Я пару раз проиграл - для затравки, потом пару раз выиграл - для престижа, а там игра завертелась сама собой. Менялись партнеры, росли ставки, деньги гуляли из рук в руки, солдаты прочно уверились, что я свой парень, и обращались просто по имени; мы хлопали друг друга по спинам, хохотали над грубыми мужскими шутками, и пора было переходить к следующей стадии моего плана.

- А не выпить ли нам, братва?
- осведомился я как бы между делом.

Хохот смолк, выдвинутая мною идея была всесторонне обсуждена и с сожалением отставлена в сторону.

- Выпьешь тут, как же!
- физиономия детины вытянулась и стала кислой-кислой.
- В заначке пусто, а зараза Зархи, кобель жареный, злобствует, что в столицу не взяли! Слова лишнего не скажи - так поднесет, что неделю похмеляться будешь...

- Сообщаю, парни, - я таинственно понизил голос до шепота, противник надрался и потерял бдительность, самое малое, на сутки, а ключи от сотникова погребка - у меня в кармане. Слазим за бочонком?

- Ну да, - недоверчиво протянул один из солдат, - Зархи, чтоб напиться, как раз бочонок и нужен. И то неизвестно, хватит ли...

- Кто мне не верит, - я рубанул ладонью по краю нар, - пошли смотреть! Пригодитесь - бочонок тащить. Гулять - так гулять!

Слово "гулять" возымело магическое действие. Вызвались двое - мой первый партнер по игре, несколько обогатившийся за мой счет и теперь согласный на все; и плюгавый подлиза, выискивавший скрытый подвох.

Подвох, конечно, был, но вряд ли солдатик мог догадываться о его истинной сути.

Разумеется, мои слова подтвердились - Зархи сочно храпел, и от него за лигу разило дешевым вином; солдаты радостно отволокли капрала на его койку, пару раз уронив по дороге - а бочонок с вожделенным содержимым только и ждал, чтобы его перенесли в казарму.

Верзила тут же отогнал всех интересующихся и взвалил драгоценный груз себе на плечи, и, пока мы шли, плюгавый все крутился под ногами, пытаясь поддержать, потрогать, рассмотреть или хотя бы поинтересоваться - не нужна ли какая помощь?..

Наше появление было встречено восторженным воплем. Присутствие известного труса и перестраховщика - плюгавого - убедило казарму в полной безопасности происходящего, и веселье стало казарменным в прямом смысле этого слова.

Мне не удалось отвертеться, и пришлось выпить два или три кубка. Ну что ж, это еще не самый худший вариант...

В самый разгар я бросил новую порцию дрожжей в уже готовое сусло:

- Парни, а вы что тут - совсем без баб?

- Да не то чтобы совсем... Иногда вот в самоволку по деревням рванешь, ну а там уж - как повезет...

- Ладно тебе, не трави душу! В той деревне всех телок - три старухи да корова!..

- И мужья с кольями лезут... А пришибешь кого - начальству доносят! На сутки с полной выкладкой ставят, в панцире - на солнцепек!..

Я сочувственно поцокал языком и разлил остатки вина.

- Ну, а на Празднество Сиаллы слабо сбегать?

- Да мы бы хоть сейчас... только сотник...

- А что - сотник? Он - в столице, а мы - здесь. Откуда ему знать?

- А Зархи? Язык до пупа, болтанет сгоряча...

- Ваш Зархи до утра во сне копытом бить будет. А если что и заподозрит - так скажете, что напился и в горячке невесть что увидел!..

- Верно, братва! Пошли!..

- Стремно как-то... Неровен час - проснется капрал...

- Да хрен с ним, с капралом!..

- Плевать мы на него хотели!

- Собирайся, парни, время не ждет...

Обо мне уже успели забыть, и я под шумок протолкался к выходу и выскользнул из вопящей и гогочущей казармы.

Дело было сделано. А зелье в вине не даст их порыву остынуть - это я ощущал на собственной шкуре, торопя коня и ерзая в седле...

ВОЗЛЕСЛОВИЕ. ГРОЛЬН ЛЬНЯНОЙ ГОЛОС

Сарт явился перед самым началом Празднества. Он был явно чем-то доволен, и мне передалась частица его радостного возбуждения.

- Ну, дети мои, дерзайте!.. И смотрите, не подведите - сегодня к нам явится много, очень много гостей, и все они будут весьма возбуждены... он слегка усмехнулся и потрепал меня по плечу. И подмигнул Клейрис.

- Да, Учитель, - ответили мы с Клейрис одновременно. И рассмеялись.

Зал был битком набит народом. Большую часть, к нашему удивлению, составляли изрядно подвыпившие солдаты. Ну и гости!.. Мне даже вдруг стало страшно - и за себя, и за Клейрис, и за весь праздник... и за Учителя.

Я обернулся - Сарт кивнул мне из-за колонны в дальнем углу, лукаво собрав морщинки возле хитрых глаз, но я заметил, что руки Учителя дрожат. И страх ушел. Я сделаю это. Я и мой лей. Мы сделаем все, что возможно. И еще чуть-чуть.

Как странно - в эту минуту я почти не думал о Клейрис... простить себе не могу...

Свечи ярко вспыхнули, с потолка посыпались благоухающие лепестки лоренны, главная жрица запела гимн во славу Сиаллы-Несущей Счастье, - и праздник начался.

Я плохо помнил, что было дальше. Я видел красные, потные лица солдат, их безумные, алчущие глаза, устремленные на танцующих жриц Сиаллы; из общего гомона прорывались отдельные, пахнущие перегаром реплики... И тогда я ступил на ковер из цветов и вновь доверился своим пальцам, и музыка, звучавшая во мне, перетекла в дрожащие от предчувствия струны лея, и дальше, дальше...

Я видел, как звериный блеск в глазах солдат постепенно сменяется огнем искреннего восхищения, и руки, привыкшие к мечу и копью, тянутся к обнаженным жрицам уже не с грубой похотью, а с мольбой о снисхождении; как хмельные морды становятся человеческими лицами, и нестройные, осипшие голоса присоединяются к голосу главной жрицы, вознося хвалу...

И когда в центре освещенного круга возникла Клейрис - на мгновенье все, даже я, застыли в потрясенной немоте! Спустя секунду я вновь заиграл, и так я играл в первый и последний раз в своей раздерганной, промозглой жизни!.. Тело Клейрис покорно окунулось в поток звуков и поплыло в их струях; оно словно менялось вместе с музыкой - и девушка то выгибалась сладострастной кошкой, то гордым лебедем плыла по цветочной воде, то застывала безмолвным изваяньем, то превращалась в неистовое, сжигающее пламя - и из пламени рождалась Богиня, сама Сиалла-Лучница, рассыпающая цветы и угрожающая стрелами своего чудесного лука; а когда она, наконец, выстрелила - сотни сияющих лучей пронзили сердца сидящих в зале, и стон восторга отразился от древних стен, а жрицы и вместе с ними девушки окрестных деревень, решившиеся развязать свой пояс в честь Богини - все они скользнули в ждущие объятия, и больше не было пьяной солдатни и голых тел, а было великое таинство единения и потаенное, известное только двоим...

А я все играл и не видел крови на сбитых пальцах... играл и не видел, играл и...

14

...Ночь. Мать-Ночь Ахайри стоит за окном, подрагивая светляками звезд, отголоски Празднества бродят во мне терпким, клокочущим хмелем, и горячее тело Лайны-Предстоящей рядом...

- Ты молодец, Сарт...

Я лежу в смятых простынях, вольно закинув руки за голову. Я молчу. Я и сам знаю, что я - молодец.

- Ты хорошо поработал, Сарт...

Я молчу. Я не просто хорошо - я прекрасно поработал. Праздник удался как нельзя лучше, у Варны-Предстоящей есть два отличных Мифотворца... Я не хочу думать, что теперь их - нас!
- ждет изменчивый Дом-на-Перекрестке; не хочу думать о том, что будет завтра; не хочу думать о слепом Эйнаре, о теле, зарытом на заднем дворе, о своих догадках - о многом, об очень многом я совершенно не хочу думать...

Я хочу думать о любви, лежащей в основе большинства мифов, о Грольне и Клейрис, о пальцах, касающихся струн, и о ногах, переступающих по усыпанному цветами полу; о Сиалле-Лучнице и ее сияющих стрелах...

- Скажи мне, Сарт, что ты создал сегодня?

Ночь. Темная Мать улыбается и дышит в окно прохладой.

- Я создал миф, Лайна... Я создал целый венок легенд: легенду о солдатах, которых Сиалла свела с ума и привела в свой храм вопреки воле их командиров; легенду о пьяной солдатне, протрезвевшей и преобразившейся перед таинством Богини, и взамен получившей иное, неземное опьянение... Легенду о появлении в Фольнарке самой Сиаллы-Страстной в сопровождении небесных музыкантов... и, наконец, легенду о тех командирах, которые запретили своим воинам идти на праздник и были наказаны за святотатство в столице уже наверняка судачат о четырех офицерах, утративших мужскую силу в самый разгар празднества... Достаточно?

- Достаточно!
- смеется в темноте Лайна, и мне кажется, что звездный хрусталь ночи тихонько позванивает в бархатной бесконечности...

- Ты знаешь, Лайна, - задумчиво шепчу я, и темнота затихает, вслушиваясь, - пожалуй, и мне хотелось бы уважить Сиаллу-Страстную и заняться тем, чем и положено заниматься в эту ночь.

- Тогда, о хитроумный Сарт, мне придется к тебе присоединиться - не заниматься же тебе этим в одиночестве?
- и ночь снова заливается смехом, но на этот раз таким пьянящим и зовущим...

...Через некоторое время, расслабленно раскинувшись на постели, я услышал, как Лайна прошептала:

- Воистину, благословение Сиаллы снизошло на тебя! Раньше я не замечала за тобой такого усердия...

- Понятное дело, - бормочу я сквозь сон, - еще как снизошло... ведь я пил это вино вместе со всеми...

ВОЗЛЕСЛОВИЕ. ЭЙНАР БИЧ БОЖИЙ

...Он проснулся от какого-то смутного предчувствия.

Одна из жриц Сиаллы добровольно вызвалась ублажать убогого - и, похоже, не прогадала, покинув его ложе только перед рассветом в полном изнеможении; но, тем не менее, спал он чутко и мгновенно сел на кровати, еще не понимая причины внезапного пробуждения.

Темнота окружала его. Он все никак не мог привыкнуть к ней, она давила, морочила; в ней ворочались чужие, неуютные шорохи, запахи...

Плохая темнота... лживая, как вечность...

Он встал, расплескав окружающий мрак, и подошел к двери. Открыл ее, постоял на пороге, вслушиваясь в неизвестное, тяжело поворачивая всклокоченную голову - и присел на корточки, обернувшись к проему спиной и нашаривая в углу тюк со своей звенящей поклажей.

- Тихо!
- прошипел у него над ухом знакомый голос, и умелые пальцы захлестули горло слепого шелковым шнурком.
- Молчи, калека!..

Коридор ожил тихими, вкрадчивыми шагами множества людей; вот они ближе, вот они совсем рядом, у двери в соседнюю комнату, и уже слышен тихий скрип железа, вставляемого в замок...

Эйнар медленно прижал подбородок к груди и выпрямился.

- Это ты, Ратан?
- спокойно спросил отставной Мифотворец, не выпуская свой тюк.
- Можешь не отвечать... Тебя хватка выдает. Ну что ж, держи крепче...

Тело слепого словно стало распухать, заполняя собой всю широкую рубаху, ворот затрещал от напора шейных мышц, и свободно свисавший пояс натянулся, плотно обхватив раздавшуюся талию.

Сзади послышались сдавленные проклятия, пальцы Ратана тщетно пытались удержать концы удавки, колено уперлось в затвердевшую спину Эйнара - и сокрушительный удар обрушился на многострадальную голову слепца, опрокидывая его в безмолвие...

Он не слышал нетерпеливых возгласов в коридоре. Два удара слились для него в один - первый, ввергнувший его в бессмысленную незрячесть, и второй, сегодняшний, вычеркивающий все время, что прошло между ними, и возвративший Эйнара Безумного в горнило той битвы, откуда его с трудом вынесли взмыленные кони...

Стены вздрогнули от хриплого рева, огромный тюк взлетел в воздух и рухнул на потрясенного Ратана с его лопнувшим шнурком - и в распахнутое окно ворвался визжащий Ужас вместе со сгустком ярости по имени Роа...

15

...Когда я выскочил в коридор, судорожно натягивая одежду, все было кончено. Эйнар бродил между исковерканными телами людей в темно-лиловых накидках, а возбужденные птицы хлопали крыльями, и клювы их были измазаны свежей кровью.

Эйнар повернулся и долго смотрел на меня, словно не понимая, кого видит перед собой...

...Видит...

ВИДИТ!!!

- ...Расскажи сказку, Сарт, - наконец прошептал он.
- Расскажи сказку о вечном мальчике, которого выучили убивать... а вот как жить - не выучили... Да и зачем - жить?.. Расскажи сказку, Сарт, ведь ты умеешь... или выколи мне глаза...

На полу возле комнаты Эйнара лежал раздавленный Ратан - я узнал его не сразу, и то лишь по связке ключей на поясе - а поверх него валялся рваный тюк с торчащими из прорех пластинами доспехов.

Я помнил эти доспехи. Я видел их на человеке, стоявшем напротив меня. На Мифотворце Эйнаре Безумном, по прозвищу Бич Божий.

Я только не знал раньше, что человек, носивший эти латы, способен плакать.

- Расскажи мне сказку, Сарт, - повторил Эйнар, глядя мимо меня, и я услышал шаги у себя за спиной.
- Сказку о другом мальчике, которого злые люди состарили за один миг... Только конец пусть будет другой... счастливый... пожалуйста, Сарт, пусть - счастливый...

Я обернулся. По коридору, спотыкаясь, шел Грольн, неся на руках обмякшее тело Клейрис. Он подошел к нам, положил девушку на пол и принялся бессмысленно укрывать ее какими-то остатками одежды.

Потом Грольн поднял голову и посмотрел на нас сухими блестящими глазами.

- Ты знаешь, Сарт, - хрипло сказал Грольн Льняной Голос, - я сегодня умер. Научи меня, как жить дальше вот таким... мертвым...

Я опустился на колени возле Клейрис и откинул ткань с ее груди. К сердцу вчерашней богини была приколота записка. Приколота тонким-тонким стилетом, больше похожим на шило. Крови почти не было.

Я вырвал лезвие и выпрямился, глядя на обрывок пергамента.

"Ты - неглупый человек, Сарт, и мне было приятно побеседовать с тобой. Полагаю, что мы еще встретимся. Извини за неудачного посланца, но другого у меня не было. Сам знаешь - Мифотворцы нынче в цене, мало осталось...

Искренне твой Таргил,

Предстоятель Хаалана-Сокровенного."

- Я шел к ней, - прошептал Грольн, - но он успел раньше... и запер дверь... там, внизу, где книги хранятся... маленький такой, старый уже... толстый...

- Библиотекарь?!!
- одними губами выдохнул я.

- Кто?
- слабо удивился Грольн.
- Я третий год при храме... Здесь нет никакого библиотекаря. И никогда не было...

16

...Мы уезжали. Зрячий Эйнар, в глазах которого запеклась вчерашняя кровь, страшный в своем бессловесном горе Гро и я. Я понимал, что Грольн Льняной Голос доиграл ту мелодию, которую творил для Нее, первой и единственной; и я боялся новой музыки, что рождалась в нем сейчас. Да и Эйнар был уже не тот. И я.

Что-то выгорело в нас. В нас и во всем этом проклятом мире. Потому что мы были частью мира. Не самой лучшей - но частью. И пепел хрустел на зубах.

Нас ждал Дом. Дом-на-Перекрестке.

В Фольнарке нас никто не провожал. Ни местные, ни Предстоятели. Ни один из них не приехал. Даже Лайна.

ПОТЕРЯННЫЕ В ДОМЕ

Бойтесь старых домов,

Бойтесь тайных их чар,

Дом тем более жаден,

Чем он более стар,

И чем старше душа,

Тем в ней больше

Задавленных слов...

(К.Бальмонт)

17

...Все-таки мы немного подождали, прежде чем войти, давая Грольну время привыкнуть. Потому что перед ним впервые был - Дом.

Дом-на-Перекрестке.

Здесь и сейчас он действительно выглядел, как заброшенный дом на забытом богами и людьми перекрестке - дряхлый, замшелый, с высокими узкими окнами, мутные стекла которых были затянуты паутиной и покрыты многолетним, если не многовековым, слоем пыли.

Тяжелые двери Дома, возвышавшиеся над тремя полуобвалившимися ступеньками, были наглухо заколочены. И вообще, Дом производил на всех, кому доводилось видеть Его реальное воплощение, настолько мрачное и угнетающее впечатление, что всякая охота не только входить в него, но и просто находиться поблизости, пропадала мгновенно.