— Да нет, — криво усмехнулся я. — Я не столь стар и крут.
— Ну ладно, — ей явно не хотелось расставаться, — до завтра. Ты позвонишь?
— Ну сказал же — позвоню!
— А завтра… завтра ты меня не укусишь?
Мне показалось, что эти слова Эльвира произнесла со скрытой надеждой — и мне это очень не понравилось.
— Нет, — пресек я ее надежды (если они и были) в самом зародыше. — Я на неделю вперед кровью накачался!
Пауза.
— Ой, у тебя в боку нож торчит!
— Правда?
Я легко выдернул засевшую во мне финку, о которой успел совершенно забыть. Неплохой ножик. Отер лезвие о траву и протянул ей.
— Дарю!
Испуганный взгляд, то и дело возвращающийся к месту, откуда я извлек нож.
— Не волнуйся. Я ведь уже умер, так что подобной игрушкой меня не убить. Бери. На память об этой ночи.
На этих словах мы и расстались.
* * *Ну разумеется, я позвонил ей, и мы почти всю ночь гуляли по городу, и я больше не корчил из себя чудовище, чтобы оттолкнуть ее; я нес всякую чепуху, рассказывал ей байки из вампирской жизни — а она слушала меня с широко распахнутыми глазами, иногда ойкала, зажимала рот ладошкой, смеялась моим неуклюжим мрачным шуткам, а потом грустно вздыхала:
— Я понимаю, это должно быть страшно — жить так… Но ведь ты убиваешь всяких…нехороших — вроде тех, вчера?
— Стараюсь, — буркнул я. Ну вот, та же сказка, что и я придумал для себя когда-то! Только она, в отличие от меня, в эту сказку еще и верит! — Но иногда попадаются и нормальные люди. Ты знаешь, как я потом себя чувствую?!
— Бедный… — она потянулась ко мне, провела ладонью по моей щеке.
— Ты лучше бы их пожалела! — отстранился я. — Тех, которых мне приходится убивать! Представь, что на их месте окажется… твоя мать, отец, брат! Представила?
— Представила, — серьезно кивнула она, и некоторое время мы шли молча. Неужели наконец дошло?!
— Но ты ведь не можешь по-другому?
Рано обрадовался!
— Не могу. Знаешь, когда мне совсем хреново, я стараюсь убедить себя, что правы буддисты. Что смерть — это и не смерть вовсе, а лишь переход в новое тело. Человек переходит в другую инкарнацию и живет дальше — как одежду сменил. Тогда получается, что я никого не убиваю, а просто дарю им новое рождение.
— А это… правда?
— Не знаю. Но очень хотелось бы в это верить. Так было бы легчемне. Да иим-тоже. Только это все теория, а на практике… сама видела.
— Я понимаю… (Ни черта ты еще не понимаешь!) Только это все равно здорово!
Я потрясенно остановился.
— Что — здорово? Быть мертвым, спать в гробу, бояться солнечного света и по ночам охотиться на людей?
— Нет… хотя и это… но ведь это совсем другая жизнь!
— Ага, вернее — смерть!
— Нет, жизнь! Ты ведь ходишь, разговариваешь, шутишь, куришь вон даже! И руки у тебя теплые! Не веришь?
— Верю… — я с изумлением понял, что она говорит правду. Что же со мной происходит?!
— А еще ты влюбился. В меня! Скажешь, неправда?
— Правда, — невесело усмехнулся я. — Только лучше бы тебе держаться от меня подальше! А мне — от тебя.
— Глупенький! Ты ведь живой! Хотя и вампир. Но ведь это просто здорово! Школа, потом институт, работа, семья, магазины, телевизор — разве это жизнь? А вот у тебя…
— Ну да, чужие глотки рвать — это действительно жизнь! — огрызнулся я.
— Ну почему ты опять… — на глазах у Эльвиры выступили слезы. — Да пусть даже глотки рвать! — вдруг выкрикнула она. — Все лучше, чем так… прозябать. Это по крайней мере — настоящее! Это — жизнь. Или смерть. Но — настоящая, а не та, что все себе придумывают, как в этих сериалах…
Она замолчала, всхлипнула.
— Ну что ты, милая, успокойся, — я обнял ее за плечи, и она вдруг вскинула голову, рванулась ко мне и припала к моим губам своими — такими нежными, такими сладостными…
Она чуть было не добилась своего. Ее шея была совсем рядом, она словно специально подставляла ее: белая бархатистая кожа и так соблазнительно, приглашающе трепещущая в ожидании жилка…
В последний момент я с невероятным усилием отшатнулся от нее, поняв: Эльвира действительно делала это специально! Она хотела, чтобы я ее укусил! А потом… потом у меня уже не будет другого выхода, кроме как сделать ее такой, как я — просто убить ее я бы не смог, и она это знала!
— Нет, девочка, не выйдет! — прохрипел я, с трудом подавляя туманящее разум нестерпимое желание. — Ты сама не понимаешь, что делаешь! Ведь обратной дороги уже не будет — даже если кто-нибудь всадит мне в сердце осиновый кол до рассвета! Это все красивые сказки, а как оно на самом деле — ты уже видела. И это еще не все! Неужели ты хочешь…
— Хочу, — очень серьезно ответила она, глядя мне прямо в глаза. — Ведь это мой единственный шанс стать не такой, как все! Стать такой, как ты! Ведь я тоже люблю тебя, — тихо добавила она.
— И я люблю тебя, девочка, — я провел рукой по ее волосам. — Это ново и необычно для меня, вампира, ночного убийцы — но я люблю тебя! Может быть, именно поэтому мои руки теплеют, когда мы вместе. Я ведь никогда никого не любил раньше… Но именно поэтому я не позволю тебе стать такой, как я! Я проклят, Эльвира! Я — мертвый, что бы ты ни говорила! А ты… тебе еще жить и жить! Лучше всего нам было бы расстаться, но… я уже не могу без тебя!
— А я — без тебя, — прошептала она. — Ну ладно, раз ты не хочешь — давай просто целоваться!
Мы целовались долго и самозабвенно. И в эти мгновения я на самом деле ощущал себя живым.
Потом, уже под утро, я спешил к себе, и не успевал, небо на востоке уже занялось ослепительным жгучим сиянием, еще невидимым для людей, но причинявшим мне боль; в голове колокольным звоном гудела бешено пульсирующая кровь, мысли путались, и я бежал из последних сил, я мчался, летел… я действительно летел! Впервые в своей посмертной «жизни» я смог взлететь — и это спасло мне «жизнь».
Я успел.
Успел в последние мгновения перед испепеляющим рассветом.
Да, что-то со мной действительно происходило.
* * *…Два наполовину погруженных в прозрачный студень тела на высоких, похожих на надгробия, постаментах. Под потолком — пригашенные бестеневые лампы, как в операционной. Разноцветные водоросли проводов, болотные огоньки индикаторов, бельма экранов… Голоса. Обрывки фраз.
— …по сценарию. Следующим… активация… экстремальные условия… градиент психической напряженности… — голос обволакивает серой ватой, в которой прячется отточенная хирургическая сталь.
— …очень любопытных эффектов. Клиническая смерть… замедление метаболизма; сердце почти не бьется, дыхание… изменение химического… — уверенный индиго, карминовыепрожилки нездорового интереса.
Кто же эти двое, залитые в студень, распятые на двух надгробиях? Кто?!
Почему-то мне это кажется очень важным. Но сфокусировать взгляд никак не удается, картинка плывет; последнее, что я вижу — чье-то лицо, склоняющееся…
* * *Я уже видел этот сон, видел! Но он всякий раз ускользал, не давался, оставляя после себя лишь некие смутные, неясные ощущения — и лишь сегодня мне удалось удержать его в памяти, сохранить хоть что-то после пробуждения.
Я чувствовал: это было нечто большее, чем просто сон, игра причудливых образов. Некая иная, внутренняя реальность?
Или…
Что-то менялось во мне — впервые за двадцать с лишним лет посмертного существования!
* * *…Разумеется, мы с Эльвирой (Эльвица, Элис,[4] Девочка Эли[5] — я называл ее по-разному, и она каждый раз так искренне смеялась над очередным подобным прозвищем, что я не уставал выдумывать все новые) — разумеется, мы с Эли встречались с тех пор каждый вечер. Мы были уже не в силах расстаться, и я больше не предпринимал попыток оттолкнуть ее; я понял — это судьба!
Через несколько дней (вернее, ночей) я, окончательно убедившись, что теперь способен летать аки птица (точнее, аки нетопырь!), продемонстрировал моей Эльвице свое новое умение. В тот вечер я специально надел длинный кожаный плащ с высоким воротником (мне все равно, во что одеваться: нам, упырям, при любой погоде ни жарко, ни холодно; так что плащ я одел исключительно для драматического эффекта). В этом плаще я действительно походил на своего тезку Влада Дракулу-Цепеша — особенно когда начал медленно подниматься в воздух, воздев руки к наливавшейся лимонной желтизной полной луне!
Девочка Эли просто ахнула, а я, ободренный подобной реакцией, свечой взмыл вверх, потом спикировал обратно, продемонстрировал Эльвире несколько воздушных пируэтов, смерчем закружился вокруг нее, не давая опомниться — и бесшумно приземлился рядом. Я чувствовал себя прекрасно — словно летал всю жизнь (и не только «загробную»)!
А потом я посмотрел ей в глаза и без слов понял, чего она сейчас хочет больше всего на свете. Нет, конечно, она хотела большего, но сейчас…
— Welcome to Wonderland, Alice![6] — и, подхватив ее, я снова взмыл в воздух.
Мы плыли над ночным городом, и у нее просто не было слов, чтобы выразить свои чувства, а когда я дал ей вволю налюбоваться открывающейся с высоты панорамой, то решил немного похулиганить и ринулся вниз, со свистом проносясь мимо окон домов, не сбавляя скорости на виражах, в последнее мгновение сворачивая в сторону, огибая деревья и фонарные столбы; мы неслись, словно черный вихрь, и на особо крутых виражах Эльвира визжала от восторга: она совсем не боялась!
Потом, когда наш безумный полет закончился на том же месте, откуда начался, она с сожалением высвободилась из моих объятий и посмотрела на меня снизу вверх.
— Это было так здорово, Влад!.. Ну почему ты не хочешь, чтобы я тоже могла так?
Ну что я мог ей ответить?! Я уже рассказал и показал ей почти все — и это не произвело на нее никакого впечатления.
Она по-прежнему хотела стать вампиром!
Каприз ветреной девчонки?
Или — что-то большее?
Я не хотел этого.
Но я чувствовал: это — судьба.
3
Разумеется, в конце концов она добилась своего, причем отнюдь не оригинальным способом. Я вполне мог бы это предвидеть — если бы любовная дурь не застила мне глаза! Это произошло через месяц после нашего знакомства.
Эльвица не раз за это время пыталась набиться ко мне в гости, но каждый раз ее попытки натыкались на мой вежливый, но твердый отказ. Одно из главных правил вампира: никому и никогда не выдавай своего убежища, если не хочешь, чтобы однажды к тебе заявились «гости» с осиновыми кольями! Даже «своим», таким же не-мертвым, не стоит показывать место, где ты спишь днем. А о людях и говорить нечего!
У каждого из нас было несколько убежищ, и каждый, в основном из «спортивного интереса», неоднократно пытался «вычислить» убежища других. Иногда нам это удавалось: я, например, знал пару мест, где прятался Генрих, и одно дневное пристанище Безумной Нищенки, которая извела в городе всех цыган — видать, уж очень насолили они ей при жизни! А Генрих наверняка знал о паре моих убежищ — но обо всех тайных местах другого не знал никто. Я, к примеру, отсыпался днем отнюдь не в своей старой квартире, где время от времени принимал друзей, учиняя ночные посиделки, а то и разгульные оргии (нет-нет, только танцы, вино (для гостей) и женщины, никакой крови, Боже упаси!).
В этой квартире Элис была уже несколько раз, но она хотела знать, где я прячусь, а узнать это я не мог позволить даже Ей! Мы, вампиры, немного «поведены» на собственной безопасности.
Не раз мы с Девочкой Эли гуляли по ночным кладбищам. Еще бы, романтика: ночь, серебрящиеся в лунном свете надгробия, чернильные провалы теней — словно разверстые могилы — а рядом с тобой — «живой» вампир! Благоухание сирени смешивается с запахом свежей земли и легким душком тления, адреналин бурлит в крови, жутковато-сладостная волна поднимается откуда-то из глубины души, все кажется сном, и в то же время ты понимаешь, что все это происходит наяву, с тобой, и в любое мгновение тот, кто идет рядом, может… О, как это возбуждает, как щекочет нервы! Я прекрасно понимал Эльвицу и немного подыгрывал ей, выбирая наиболее таинственные аллеи и рассказывая по дороге соответствующие (в основном, тут же выдуманные) истории. И все же в этих прогулках было нечто большее, чем просто поиск острых ощущений для симпатичной девчонки. ВЕДЬ МЫ НА САМОМ ДЕЛЕ ЛЮБИЛИ ДРУГ ДРУГА! Во время подобных прогулок Эли нередко просила показать мою могилу или склеп, но я обычно отшучивался. (Пару раз мы проходили совсем рядом с убежищами Виктора или Безумной Нищенки, но я, естественно, ничего не говорил об этом Эльвире.) Так что вскоре Девочка Эли догадалась, что сплю я отнюдь не на кладбище, как положено вампиру (надо сказать, что так считала не только она, но и большинство «наших»).
А вот я этого никогда не понимал! Конечно, на старых кладбищах еще сохранилось некоторое количество склепов, где вполне можно переспать день, спасаясь от солнца. Нозачем спать в пыли и паутине, в жестком гробу, когда есть возможность обеспечить себе куда более комфортабельное и вполне надежное убежище? Помню, как-то пару раз пришлось отлеживаться днем в технических тоннелях метро (полезная вещь — подземка, когда не успеваешь затемно добраться до дому! хвала нашему мегаполису!). Но вот условия там… Бр-р-р! Конечно, когда выбора нет, и не в такую дыру забьешься, лишь бы спастись. Но спать в подобных условиях добровольно… Увольте! А склеп ведь, по сути, ничуть не лучше!
Короче, Эли меня в итоге раскусила, и вот как-то раз она меня выследила!
Не знаю, как ей это удалось, но девчонка, у которой в голове гуляет ветер, и которая влюблена в вампира, способна и не на такое! В чем я очень скоро убедился.
Так что проснувшись в очередной раз после захода солнца и отперев свои тройные бронированные двери со множеством запоров, я обнаружил на лестничной площадке лукаво улыбающуюся Эльвицу!
— Так… — протянул я, бросил быстрый взгляд на лестницу, убедился, что, кроме Эльвицы, там больше никого нет — и одним движением втянул девушку в квартиру.
— Посидишь пока здесь, — сообщил я ей не терпящим возражений тоном, — а я иду на охоту. Часа через два вернусь. Можешь пока музыку послушать — комплекс вон стоит, компакты на полке над ним. Или на компьютере поиграй. Только не вздумай выходить! Вернусь — тогда поговорим.
— Я с тобой… — заикнулась было Эльвира, но я довольно резко оборвал ее:
— Сиди здесь, я сказал! Вернусь — поговорим.
И, прихватив связку ключей, я захлопнул за собой дверь и тщательно запер ее снаружи.
Состояние у меня было еще то, так что я снова проморгал две пули, испортившие очередной мой костюм. «Когда-нибудь эти болваны все же додумаются до серебра,» — с неприятным предчувствием подумал я, производя «контрольный выстрел» в голову неудачливого громилы из его же револьвера.
