Черт! Телекамеры! Как же я их раньше не заметил? Понадеялся на внутренний взгляд — а он, родимый, в электропроводке, как в масксети, увяз! А камеры — вот они, их и моим обычным зрением видно! Выходит, они за нами с самого начала наблюдали?! Видели, как мы их людей убирали — и на помощь не пришли?! Вот, значит, как. Мы, значит, по их мнению, нелюди, убийцы-кровососы (что, в общем, правда) — а они?! Они сами?!
Бессильная злоба копится где-то внутри, бурлит, но я понимаю, что ничего не могу сделать. Не успею. Даже с моей реакцией. И мне остается только крепче обнимать Эльвиру, словно пытаясь защитить ее, закрыть собой, растворить в себе, спрятать…
Темно-багровую вспышку на самом краю видимости я заметил за какую-то долю мгновения до того, как ворота с грохотом распахнулись. Стягивавшая их цепь не выдержала — лопнула, брызнула во все стороны стальными звеньями, раскатилась по асфальту победным звоном.
— Держись, Эли!
Такя еще ни разу не «стартовал»! Пространство вокруг выгнулось в отчаянной судороге, рванулась прочь земля, шарахнулись потерявшие дар речи клены, рухнуло, осело в себя пронизанное ждущим электричеством здание, ошарашенно вылупился на нас желтый глаз луны.
Пронзительная бирюза в ушах — визг не успевшей ничего сообразить Элис.
А внизу уже грохочет, захлебывалась в багровом бешеном припадке, автоматическая винтовка в руках капитана-вампира Прохоренко!
Черт, второй раз ты нас спасаешь, капитан!
— Элис, стреляй в них!
Она едва не рухнула вниз, когда я отпустил ее — но тут же в ней словно что-то включилось.
Это была уже совсем другая Эльвира!
— …А почему ты не отбрасываешь тени? И в зеркале не отражаешься?
— …Я проголодалась! Кого мы сегодня будем есть?
— …Я не выдержу, Влад, я сойду с ума! Это же ЛЮДИ!..
Нет, это была другая Эльвира.
На миг я увидел ее лицовнутреннимвзглядом.
Решимость. Серая с голубым, как сталь. Жесткая собранность, плотно сжатые губы. И палец — на спусковом крючке. Я не успел ее толком научить стрелять, но сейчас это было не важно. Сейчас передо мной была… нет, даже не яростная фурия — холодная боевая машина.
На миг я ужаснулся. Что же мы все сделали с тобой, девочка моя? Что Я с тобой сделал?!
А потом ужасаться стало некогда.
То короткое мгновение, которое подарил нам капитан, вышло.
Совсем.
И к нам устремилась серебряная смерть.
* * *Выгнутое горбом небо частой строчкой прошивают жадно тянущиеся к нам аргентумные нити. Они не жалеют серебра, и мы с Элис танцуем в небе безумный вальс в темпеspeed — metal, кружимся, мечемся, плюемся старым добрым свинцом в ответ на сиренево визжащий вокруг аргентум.
Ночная тьма закручивается вокруг нас двумя скалящимися смерчами, обретает плоть и объем, укрывает нас собой, сворачивается жгутами, не давая серебру найти свою жертву…
А потом в дверях корпуса огненным цветком распахивается смертоносное нутро гранаты — и разом останавливается бешеная карусель, распадаются окружившие нас вихри мрака.
Тишина. Пороховая гарь. Теплый ветер уносит прочь клочья дыма. Неодобрительно шелестят листвой израненные серебряными пулями клены.
— Спасибо, Василий!
— Не за что, блин! Действуем по плану. Пошли!
Мы с Эльвирой коротко переглядываемся. Подбирать оружие охранников нет времени. Не хватало, чтобы они еще подкрепление успели вызвать!
Летят вниз опустошенные обоймы. Щелкают вставляемые в гнезда магазины.
— Окна. Третий этаж. Я — справа, ты — слева.
И здание бросается нам навстречу.
Прозрачная чернота стекла на миг вспыхивает белой сеткой трещин от ударившей в нее пули — и тут же послушно осыпается, исчезает, открывая мне дорогу внутрь.
С детства не любил таранить стекла головой!
Коридор. По сторонам — два ряда одинаковых дверей с номерами. Лечу, вытянувшись в струну, выставив перед собой два пистолетных ствола. И вот тут-то двери едва ли не синхронно распахиваются, и начинается мясорубка! Пистолеты дергаются в руках, плюясь огнем, я взбесившейся торпедой несусь по коридору, ныряю в одну из комнат. Обе обоймы заканчиваются, перезаряжать некогда — и я просто-напросто выношу окно возникшим у меня на пути человеком в белом халате. Он с истошным криком летит вниз, а я прижимаюсь к стене между окнами, вставляю новые обоймы…
Откуда-то из глубины здания дробно грохочут автоматные очереди, слышатся чьи-то крики.
Что, не ждали? Вы привыкли охотиться на нас, а лучше — приходить за нами днем, когда мы беспомощны и почти беззащитны. Но на этот раз мы сами явились к вам! И ночь на нашей стороне. Встречайте гостей!
Стеклянные брызги. Лица. Фигуры. Вспышки выстрелов. На одежде, на лицах расцветают кровавые звезды. Нестерпимая, черная с прозеленью боль обжигает бедро, и еще раз — ребра. Отчаянный, звериный вой на самой границе фиолетового. Неужели это мой вой?!
Мешанина стен, дверей, звенящих от напряжения голубых линий. Снова внутренний взгляд? Не важно!
Взбесившаяся торпеда пронизывает здание насквозь, осколки стекла фейерверком извергаются в ночь — а некротический снаряд уже ныряет обратно, плюясь огнем, закручивает немыслимым многомерным узлом лабиринт коридоров и комнат, вплетает в стены упругие жгуты мрака — и пространство послушно выгибается блудливой кошкой, ловит за хвост само себя, идет вразнос, кружится в разнузданном, визгливом танце.
Я словно размазываюсь между несколькими пластами реальности, между этажами и перекрытиями; у меня десятки рук, глаз, ушей, еще каких-то неведомых органов чувств, для которых даже нет названия — но все вокруг уже застилает кровавая пелена, в ушах нарастает далекий звон погребального колокола…
Что это? Сумасшествие взбесившегося, одуревшего от крови вампира? Боевое безумие? Или просто силы мои на пределе, сейчас они кончатся, и тьма, которой нет конца, наконец примет меня в себя?
Черный вихрь неохотно замедляет свое кружение, сквозь размазанное вокруг меня пространство начинают постепенно проступать очертания того, что меня окружает — и до меня не сразу доходит, что это я сам невероятным усилием воли пытаюсь затормозить свой полет, вернуться в нормальную, а не свихнувшуюся то ли внутри, то ли вокруг меня реальность!
Эльвира! Капитан! Что с ними?!
Резко затормозив, я зависаю в воздухе.
Горит грудь, горит бедро.
Горит что-то внутри здания, наполняя коридоры едким дымом и вонью паленого пластика. Но и сквозь эту вонь в ноздри бьет пьянящий, сводящий с ума аромат свежей крови.
Морщась от боли, опускаюсь на пол, перезаряжаю оружие. Черт, надо бы раны слюной смазать — как бы серебряная лихорадка не началась.
Нет! Сначала — найти Эли и капитана.
Смотрю изнутри.
Несколько поредевшая ярко-голубая сеть электропроводов по-прежнему сильно мешает. Прислушиваюсь. Вокруг — трупы и тишина. Серый, быстро чернеющий и истончающийся шершавый хрип умирающего.
Неужели мы сделали это?! Неужели все уже закончилось?!
Нет!
Где-то наверху мелькает багряный сполох. И тут же оттуда доносятся приглушенные выстрелы, крики.
Туда!
Лестница ломаной спиралью уносится вниз, мелькая ребрами ступенек.
Дымящиеся провалы дверей. Трупы, трупы, трупы… Никогда мне не приходилось убивать столько, как в последние два дня! Даже мне, вампиру, убийце, на миг становится тошно. Но, как говаривал незабвенный старина Рэмбо: «Не я пролил первую кровь!» Или все-таки я? Мы?…
— Осторожно, Влад!
Серебряный визг над ухом. Рука Эльвицы толкает меня на пол. Падаю, откатываюсь за угол.
— Привет! — капитан тоже здесь, деловито перезаряжает свою автоматическую винтовку. — Гранаты есть?
— Кончились.
— Жаль. У нас — тоже. Окопались, гады — никак их оттуда, блин, не вышибешь! Кажись, у них там этот… ну где они ваших держат.
— Наших, Василий. Теперь уже — наших! А если через окно, сзади?
— Я уже летала. Нет там окон. Кругом серебро, броня, и стены вдвое толще, чем везде.
— Понятно. Изолятор для вампиров. Упырятник. Инкубатор, блин!
— Чево? — не понял капитан.
— Инкубатор. Где инкубов выращивают.
Переспрашивать Прохоренко не стал, хотя по его лицу было ясно, что об инкубах он никогда не слышал.
— Ну, и как же нам их оттуда выковырять? Нельзя ведь им наших оставлять — за тем и шли.
— На прорыв идти надо. Помню, брали мы одну банду — так они вот так же засели…
— Погоди ты, на прорыв! — осадил его я. — Ты чего такой бледный, капитан? Уже весь трупными пятнами пошел! Ты что, так и не перекусил до сих пор?!
— Не до того было, — угрюмо буркнул Прохоренко, и я понял, что он просто никак не может решиться. Нет, я его понимал: капитан милиции, сосущий у кого-то из горла кровь… Но ведь деваться ему все равно некуда!
— Вот доберусь до этого… Полянского — ему глотку и перекушу! Там он, чую… Ладно, пошли, что ли? Убьют — так убьют, в первый раз, блин, что ли? — капитан криво усмехнулся.
— Учти, во второй раз — это уже насовсем.
— Ну и ладно! — бесшабашно махнул рукой капитан. — Если я все одно мертвый — чего уж теперь бояться? Вперед!
Я не успел его остановить. Коридор за углом взорвался автоматным грохотом. Мгновения облепили меня пыльной паутиной, и я не сразу осознал, что удерживаю за руку Эльвиру, рвущуюся туда, к капитану, в серебряное пекло.
Потом я опомнился. Стыд ударил в голову. Кто всегда говорил самому себе, что даже став вампиром, не оставит своих в беде? Ведь это, быть может, и есть то немногое, что еще не дало мне окончательно превратиться в бездушное полуразумное чудовище, жаждущее только крови, и готовое на все — ради сохранения собственного существования! Ведь это Я привел их сюда, не дал отсидеться, выждать, все поставил на карту; и они приняли мои правила игры — а я…
— Я люблю тебя, Элис, — мой шепот коснулся ее ушей гиацинтовым бархатом. Кажется, теперь — все. — Вперед!
И в следующий миг из-за угла вырвались две воздушные торпеды с горящими глазами, изрыгая в коридор свинец и пламя.
Время остановилось. Мы летели, мы плыли в упругих воздушных коконах, откликнувшаяся на наш зов тьма закручивалась вокруг нас, стремясь укрыть, защитить свои порождения — а впереди расцветали кровавыми астрами человеческие лица, и плясали свой танец смерти огненные птицы на дульных срезах устремленных на нас стволов. Смерть была рядом, вокруг, впереди и позади нас, мы сами были смертью и одновременно — ее мишенью, мы купались в смерти — и внезапно я ощутил какое-то безумное упоение; даже не азарт, не веселую ярость — хотя и это тоже…
Нет! Не так. Это было сродни тому жуткому и гибельному наслаждению, которое я испытал, когда отдавал свою жизнь Генриху!
Фотовспышка. Знакомое лицо. Перекошенное, забрызганное чужой кровью — но я все равно узнал его!
«С вами говорит лейтенант Джон Полянски…»
Я обещал вернуться, лейтенант. Помнишь? А я привык выполнять свои обещания!
Ну-ка, как ты стреляешь левой, лейтенант? Хреново! Я так и думал.
Левая рука лейтенанта повисает окровавленной тряпкой. А правую я ему продырявил еще вчера. Что, убежать решил? Не выйдет! Штанина брызгает алым, Полянски с криком валится на пол.
— Он твой, капитан! Приятного аппетита!
Ничего нет слаще крови твоего врага! По себе знаю.
А ты куда?! Стоять! Врешь, не уйдешь!
Дверь отливает знакомым тусклым блеском — и она вот-вот захлопнется у меня перед носом. Не выйдет!
Влетаю внутрь в последний момент, жгучая боль пронзает бок, там, где пуля прорвала рубашку — зацепился-таки! Прыжок к запорному механизму. Позади грохочет автоматическая винтовка. Мимо.
Сим-Сим, откройся! Кнопку — до упора. Хорошо хоть ее не додумались из серебра сделать — палец бы до кости прожгло!
Разворот.
Да. Мы попали по адресу.
Я находился в одном из двух отсеков «инкубатора». Рядом возвышались две похожие на надгробия мраморные плиты в серо-черных разводах; в соседнем отсеке — еще две.
На плитах, опутанные уже знакомой мне «сбруей», были распяты вампиры. Вот они, двое несчастных мальчишек, приобщенных Эльвирой. А за перегородкой… я едва смог их узнать! Безумная Нищенка и Виктор!
Их обнаженные тела были покрыты гноящимися язвами, некоторые из которых еще дымились; лица — обезображены до неузнаваемости…
Мальчишкам досталось пока что меньше, но и у одного из них в боку дымилась ужасная рана. Или это его прямо сейчас очередью зацепило? Точно. Вон, и «сбрую» покорежило…
…Два одинаковых высоких ложа. Два тела, наполовину погруженные в прозрачный студень, под пригашенными до поры бестеневыми лампами…
Неужели это и есть — наш сон?!
Или нам снится все то, что происходит сейчас? А на самом деле…
Я медленно обернулся к человеку, который стрелял в меня. Стрелял в меня — а попал в мальчишку. В того самого, что сидел в кресле, там, в подвале.
На человеке был стерильный белый халат и докторская шапочка. Однако в руках он держал не шприц или стетоскоп, а автоматическую винтовку «М-16». Небось, у кого-то из убитых ИНТЕРПОЛовцев позаимствовал — наших-то «АКМами» вооружают. Только вот беда — заело винтовку. Или патроны кончились. «Доктор» лихорадочно дергал затвор, потом поднял на меня глаза и, уронив винтовку, быстро сунул руку в карман халата.
Я слишком поздно понял, что у него там.
Граната!
— Не подходи, упырь! Живым не дамся! Взорву на хрен и тебя, и себя, и все здесь! — он сорвался на визг; по ушам резануло ржавыми зубьями циркулярной пилы.
— А ты мне живым и не нужен, — оскалился я.
— Не подходи! Тут кругом взрывчатка! Вон, видишь ящики? Только сунься ко мне — тут все взлетит!
Ненавижу истериков. Сейчас он был в таком состоянии, что и вправду мог взорвать и себя, и всех нас! Краем глаза я заметил в дверном проеме входящих Эльвиру и капитана с окровавленным лицом — и сделал им предостерегающий знак рукой: не входите, мол!
— Сейчас я выйду отсюда, а на прощанье просто пристрелю тебя. И гори тут огнем вместе с ними всеми, — сказал я как можно более равнодушно.
— Они все погибнут! Все! Сгорят! Их в клочья разорвет! Ты ведь за ними явился?!
— За ними, — кивнул я. — Я обещал их упокоить. Они не хотели никого убивать. И мучаться не хотели. Так что давай, выдергивай кольцо! Ты сделаешь то, за чем пришел сюда я.
— Ты врешь, нелюдь! Ты пришел сюда убивать людей! Вы все — убийцы, кровососы!
— Не без того, — согласно кивнул я. — А вы?
— Мы?!! — он едва не задохнулся от совершенно искреннего возмущения. — Мы ловим… таких, как ты! И исследуем! Мы спасаем от вас невинных людей! Вы мертвы! мертвы! мертвы! Вас не должно быть!
— Мертвы, — бешенство уже подступало к горлу, и я сдерживался из последних сил. Если бы не эта проклятая граната… — Мы мертвы. И при этом живы. А такие, как вы, которые пытают мертвых — такие, как вы — как назвать вас?! Тот, у кого в сердце горит темное пламя, может стать вампиром, ожить после смерти. А такие, как вы, мертвы при жизни! У вас нет души! Ну, давай, дергай за кольцо! Что ты пятишься? Страшно?! За жизнь свою поганую боишься? Зря боишься! Ты уже мертв! Мертвее, чем я, чем они!..
