– Да успокойтесь же! – не выдержал в конце концов Кручек. – Солнце еще не зашло, а до таверны – рукой подать. Кроме того, я все-таки маг высшей квалификации.
– Вы теоретик, – вздохнул казначей. – Мне бы практика.
– Не унижайте теорию, юноша! Элементарный «секач» или «гром среди ясного» я уж как-нибудь сотворю...
Народу на улицах прибывало – несмотря на скорое и неминуемое пробуждение орд нежити, оккупировавшей город. Казначей дивился беспечности брокенгарцев. Вместо того, чтобы отсиживаться дома, они, можно сказать, сами лезли демонам в зубы.
– Фестиваль все-таки. Праздник, – бросил Кручек в ответ на его недоуменный вопрос.
– Праздник?!!
– Ну да. Народные гуляния, публичные диспуты. Карнавал, песни-танцы...
– Я решительно отказываюсь вас понимать!
– И не понимайте на здоровье. Положитесь на венаторов, как здешний народ. Народ, он на кого попало не положится, верьте моему слову. Кроме того, чувство опасности обостряет ощущения.
– В этом есть своя логика, – вынужден был признать Пумперникель. – И все же, я бы не стал так рисковать ради сомнительного удовольствия...
– Тем не менее, вы сейчас на улице.
– Я – другое дело! – запальчиво возразил молодой человек. – Я спешу под защиту... Ой! Вы видели?!
Бледная, как смерть, девица улыбнулась казначею, обнажив аккуратные клычки.
– Овал Небес!
– Перестаньте орать, сударь. На нас оглядываются.
Кручек походя тронул ауру девицы – дабы удостовериться окончательно в том, в чем изначально не сомневался.
– Она не вампиресса.
– А кто?!
– Не знаю. Горничная. Стряпуха. Дочка каретника. Пудра творит чудеса.
– А зубы? Клычищи?!
– Накладные. Говорю же вам, Вальпургиалии – фестиваль. А для местных еще и маскарад. Стемнеет, начнутся фейерверки... Кстати, мы пришли.
Вывеской таверне служил черный-пречерный трубочист в высоченной шляпе и с трехэталонной медалью на груди. Видимо, тот самый Фриц. Глаза трубочиста по случаю праздника горели адскими углями – здесь не обошлось без толики колдовства, а скорее, без двух замаскированных лампадок.
Таверна была полна народу. От стола в дальнем углу доценту с казначеем призывно махал рукой Фортунат Цвях. Компанию ему составляли двое: лысый старик со шрамом на щеке – и веселый румяный толстяк. Старик накинул на плечи потертую куртку из замши, толстяк же щеголял камзолом цвета петушьего хвоста.
– Разрешите вас представить, господа. Мастер Гарпагон, венатор. Мастер Люстерка, венатор. Сударь Пумперникель, главный казначей Реттии.
– Душевно рад! – пророкотал толстяк Люстерка.
Желая отвесить поклон, он с трудом выбрался из-за стола. Но по дороге забыл о поклоне, выкинул танцевальное коленце и полез обратно.
Лысый Гарпагон кивнул.
– А уж я-то как рад, господа! В кромешном ужасе, грозящем захлестнуть славный, чудесно обустроенный Брокенгарц, вы – единственная защита для мирных людей вроде...
– Ужас, сударь? Кромешный?
– Всеконечно, судари мои! Вальпургиалии! – шабаш, оргии, насилие...
Люстерка прыснул, зажав рот ладонью. В глазах Фортуната заплясали озорные бесенята. Даже хмурый Гарпагон соизволил ухмыльнуться.
– Матти, что ты наплел этому бедняге? Я понимаю, когда приходится пудрить мозги любимой супруге, чтоб она не увязалась следом на скромный мальчишник... Но сударь Пумперникель? Он все-таки мужчина!
– Ну, он слегка подшутил надо мной, – краснея от смущения, начал оправдываться Кручек. – Вот я и решил, в свою очередь...
– Да как вы смеете, сударь?!!
Нет, возмущенный крик, орлом взлетев над глухим гомоном таверны, принадлежал отнюдь не главному казначею Реттии, начавшему запоздало понимать, что ему примерили шутовской колпак.
– Я требую извинений!
– И не подумаю!
– А я требую!
– А я и не думаю!
– А я...
– А я...
– А вы!..
Реттийцы обернулись вовремя. На их глазах молодой гусар в лазоревом ментике с эполетами штабс-гефрайтера выплеснул содержимое своего кубка в лицо верзиле-гумаймейстеру, как именовался в курфюршестве командир батареи тяжелых катапульт.
В ответ щеки штабс-гефрайтера отхлестали перчаткой.
– Дуэль!
– Дуэль!
– Здесь и сейчас!
– Согласен!
Как правило, дуэлянты находили более подходящее место для решения вопросов чести, нежели битком набитая таверна. Но никто и не подумал оставить «Чумазого Фрица». Секунданты нашлись быстро, благо за столом пировали сослуживцы обоих драчунов.
– По праву оскорбленной стороны вы можете выбрать оружие.
– Палаши, – заявил гумаймейстер, буравя противника тяжелым взглядом из-под бровей, напоминавших клочья бурого мха.
– Вы владеете палашом, герр штабс-гефрайтер?
– Безусловно!
– Выбор оружия сделан.
Шум и звон кружек смолкли. Все затаили дыхание, наблюдая за стремительным развитием событий.
– Попрошу ваши фехтовальные сертификаты, господа. Правила вам известны. Согласно дуэльному кодексу, каждый передает сертификат секунданту противной стороны. Первым оглашается эталонный уровень обидчика, вторым – оскорбленного. Готовы?
– Да!
– К барьеру!
Дуэлянты одновременно извлекли из-за пазухи тоненькие книжицы, переплетенные в желтую кожу с тиснением. Миг, и книжицы ушли к секундантам. Пожилой гумайен-обершутце, секундант катапультиста, первым раскрыл книжечку гусара.
– Палаш: 1,7 эталона, – объявил он.
Гусар одарил соперника надменной усмешкой.
Юный обер-фенрих, вызвавшийся секундировать штабс-гефрайтеру, долго листал книжицу катапультиста в поисках нужной страницы. А когда наконец нашел – судорожно сглотнул, дернув кадыком, прежде чем объявить высоким, девичьим голоском:
– Палаш: 2,1 эталона.
Усмешка поблекла на лице гусара.
– Итак, оглашаю результат дуэли. Победу одержал барон фон Шварценкопф, гумаймейстер 1-й отдельной батареи тяжелых катапульт. Вы удовлетворены, господа?
– Да.
– Да.
Гусар медленно, словно постарев лет на двадцать, поднялся, бросил на стол горсть монет и, ссутулясь, побрел к выходу. Катапультист зыркнул ему вслед и отвернулся.
– Что, и это все?!
– Все, сударь Пумперникель. Именно так дуэлируют в Брокенгарце. Кстати, Вальпургиалии, столь возбудившие вас, опасны для жизни и здоровья ничуть не более.
Приват-демонолог развел руками и закончил:
– Если не верите, зайдите в ратушу и прочитайте договор между курфюрстом Бонифацием Удалым и инкубусом-расстригой Вальпургом. Там все расписано до мелочей.
CAPUT V
в котором волны Вальпургиалгий несут друзей по городу, Август Пумперникель блистает в диспуте, становясь любимцем публики, а венатор с приват-демонологом мирно почивают на кладбище, где с ними случается боковой залёт– Д-дорогой Фарт!
– Д-да?
– Ты уверен, что с д-д... с д-дду...
– Д-да?
Кручек сосредоточился.
– ...с нашим юным д-другом буд-дет все в поряд-дке?
Приват-демонолог чувствовал себя великолепно. Лучше не бывает. Правда, что-то стряслось с буквой «д»: во время произнесения она двоилась и троилась. Но это пустяки, дело житейское.
– Д-да! Там еще осталось?
Кручек пошарил в высокой траве. Пальцы ухватили за горлышко объемистую бутыль в оплетке из сухой виноградной лозы. Внутри с уверенностью булькнуло.
– Бид-дон! Полный бид-д-дон!
– Д-дай. Д-до д-д-дна!
– Ты и вправд-д-ды-ды... взаправд-д-ду уверен? – теоретик грузно оперся о могильную плиту, протягивая бутыль Фортунату. – Он ушел в д-дурной компании...
Венатор ответил не сразу. Как изголодавшийся упырь, он присосался к горлышку бутыли баданденской «Инфанты», розовой, словно облака над морем, и долгое время был занят.
«И куд-да в него столько лезет? – подивился Кручек. – Тощий жерд-дяй, живота лишен... Наверное, чары.» О том, что сам он выхлебал разного винца ничуть не меньше приятеля, теоретик как-то позабыл.
Два мага высшей квалификации вольготно расположились на городском кладбище. Умный градостроитель обнес Брокенгарц крепостной стеной «на вырост», с большим запасом. И новые кварталы второй век строились, и для погостов места хватало с избытком. Мри, не хочу! Похоже, здесь покоились зажиточные брокенгарцы. Мрамор и гранит надгробий, величественные памятники и склепы, куда легко «паковались» целые семьи, говорили сами за себя.
Серп луны, успев чуточку пополнеть, хитро ухмылялся с Овала Небес, усыпанного блестками звезд гуще, чем мордашка лейб-фаворитки. Теплая летняя ночь ласково приняла мир в свои объятия. Таинственно шелестели кусты дружинника и лисотрава. В ветвях путался легкий ветерок, овевая лица друзей. Конечно! Шикарная идея! Где еще приличные люди могут найти покой и уединение, дабы скоротать время за приятной беседой?
Только на кладбище!
Не в гостиницу же возвращаться?
– ...Сейчас мораторий, Матти, – отозвался наконец Фортунат Цвях. – Мо-ра-то-рий! Понял? Ни одна морда... мора... Короче, никто – никого. Праздник! Если что – им за Круг Чётной Дюжины не выйти. Мы ж из-под-д... земли из-под!.. Понял? Тут сейчас безопаснее, чем в Реттии на День Мезот-теи... Теоиз-зме... Тезо-име-нинства! Вот.
– А компания?.. Д-дай сюд-да!
– Что – компания?
На сей раз надолго замолчал Кручек.
– Буль-буль-буль... Д-дурная компания. Бесы, д-демоны, д-девица эта...
– О! – со значением поднял палец венатор. Не иначе, перенял жест у казначея. – Д-девица!
– На суку... сук-кубу... на сукку-бару смахивает!
– Ты что, ее не щупал?! – изумился Фортунат.
– Нет.
Кручек серьезно задумался и вдруг заорал на весь погост:
– Нет!!! Я теоретик!
– Да не ее саму, – махнул рукой венатор, досадуя на непонятливость друга. – Хотя вообще стоило бы, для торжества теории... Ауру щупал?
– Н-нет...
– А я слегка потискал. Она такая же суккубара, как ты – аббадон.
– Я не абад-д-д-дон!
– Вот и она – хомофелина. Хвост, клыки, веселый нрав. Везет казначею на баб... Пока он с ней, я за Августа спокоен!
Венатор подмигнул доценту с видом опытного ловеласа.
– П-почему?!
– Он ей нужен живой и бодрый. Если оборотниха на парня глаз положила – любому глотку за свою добычу перервет. Кошечки, они упряменькие...
Фортунат мечтательно вздохнул.
* * *Сперва они сидели в «Чумазом Фрице». Сидели красиво: свиные голяшки в меду, цыплята на вертеле, капуста с моченой клюквой, пиво и «спотыкач». Доев капусту, Гарпагон показал, как делается «Пламень Бездн». Смешать то, что есть, плюс два раза наугад, плюс экстракт черемши, рассол, перец-чернец и чесночная вытяжка.
– Ну как?
«Пламень» единодушно признали амброзией.
После него «спотыкач» пился, как вода.
Августа Пумперникеля известие о безопасности фестиваля заметно приободрило. Да и близость к троице венаторов вселяла уверенность. Тем не менее, он с подозрением косился на каждого нового посетителя таверны и требовал разъяснений.
– Этот уж точно из гроба восстал! – приставал он к Кручеку.
– Все там будем, – отбивался доцент.
– А глаза почему горят?
– Соком флюгереллы закапал.
– А у этого рога!
– Ну, супруга гулящая...
– А этот!.. рожа-то, рожа!..
– Что?!
– Извините, мастер Люстерка, не сразу признал...
Военные, обсудив дуэль, ушли. Освободившийся стол мигом оккупировала развеселая, неестественно румяная компания. От закусок они отказались, зато кельнеры с ног сбились, таская кружки, стаканы и бокалы. «Алые паруса», «Кровавая Клара», «Кровавый Карл», «Кровь коралла», «Sanguineus imber»... Осмелев, казначей втерся к румяным в доверие. Он объявил, что желает угостить всех, в обмен на право отхлебнуть из каждой посудины. Идею встретили овациями, и молодой человек застрял у случайных друзей надолго.
К магам он вернулся осоловевшим, что называется, «до соловьиного визга». В лице из красок преобладали кармин, пурпур и киноварь. Настроение взлетело до небес и висело, покачиваясь.
– Наупырячились, сударь? – спросил толстяк Люстерка, добрая душа.
– В смысле?
– В прямом, – венатор начал указывать пальцем, мало заботясь о приличиях. – Два игиса, один спектрум, парочка вампиресс... Молоденькие, не старше шестидесяти. Верно, коллеги?
– Ага, – подтвердил Фортунат. – Трое упырьков вульгарис, брукса, шикса... Еще инкубус к ним затесался, дурачок.
Моргая, Пумперникель силился понять: розыгрыш, или нет?
– Но почему они такие...
– Румяные?
– Жизнерадостные?
– Общительные?
– Да!
– Праздник, – буркнул Гарпагон Угрюмец. – Когда праздник, надо радоваться.
– А румянец – дело наживное. Хлебнул раз, хлебнул два, вот и румянец.
– Чего хлебнул?
– Ну что вы там на брудершафт хлебали? Молоко с кровью? Во все заказанные напитки обязательно входит свежая кровь, – просветил казначея мэтр Кручек.
– Н-на... н-наша?!
– Обижаете! «Фриц» – приличное заведение. Три эталона, между прочим! Здесь клиентам свиной крови не предлагают. Завсегдатаям хозяин лично сцеживает...
Лицо Августа Пумперникеля страдальчески исказилось. Однако мастер Люстерка знал верное средство. Добрый подзатыльник и кубок эмурийского спасли казначея от конфуза, а съеденное и выпитое им – от перемены места жительства.
– Гуляем?
– Гуляем!
– Пошли отсюда!
С наступлением темноты город преобразился. Улицы перечеркнули бесчисленные гирлянды фонариков. Связанные нитью, ухмылялись черепа, скалились рогатые хари и волчьи морды, фыркали искрами жабы-пучеглазки. Всюду играла музыка: скрипачи и лютнисты, дудари и цымбальеры, ложечники и варганисты состязались за титул лучшего шпильмана.
На площадях водили хороводы.
– Понаехали тут! – с восторгом орал какой-то мальчишка, сбежав от няни.
За домами в небо с треском и шипением взлетал фейерверк. На черном бархате медленно гасли искристые росчерки. В глазах рябило от нарядов и масок, жутких и потешных. Магов кто-то окликнул, и Люстерка, церемонно извинившись, ушел во мрак, откуда уже не вернулся.
– Эй, вы далеко? – крикнул Пумперникель.
– Искать трезвого! – донеслось издалека.
– Безнадежно, – резюмировали маги хором.
Вскоре они взялись плясать вприсядку – кто кого перепляшет. Именно тогда к ним прибилась смазливая хомофелинушка.
– Праздник! – с умилением сказал ей казначей, утирая скупую мужскую слезу. – Радоваться надо!
– Возрадуемся, красавчик? – подмигнула киса.
Потом они хотели на лекцию о «нелетальном сотрудничестве», а попали на публичный диспут. Ну да, это Пумперникель всех туда затащил. Киса желала уединиться с «красавчиком», Гарпагон требовал лекцию, Матти с Фартом было наплевать, а казначей содрал с тумбы афишу о диспуте, где значилось:
«Тема: плотность прохождения бесов в минимизированном облике сквозь порталы ограниченной пропускной способности.»
Маги не сразу уразумели, что речь идет об извечном камне преткновения софистов-прикладников и схоластов-эмпириков: сколько бесов за минуту протиснется сквозь игольное ушко? Зато казначей сообразил молниеносно – и ринулся в бой. Оттеснив от аспидной доски какого-то заику с лицом, перекошенным от злоупотребления сморчками, он демонически расхохотался, стер тряпкой выкладки оппонента и приступил к собственным.
