись этот Кондратюк, к примеру, кентавром...
Дотанцевав, мы вернулись за столик (отодвинуть стул племянничек опять-таки не догадался) и переглянулись.
-- Нету, -- хмуро бросил Изюмский и скривился.
-- Ну, пи...
-- Еще раз скажешь, по губам дам, -- пообещала я.
-- Достал!
Настроение начало понемногу портиться. Что я тут делаю? Можно, конечно, использовать время с большим толком -- хотя бы переговорить с посетителями (да и с новым барменом) о Трищенко. Убиенного здесь, конечно, знали, но... Но мы вроде как в засаде, хотя для такого дела вполне достаточно было бы прислать сюда сержанта.
Темнота позволяла слегка нарушить строгие правила, и я, чуть привстав, вновь осмотрелась. В зале появились двое новеньких, но никого, похожего на искомого злодея Кондратюка, не оказалось. Подойти к стойке, перекинуться словцом-другим с барменом?
Нет, рано.
Дуб начал что-то вещать на странной смеси человеческого и родного, но я цыкнула, и "Вован" послушно заткнулся. Ладно, раз делать нечего, остается думать. Про убиенного бармена думать пока рано, а вот о Молитвине -- в самый раз.
Странное получалось дело. Нас бывший сотрудник НИИПриМа интересовал сам по себе. Боссам уже не первый год любопытно, что творилось в Институте N 7 под видом "прикладной мифологии". Допустим... Допустим даже, кто-то из здешних узнал об этом пиковом интересе и поспешил ликвидировать старика. Но ведь его не ликвидировали! Трудно, что ли, подсыпать какую-нибудь дрянь в водочную бутылку, или пустить в артерию кубик воздуха из шприца! Помер себе алкаш -- и аминь. Первач-псов испугались?.. но искомый варнак Кондратюк тоже, по всему видать, плевать хотел на "психоз Святого Георгия"! Так нет, устраивают дурацкий маскарад с похищением, оставляют свидетелей, затем -налет на квартиру алкаша N 2 гражданина Залесского. Непрофессионалы? Возможно. Но зачем непрофессионалам бывший сотрудник НИИПриМа?
И еще. Дело у меня отобрали. Допустим, из веских соображений. Но зачем оставили "хвост"? Почему этот драчливый сержант из числа дружков кобелька-литератора до сих пор жив-здоров? Почему не лежит где-нибудь в заснеженном овраге на радость одичавшим собакам?! Впрочем, собак-то в городе почти не осталось. Как и бомжей. Тоже загадка, но из другого файла.
Выходило так, что этим, неизвестным, нужен исключительно Молитвин. Это раз. А во-вторых, они уверены в своей безопасности. Более того, безнаказанности...
Откуда-то вынырнул(а) официант(ка), выставив на стол нечто в низких толстостенных бокалах. Очевидно, дуб уже успел сделать заказ. Не долго думая, я протянула руку к ближайшему бокалу, отхлебнула -- и в следующий миг почудилось... Куда там -- почудилось! Граната Ф-1, растворенная в серной кислоте -- вещь куда более милосердная... Неужели? Точно!
Текила!
Я глотнула воздух -- не помогло, глотнула еще раз...
-- Круто, подруга, да? Я, как хлебну, в натуре отпадаю!
Дуб глядел на меня с золотозубой усмешкой, явно ожидая одобрения. Еле удержавшись от насилия физического, я собралась было объяснить, отчего не следует предлагать даме текилу, да не просто объяснить...
И тут мой гневный взгляд скользнул по стойке.
Разыскиваемый Кондратюк имел место быть! Как ни в чем не бывало, держа в руке знакомый толстый бокал, не иначе тоже с текилой -- стоял у стойки и точил с барменом лясы.
Одного бармена ему явно оказалось мало.
4
-- Сзади, -- произнесла я как можно спокойнее.
-- У стойки.
Пока племянничек переваривал новость, я с запоздалым раскаянием сообразила, что стойка, строго говоря, мой сектор наблюдения. Так сказать, сфера отвественности. Впрочем, заметила -- и заметила. Теперь...
-- Ага!
-- в полумраке тускло блеснул златой зуб.
-- Ты, подруга, посиди, я его враз...
Все-таки тяжело иметь дело с флорой, пускай древесной.
-- Враз чего?
-- поинтересовалась я.
-- У тебя что, ордер есть?
Дуб погрузился в раздумья. Иногда такое даже полезно. Вообще-то под подобное дело ордер можно было бы и получить, даже под анонимный звонок, но "Вован", естественно, об этом не подумал. Лишний же раз доказывать начальству, что я не верблюд, совершенно не хотелось. Тем паче, завтра мне сей джокер -- с ордером и его отсутствием -- и самой пригодится. Значит, максимум, что мы можем, это побеседовать.
И беседовать, конечно, придется мне.
Тем временем Кондратюк, качнув серьгой, направился за один из пустующих столиков. Я его успела разглядеть. Ничего особенного: хилый, узкоплечий, прыщавый. Правда, глаза странноватые. Или это мне почудилось?
Подойти?
-- Вот что, -- решила я.
-- Сходи-ка, Вован, да на танец его пригласи.
Дуб бросил на меня дикий взгляд, облизнулся.
-- Давай-давай!
-- подзадорила я.
-- Скажи, что ты, блин, в натуре, в него втюрился, что тебе без него нереально...
В душе мне стало немного жаль великого следователя Изюмского. Дуб-то он, конечно, дуб; но с другой стороны...
-- А-а... может быть, ты, подруга?..
-- Он от меня убежит, -- вздохнула я.
-- Пригласи его, пообжимайся, присядь за столик, а тут и я подойду. Не киксуй, братан, в следующий раз к кентам пойдем!
Упоминание о кентаврах его, похоже, добило.
-- Так, это... Ну...
-- Следователь Изюмский! Приказ поняли?
-- Так точно!
Дуб обреченно вздохнул, приподнялся. Я поспешила отвернуться, дабы не смущать. Внезапно вспомнилось: много лет назад меня тем же способом "выводили" на дамочку-лесбиянку. После колонии, казалось, ко всему довелось притерпеться, а все равно было противно. Потом целый день отмывала помаду с шеи.
Тяжко ступая, дуб переместился к нужному столику, наклонился. Я представила, как шевелятся его толстые губы. Бедняга! Вот он выпрямился, его визави дернул плечами, не торопясь встал...
Что случилось дальше, я не успела заметить. Миг -- и следователь Изюмский, скрючившись и прижимая руки к животу, тихо оседает на пол, а подозреваемый Кондратюк с завидной резвостью мчится к двери...
...чтобы наткнуться на меня. Бегает он, конечно, хорошо, но и мы не лыком шиты.
-- Стоять!
Оружие доставать не стала. Зачем? Этот сопляк...
Уклониться я все-таки успела -- чудом. Уклониться, пригнуться, отскочить. Рука с кастетом ушла в сторону, ублюдок дернулся, пытаясь повернуться и ударить снова, наотмашь, но я уже была начеку. Подобные финты проходят только один раз. В висок? Нет, жалко, лучше по запястью.
Через секунду кастет лежал на полу. Я крепче прихватила потную кисть на болевой, одновременно фиксируя локоть, чтобы старым ментовским приемом завернуть за спину и рвануть со всей силы -- до поросячьего визга и зеленой слюны. Но сопляк оказался проворнее. Левая рука скользнула за пояс, под свитер...
Все-таки я растерялась. На какое-то мгновенье, но хватило и этого. В уши ударил грохот, неожиданный и дикий после сладкой музыки, жаркая муха мазнула по волосам... Промазал! Эта сволочь лихо дерется, но стреляет скверно. Совсем скверно. И медленно. Или у него затвор заело?
