Паучок провожал их взглядом, загадывая желание.

* * *

Малефик прекрасно знал, что в Вышних Эмпиреях время дивергентно гребневому стяжню. Но чтоб настолько?! Трудно дался ему гороскоп мальчишки. Вот что значит работа не по профилю. Рисунок созвездий заметно сместился, небо начало бледнеть. Ночь с явной неохотой готовилась уступить место дню, но пока не торопилась сдавать позиции. Сколько же он пробыл в Эмпиреях? Вон и солнце выбирается из-за горизонта… Только почему-то на севере. Глаза слипались, мысли путались, и Мускулюс не сразу сообразил: какое, к ежу-заступнику, солнце?!

Пожар! Самый настоящий.

… тот самый…

На деревянных ногах колдун, словно статуя Хромого Мельника, вывалился за ворота. Горело рядом, ближе к тупику. Ятаганы сполохов рубили зыбкую тьму, от бликов мутило. Слышались крики людей; издали, приближаясь, несся дребезг пожарных колокольцев. По большому счету, колдун на пожаре — дурная примета. Огонь и без малефициума погасят — вон, брандкоманда спешит на помощь! — и вообще, стыдно уподобляться праздным зевакам… Однако, несмотря на уйму здравых рассуждений, ноги дерево деревом, а несли Мускулюса к дому Шишмаря.

Малефик угадал: горело именно там. Сам дом, к счастью, еще не занялся. Полыхала малая пристройка в боковом крыле, но огонь грозил перекинуться на общую крышу. К дому от колодца выстроилась редкая цепочка добровольцев, передавая друг другу кожаные кошели и ведра с водой. Часть народа вовсе никакого участия в тушении не принимала: глазела, судачила. Кое-кто суетился на крышах соседских домов, укрывая их от искр мокрыми «парусами», нарочно предназначенными для таких целей.

Темные силуэты, мечущиеся на фоне пламени, напоминали беспокойных эрзац-даймов Кишащей Бездны Рок.

— Р-р-разойдись!

— П-п-поберегись!

— С д-д-дороги!

Согласно «Наказу о городском благочинии», пожарно-сторожевую охрану испокон веку набирали исключительно из заик. Поскольку общеизвестно, что «заики наиболее противны стихии огня и успешнее других противостоят ей».

Зеваки брызнули в стороны, опасаясь угодить под копыта. Через распахнутые ворота во двор, едва не задавив бегающего и вопящего об убытках Шишку, влетела упряжка. Пара лохматых битюгов, разогнавшись втрое против беговых рысаков, влекла телегу, облепленную пожарниками, словно вор — грехами. На телеге, кроме бравых усачей, имела место здоровенная бочка с металлическим коробом поверху. Бочку оседлал тщедушный брандмейстер в турнирном шлеме с забралом. Он сосредоточенно звонил в колокольчик.

— Оч-ч-ч… Оч-чистить двор! Ну-ка, б-б-братц-цы, взяли…

Братцы в робах и штанах из грубой дерюги свое дело знали. В мгновение ока к телеге приставили лаги, отцепили съемный борт и, поддерживая, скатили бочку к эпицентру возгорания.

— Все со д-д-д… с д-д… Уб-бьет на х-хрен!

— Коней, к-коней уводите!

Шишмаря, не желавшего бросать имущество на произвол пожарных, силой уволокли на улицу. Бежать обратно он не пытался. Отыскал в толпе всхлипывающую жену, прижал к себе, словно самое последнее, остаточное имущество, отвоеванное у злодея-огня… Брандмейстер самолично сунулся к бочке, откинул крышку короба и с опаской спустил внутрь стальной цилиндр с закраинами — как раз по форме лючка на крышке. Из цилиндра торчал толстый, похабного вида фитиль.

— Л-л-ложись!

Усачи, истошно шурша робами, бросились вслед за народом. Чуть акацию по пути не сшибли, ироды. Взмыленных битюгов с телегой успели вывести заранее. Лишь сейчас до Мускулюса дошло, что это за чудо-бочка. «Пламегасительный снаряд Вейншмейера»! Опробованный лично императором Петером Рукодельником при большом скоплении пострадавших царедворцев! А в цилиндре — смесь «горючих слезок», lacrima rapax ignium, и банального pulvis pyrius. Осенив себя дюжиной добрых знамений, колдун счел за благо переместиться под прикрытие забора.

Мудрое решение.

Брандмейстер уже подобрал тлеющую головню. Став в позицию опытного бретера, он провел выпад в терцию, ткнув головней в фитиль, дождался аспидного шипения — и галопом припустил к воротам. Успел пасть ниц под сруб колодца, закрывая шлем обеими руками…

Мама моя Нижняя!

Однажды Андреа сподобился видеть испытание Просперо Кольрауном нового штурмового композит-заклятья «Гнев Водолея». «Пламегас Вейншмейера» сработал ничуть не хуже! Во всяком случае, громче. Бочка с грохотом разлетелась в щепки, водяной вал окатил все вокруг. Дом надсадно крякнул, скособочился, дал копоти, но устоял. Пламя без успеха попыталось воскреснуть, булькнуло, зашипело… Увы. Полный крах.

Пожар изошел паром и убрался к праотцам.

В отдельный рай для пожаров, где все вечно горит и никто не тушит.

Зевакам у ворот досталось от сердца. Особенно храбрецам, не пожелавшим спрятаться. Промокли до нитки, двоим засветило по лбу обломками: бочки рвут, щепки летят. К счастью, вскользь. Пожарники уже ломились обратно во двор: растаскивать баграми и вручную заливать дымящиеся останки пристройки. Чтобы вновь не занялось. Повезло Шишмарю. Имущество, если честно, не шибко пострадало. Супруга жива-здорова…

— Тиль… Тилюшка… Он там спал всегда!

Бледная, с глазами, воспаленными от дыма, Фержерита давилась рыданьями и запоздалым ужасом. Шишка утешал супругу, неумело гладя по волосам. Корявая и жесткая, ладонь кожевника меньше всего была приспособлена для ласки. А ведь поди ж ты! — получалось.

— Ваш сын обычно спал в этом флигеле?

— Да, сударь…

— Тогда считайте, что вам повезло.

Пустые, несуразные слова — ребенок-то пропал, и дом чуть не сгорел! Но что еще мог сказать Андреа в такой ситуации?

— Мамка! Мамка, я здесь!

Оглянувшись, колдун обнаружил, что ночь чудес продолжается. В пяти шагах от погорельцев стояла рыжая ведьма Мэлис Лимисдэйл, держа за руки двух мальчишек примерно одних лет. Первый, белобрысый непоседа, пылал здоровым детским любопытством, норовя освободиться от докучливой опеки. Белобрысого малефик раньше не встречал. Вторым ребенком был Тиль Швеллер, живой и, судя по энтузиазму, здоровый.

— Тиль! Я тебя убью, мерзавца! Мы тут с ума сходим…

— Ферж, погоди…

— Мамка, а мы совсем сгорели? Мы на улице жить станем?! Мамка, не бейся…

Пока длилась счастливая экзекуция, Андреа, о котором в суматохе забыли, времени даром не терял. Недавний паучок-астралоходец ощутил себя легавой, взявшей след. Да, след вполне мог оказаться ложным. Но, чтобы выяснить это, по следу надо как минимум дойти до конца.

— Хороший знак: начать день с доброго дела, — вежливо поздоровался колдун с ведьмой.

— И вам той же радости, сударь. Знак — лучше некуда! Разбудили честную женщину посреди ночи…

— Кстати, еще раз молю простить мне вчерашние слова. Я совершенно не имел в виду… Вы меня понимаете?

— Разумеется. Я не в обиде.

Тон ведьмы говорил скорее об обратном. Пацаненок Мэлис сунул палец в ноздрю, со скепсисом воззрился на малефика. Рожица у него была хитрая-хитрая, будто ребенок творчески замышлял исключительную пакость.

— Это вы разыскали пропавшего Тиля?

— Нет. Сам к моему дому вышел. У меня сон чуткий. Слышу: по двору кто-то бродит и хнычет. Я на крыльцо… Короче, оделась, взяла беглеца за руку и сюда. Говорю ж, сударь, пустая история…

«А этого, — выразительно глянул малефик на белобрысого, — зачем прихватили?»

Мэлис все поняла правильно:

— И сей неслух проснулся. Одного дома оставить? Горницу вверх дном перевернет, я его, шалопая, знаю! — ведьма строго уставилась на «шалопая», но тот и ухом не повел. — Пришлось с собой брать.

— Вы случайно не отследили, откуда Тиль явился?

— Обижаете, сударь! Первым делом. Следок через мост тянется.

— Значит, парнишка из лесу вышел?

— Выходит, что так.

Мускулюс задумался, в очередной раз пытаясь сложить мозаику головоломки. Из замешательства его вывел бас Леонарда Швеллера:

— … в ножки, в ножки мастеру Андреа! Он всю ночь ворожил, сам видел. С лица спал, почернел! Тиля возвращал, благодетель!…

Через мгновение колдун пожалел, что не сгорел на пожаре. Его обступили люди, оттеснив в сторону ведьму с белобрысым сявкой. Шишмарь с супругой громко повалились «благодетелю» в ноги. Брандмейстер в запале стал колотить сорванным шлемом по телеге, пугая битюгов. По толпе зашуршали шепотки:

— Святой!

— Заступник наш!

— Спаситель…

Мускулюс ощутил себя белкой в колесе. Театр, где раз за разом идет одна-единственная бездарная трагикомедия, которую и смотреть-то тошнит, а уж участвовать в ней — и подавно. Терпи, колдун, магом будешь!

— Встаньте! Да встаньте же!

— Все, что у нас есть! Все, что пожелаете…

Бремя незаслуженной славы давило на шею тяжелей ярма. Колдун возроптал:

— Цыц!

И воцарилась тишина.

— Встать!

В голосе прорезались ланд-майорские нотки.

— Встаем, мы встаем!…

Уже лучше. Все-таки в положении святого есть определенные преимущества.

— Никакой платы я с вас не возьму. Ни деньгами, ни иным добром. Тиль, подойди ко мне.

Толпа ахнула. До малефика внезапно дошло, что его вполне могли понять превратно. Денег, мол, не возьму, а заберу вашего сына! Я его спас, я его, к примеру, и в Чурих продам! Тьфу, пропасть! Наслушались баллад, придурки! Объясняйся с ними теперь…

Тиль безропотно приблизился к строгому дядьке. Андреа, наплевав на домыслы зевак, присел перед мальчишкой на корточки.

— Расскажи мне, Тиль, где ты был?

— Я играл в «колдунов-разбойников». С девочкой.

— С девочкой в желтом платье?

— Да! А ты откуда знаешь?

— Я колдун. Я все знаю. И где вы играли?

— Так ты ведь все знаешь, раз колдун!

Швеллер— младший оказался излишне сообразительным.

— Знаю. Но хочу услышать от тебя.

— Мы в кустиках играли, — к счастью, мальчишка удовлетворился такой постановкой вопроса. — В колючих. Где ягоды растут. Мы туда раньше с мамкой ходили…

— Это, небось, на Ежовой Варежке! — торопливо встряла Фержерита.

— Да, я там ежика видел!

— Дрянное место. Проклятое… — бормотнули в толпе.

— А как ты туда попал, Тиль? Тебя кто-то привел? Мальчик растерянно уставился на малефика, наморщил лоб.

— Я гулял… Мы играли… С девочкой. А потом я пошел домой.

— Тебя кто-то отвел? К девочке?

— Нет. Не помню. А домой меня тетя ведьма отвела! — малыш с гордостью указал на Мэлис.

Дальнейшие расспросы бесполезны, понял Андреа. Тиль был единодушен с Искрой Гонзалкой: дети ничего не помнили. Малефик слегка приоткрыл «вороний баньши» — удостовериться в том, что знал и так. Вот они, клочья гари. Тают, рассеиваются. В эту ночь Тиль Швеллер должен был умереть. Сгореть при пожаре. И если остался жив, то никак не благодаря «святому» Андреа Мускулюсу!

Малыш тихо ждал, когда дядя-колдун закончит ворожить. Мускулюс улыбнулся Тилю, встал и с хрустом потянулся, расправляя затекшие плечи.

— Забирайте парня домой. До ста лет жить будет. Мэлис, вы не проводите меня?

Ведьма с откровенным вздохом кивнула. Бок о бок, словно добропорядочная семья, они двинулись по улице. Светало. Утренний румянец опалил небо на востоке, на этот раз в положенном месте. Малефик хотел спать. Сволочная привычка доводить дело до конца! Угораздило ввязаться…

— Извините за нескромный вопрос, милочка… Пару дней назад я видел с вами другого мальчика. Постарше. Признаться, я решил, что он — ваш сын…

— Сын? — натянуто улыбнулась ведьма. — Нет, он не мой сын. И этот тоже. Дальние родичи, погорельцы, вроде Швеллеров. Давненько у меня гостят. Старшие по заработкам мотаются, отстроиться хотят, а малышню к тете Мэлис подбрасывают. Семья-то большая… Правду сказать, надоели хуже горькой редьки. А выгнать — жалко…

Белобрысый пострел дернул ведьму за руку, обращая на себя внимание. А когда добился желаемого результата, состроил такую рожу, что женщина невольно вскрикнула. Сорванец залился смехом, не забыв показать колдуну язык. Точь-в-точь его старший братец возле аустерии.

— Боюсь показаться назойливым, но… Вы не укажете мне дорогу на Ежовую Варежку?

Мэлис замялась, покосилась на мальчишку, будто спрашивала совета.

— Давайте завтра, а? Завтра, сударь?

Мальчишка клещом вцепился в ее руку.

— Лучше сейчас, любезная Мэлис. Гораздо лучше.

* * *

Туман крался за людьми по пятам, обдираясь о складки коры и острые сучки. Делал вид, что он — хищник на охоте. Страшный, опасный хищник. Судьбой контуженный или судьбу контузивший — это как получится. Короче, где войдете в ваш узел дескрипции, господа хорошие, там и выйдете. Солнце, гуляя на мосту через Ляпунь, добавляло в туман брусничного сиропа и хорошенько взбивало веничком. На ветках кустарника, каплями свежей крови, сверкали ягоды кислой дружины. Утонув в желто-багряной листве, они казались драгоценными камнями.

— Хороши от поноса, — мрачно сказала ведьма, убивая романтику наповал.

Мускулюс тоже решил не ударить в грязь лицом:

— Если нанизать по шестнадцать штук, отпугивают ламий. Дружинник, высушенный и растертый в порошок… — он подумал, — абсолютно бесполезен. Если в порошок. Это я так, к слову…

Рядом, с неприятно знакомым ехидством, корчил рожи малыш ведьмы. Впрочем, ребенок вел себя на удивление прилично, разве что волком зыркал по сторонам и сморкался в траву.

Туман редел. До Ежовой Варежки, по словам Мэлис, было рукой подать. Под ногами пружинила земля, усыпанная палыми ладошками деревьев: охра, сурик, жухлая зелень. До слякоти, когда ни пешком не пройти, ни верхом не проехать, еще долго. Хлюздень-месяц придет в свой черед, а пока — шагай-радуйся. В чахлом ельнике колдун задержался, дыша полной грудью. Ароматы здесь царили — собирай, братец, в горсть, закупоривай во флакон. Потом столичным модницам за большие деньги продашь.

— Чего стоим? — осведомилась ведьма. — Лес как лес, зря только время тратим…

Чувствовалось: грубость ведьмы нарочитая. Даже самой Мэлис было неприятно изъясняться таким тоном. Торопишься, рыжая? Или… Малыш вприпрыжку отбежал за матерую ель, спустил штанишки; вскоре зажурчало. Деликатно отвернувшись, малефик вздрогнул. Ноздри щекотнул едко-кислый запашок, к которому осень в Филькином бору и малая нужда чада не имели никакого отношения. Делая вид, будто скучает, колдун стал оглядываться.

Есть.

«Флажок» обнаружился у корней той самой ели, возле которой мочился ребенок. Умелый такой «флажок», сразу и не приметишь. Малефики разбрасывают похожие маячки на пути жертвы, если сглаз требует особой точности местоположения. Но в малефициуме «флажки» гибкие, упругие, с усиками. Этот же был чужаком: жесткий, на каркасе, сработанный топорно, но лет на десять, не меньше. Лишь пройдя дальше по тропе и обнаружив украдкой еще три маячка, Андреа догадался: не на человека ставлено. На иггиса? Хомолюпуса? На демона?! Похоже, хотя здесь колдун мог дать промаху. Сюда бы Просперо… Тучки небесные, какого еще инфернала требуется выслеживать в здешних дебрях?! Глушь, скука… Свободные демоны в наших краях встречаются крайне редко — обычно они обитают на шести ярусах княжества Нижней Мамы, где блаженствуют в пороках и сварах. Сюда их разве что силой затащишь…

Но, случается, затаскивают.

И понуждают выполнять прихоти.

Если, конечно, добыча не освободится из мертвой хватки умельца.

Демон— беглец, знал Андреа, дело государственной важности. Добра-то он точно творить не станет. Значит, охотники за ихним братом-инферналом станут пуп рвать, пока не отловят гада и не прижмут к ногтю, за казенное вознаграждение. Просперо Кольраун, в бытность свою боевым магом по найму, на безденежье брал халтурку…