Выпад. Прямо в лицо. Сабля плохо приспособлена для таких игр, но рука юноши тверда, и приходится снова издеваться над своими коленями. А также наскоро вспоминать полузабытую науку "детей Сасана" -- братства плутов и ловкачей, чья забота в свое время прикрыла поэта от гнева халебского эмира. Шаг, нарочито грузный, снова шаг, подошва сапога скользит по земле, проворачиваясь на носке; и край халата, обласканный сабельным лезвием, повисает хвостом шелудивого пса... жалко, но своя шкура дороже.

-- Тише, юноша, подобный блеску молнии во мраке...

Удар.

Злой, бешеный, и оттого бессильный.

-- ...наслаждению в пороке, дивной пери на пороге,

Нитке жемчуга во прахе...

Удар.

-- Сладкой мякоти в урюке, влаги шепоту в арыке,

Просветленью в темном страхе...

Возраст неумолимо берет свое, хрипло посмеиваясь втихомолку, набивая грудь ветошью, а суставы -- железной крошкой, но "сасанская пляска" все длится, подменяя юность памятью, памятью о славном ловкаче Али по прозвищу Зибак, что значит "Ртуть", и о его повадках, следить за которыми было привилегией избранных.

И еще: нутром, чутьем битого бродяги поэт понимает, что убить горячего юнца легко, заставить съесть собственные губы -- трудно, но можно; а то, что происходит сейчас, стократ жесточе и первого, и второго.

-- Башне Коршунов в Ираке, мощи буйволов двурогих,

Шелесту ручья в овраге...

Ливень хлещет сотней плетей по спине, по стене, по глиняным дувалам, истрепывая вдребезги пространство, и хвала Аллаху за сей ливень, ибо сволочной юнец привык биться на твердой земле и даже, скорее всего, под аплодисменты зрителей.

Грязь не для него.

Грязь уравновешивает годы.

-- Доброму коню в дороге, неврежденью в смертной драке -

Но невольницей в остроге ждет душа...

О благословенная грязь, в которой Абу-т-Тайиб должен был найти последний приют, второй после самума!
-- беспалая ладонь мимоходом зачерпывает полную горсть тебя, о дивная, бесконечно грязная грязь; и подарок отправляется прямиком в лицо юноши.