Гадатель молчал.
Скалился.
Смерть сместилась вправо - гадатель немедленно повторил ее движение, вновь заступив дорогу. Казалось, слепой Раскидай-Бубен, певший мертвым, прекрасно видит все движения смерти.
Смерть шагнула влево.
- Лови!
Смерть машинально поймала на лету брошенную ей косточку - и недоуменно воззрилась на три знака судьбы, раскрошившиеся на ее ладони в труху.
Деревянное крошево на ладони.
Крошево судьбы, которой больше не было.
Смерть подняла ногу, чтобы шагнуть вперед, к зрячему слепцу, - и в это мгновение цепкие пальцы Безумного Облака намертво вцепились в ее лодыжки.
Смерть упала лицом вперед.
И тут же монах навалился сверху, не давая подняться.
Инок кричал страшно. Кожа на его ладонях лопнула, из ран, больше похожих на разрезы, словно монах хватался за остро отточенное лезвие, хлестала кровь. Да, инок кричал, корчась, извиваясь от корежащей его тело боли, - но хватки не ослаблял.
Смерть заворочалась под ним, пытаясь стряхнуть с себя досадную помеху, встать и идти дальше; руки смерти медленно потянулись к вцепившимся в нее пальцам. Миг - и их срежет напрочь, словно отточенной бритвой. Но в это отчаянное мгновение монах, перехватив смерть поудобнее, рывком приблизил ее лицо к своему и впился взглядом в тусклые глаза смерти.
Взгляды встретились.
Мотоеси смотрел в глаза Безумного Облака и видел, что там, в глубине, нет ни боли, ни страха, ни судорожных конвульсий истерзанного, искалеченного тела, - там были только спокойствие и безмятежная, девственная чистота изначального зеркала. В зеркале не отражалось смерти, не было ожившего меча, не было мстителя, идущего убивать.
Там отражался он, Мотоеси.
Настоящий.
Тот юноша, кто ради счастья доставить радость отцу кинулся в ночь; тот Мотоеси, который в одиночку, с деревянным мечом, гнался по пустынному кладбищу за вором, укравшим у старого мастера маску и жизнь. Сын, который по собственной воле остался с престарелым отцом, наотрез отказавшись уезжать с труппой и старшим братом; боец, для которого честь семьи была превыше собственной жизни, чья отвага остановила убийц в переулке Чахлых Орхидей; актер, который спас премьеру "Парчового барабана"; учитель, наставлявший своих собратьев по искусству, стыдясь брать за это плату; послушник, преодолевший искусы; отшельник, спасший сына гончара Танаки...
Мотоеси смотрел в чистое зеркало; он видел сам себя.
И дар нопэрапон был тут совершенно ни при чем.
* * *
...Рано постаревший человек рвал свою и без того изодранную рясу в клочья, плача и смеясь, бинтуя раны другому человеку, который то и дело морщился, покрикивая на собрата, чтобы тот был поаккуратнее.
Потом, когда перевязка была закончена, один помог другому встать. К ним подошел слепой гадатель, раненый оперся на плечо врачевавшего, другое плечо подставил слепец - и все трое медленно побрели по дороге, прочь от столицы, прочь от холмов, прочь от далекого пения флейты, что возвещала начало вечернего представления близ храма Чистых вод.
А на дороге, никем не замеченная, осталась лежать треснувшая пополам маска. Остановитесь! вглядитесь! и поразитесь прихоти судьбы: маска из кипариса с изумительной точностью повторяла черты оборванца, бинтовавшего раны сварливому иноку, только лицо это было лицом юноши.
Глупая ворона села прямо на трещину, клюнула маску в глазную прорезь и хрипло откашлялась.
Ворона боялась, что день, умирающий за холмами, больше не вернется.
Никогда.
6
А на следующий день страшная гостья посетила Киото: известие о насильственной гибели сегуна Есинори. И шептались государственные советники с фрейлинами императрицы, зеленщики с побирушками, а подвыпившие самураи с певичками из веселых кварталов, перевирая сказанное и услышанное, обвиняя и оправдывая и оттого еще больше запутываясь и запутывая: то ли сегун был убит прямо во время представления, то ли после, во время монастырской трапезы, то ли вообще...
Зато три недели спустя радость охватила всех, в чьей душе жила тяга к прекрасному: новый сегун соизволил вернуть из ссылки престарелого Будду Лицедеев, известного во всех провинциях Дзэами Дабуцу. Правда, и здесь длинные языки подсуетились, напутали и наворотили: слышали? Да, слышали и даже видели, в Киото, у зятя старик живет! Да какого зятя, в каком Киото?!
- в деревне Оти сидит старец, у внука! У внука? Что вы несете, уважаемый?!
Впрочем, важна ли разноголосица людская?
Ничуть.
Когда стражникам заставы Авадзу на бегу сообщил эти вести - о гибели сегуна и возвращении старого актера, - скороход владетельного дайме, стражники пересказали новости бродячим торговцам, а торговцы - известному во всех провинциях Безумному Облаку и его спутникам, то монах даже бровью не повел. Лишь буркнул что-то о странном господине, который никуда не спешит, но везде успевает. Зато слепой гадатель выслушал известие с приличествующим вниманием, а третий бродяга - видать, сильно потрепанный неласковой жизнью!
- улыбнулся счастливо и сложил незамысловатое хокку:
- Я уходил
И я вернулся.
Какой пустяк!
Говорят также, что в благодарность за сии строки Безумное Облако ударил спутника палкой по плечам.
7
Но мало ли о чем болтают пустомели?
XVII. ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ
- Стой, стрелять буду!
- встрепанным Петрушкой выныривает из-за книжных штабелей знакомый всему читающему населению города "книгопродАвец".
- Когда ваша новая книга выйдет?
- Так меньше месяца назад ведь вышла!
- изумленно отвечают двое, воззрясь на чудака.
- Вон, у тебя поверх пачки лежит...
"КнигопродАвец" по кличке Миха-балочный с презрением машет рукой: послушайте их, люди добрые, чего городят!
- Какая ж она новая?! Следующая когда будет? Меня покупатели задолбали...
Двое молчат.
Улыбаются.
- Ну, парни!
- Миха-балочный тоже выдает ухмылку во весь рот.
- Ну, вы даете! Сколько ж можно один сюжет кроить?!
- Сюжет?
- спрашивают двое.
- А то?! Сплошной наумняк! Каждый раз начинаете с такого замороченного куска страниц на пять-десять, что половина читателей сразу обламывается и книгу закрывает! И финал - разве ж это финал? Сплошное недоразумение! Кто? кого? зачем?
- хрен поймешь! Продолжение, что ли, писать будете?!
- А покупатели?
- спрашивают двое.
По лицам видно: продолжения не предвидится.
- Что покупатели?!
- Ну, которые задолбали...
- А что покупатели?! Такие же дураки, как... как...
- Миха-балочный понимает, что у него случилась мелкая неувязочка в тезисах, думает секунду-другую и подводит итог, смеясь:
- Такие же дураки, как я!
Вокруг постепенно начинает собираться толпа, слушают, кто-то пытается вставить свою реплику.
- ...А вот это...
- А вот это как раз не то, что...
- Вот именно, не то что всякие там..,
- Не гони! Сам ты всякий там... и тут ты тоже всякий!..
- Ну, это вообще идеальный вариант: когда читаешь запоем, а потом понимаешь, что надо перечитать, - потому что тянет вернуться, договорить, доспорить...
- Ну, мля, не одну ж нетленку ваять! Надо и для народа чего-нибудь, позабойнее... "Вор в законе" читал?
- Раз "в законе", значит, точно для народа...
- Наиздавали тут! Всяких... как их...
Двое не слушают.
Сворачивают к букинистике: старые потрепанные томики лежат прямо на клеенке, у ног.
Один берет вторую от угла книгу, листает, останавливается, еле заметно шевеля губами; второй глядит через плечо.
"...я начинаю понимать, что "надеть маску" - процесс такой же сложный, как вжиться в роль. Задолго до начала представления артист стоит подле зеркала. Мальчик подает ему маску. Артист осторожно берет ее и молча вглядывается в ее черты. Незаметно меняется выражение глаз, облик становится иным. Маска как бы переходит в человека. И тогда медленно и торжественно он надевает маску и поворачивается к зеркалу. Их уже нет по отдельности, человека и маски, теперь это целое".
- Сколько стоит?
- спрашивают двое. Выслушав ответ, отдают горсть мелочи старому продавцу в очках.
Одна дужка очков перевязана изолентой.
Старик благодарит, лезет в какие-то коробки, достает брата-близнеца только что купленной книги; кладет на место прежней.
Черная обложка.
Белые буквы.
Григорий Козинцев, "Пространство трагедии".
А двое уходят прочь.
Даже не задержавшись у столба с объявлением:
"ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ МЕДИТАЦИЯ
Полное снятие стрессов, рост ощущения счастья и внутреннего спокойствия, ликвидация последствий наведения порчи, обучение выходу из тела, астральный бой, формирование ситуаций, повышение коммуникадельности и умение воздействовать на собеседника нетрадиционными способами.
Всего за три месяца Вы, не прилагая больших..."
Остаток текста оторван вместе с одним из нарезанных под объявлением телефонов. Зато в левом нижнем углу остается еще много пространства, белой пустоты бумаги, куда можно вписать что угодно.
Пустота.
Пространство.
Пространство трагедии.
ОПЫТ ПОСЛЕСЛОВИЯ К "НОПЭРАПОН или ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ" или
РАЗГОВОР О ЗЕРКАЛАХ
Эти стихи были присланы нам их авторами. Мы же, счастливые тем, что "Нопэрапон" сумел прямым или косвенным образом послужить толчком для вдохновения, испытывая глубокую благодарность к поэтам и не зная иного способа отблагодарить их за удивительное созвучие сердец, - искренне хотели бы опубликовать эти строки в качестве послесловия к переизданию романа.
В конце концов, можно ли найти лучшие слова?!
Дмитрий Громов и Олег Ладыженский (Г.Л. Олди)
АКРОСТИХ, КАК ВЫЯСНИЛОСЬ ВПОСЛЕДСТВИИ...
Ночь стареет. Болью, ноющей в виске,
Отзовется
Проступающий до времени рассвет.
Это утро.
Рокот ветра и улитка на песке.
Акварелью
Прорисованный актера силуэт.
Он не спал.
Не засыпалось: а теперь пора вставать.
Утро, сцена,
Склоки, роли, репетиции, игра.
Тихо тенью:
А позволено ли будет не сыграть?
Лишь мгновенье
Он осмеливался думать как вчера.
Только тщетно:
Боль до срока попрощалась и ушла.
Он остался.
Лед в ладонях.
И зола.
Van Lyo
"НОПЭРАПОН"
Небо втоптано в лед.
Искры гаснут, шипя,
На моих руках,
На моих глазах,
На моей душе.
И свистит клинок,
Рассекающий плоть
Ветра.
Я петь не могу
И не хочу
Стонать.
И я запираю крик,
Закусив губу.
Красные
Слезы текут
По подбородку. Кап!
Кап...
Кап.
Жужжание мух безумия,
Слетевшихся
К ошметкам тухлых мыслей,
Невыносимо.
Но из трещины в груди
Немножко видно солнце.
Точицкая Евгения (Шамара)
ПОДРАЖАНИЕ ХОККУ
Изящно и прихотливо
Ложится на землю перо.
Стремительны камень и сталь.
Точицкая Евгения (Шамара)
ПУСТОЙ БОКАЛ
Иногда мне кажется, что в мире существуют
Только книги.
(Не смейтесь.
Или смейтесь. Неважно.)
Повторю:
В этом, реальном мире
Существуют только книги.
Наша жизнь
Это отсвет их страниц.
Наши судьбы
Это эхо их слов.
Книге все равно, написана она или нет.
Если она возьмется за тебя
Ты ее проживешь.
Может быть, при этом ты ее напишешь,
Может быть, при этом ты ее прочтешь.
Это почти не имеет значения.
Мы
Театр теней в руках книг.
Это странно и почти страшно,
Но это так.
Альвдис Н.Н. Рутиэн
