В данный момент поблизости находились мы. И если я и Эйнар равнодушно глядели на очередную ипостась Дома, то Грольн, похоже, испытывал все те традиционные чувства, которые положены людям, впервые увидевшим Дом: постепенно усиливающееся беспокойство, беспричинный страх, ощущение присутствия чего-то недоброго и огромное желание побыстрее унести отсюда ноги.
Так Дом ограждал себя от незваных посетителей.
- ...И вы собираетесь здесь жить?
- наконец выговорил Гро, запнулся и поправился: - То есть, я хотел сказать: мы собираемся?
По интонациям было понятно, что лично Гро здесь жить не собирается.
Я кивнул.
- Собираемся, Гро. Собственно, мы с Эйнаром уже давно здесь живем. И ничего, как видишь... Это Он снаружи такой - неприветливый. А внутри... В общем, сам разберешься. Хотя Дом и снаружи бывает разный - смотря где его обнаружишь и с какой стороны подойдешь...
Эйнар решительно поднялся по ветхим ступенькам и легко распахнул "намертво заколоченную" дверь.
- Ладно, пошли! Что зря любоваться - было бы чем...
И двери Дома тихо закрылись за нашими спинами.
Слишком тихо.
Дома... Мы - дома. Но почему нас никто не встречает? Ведь Предстоятели должны увидеть нового Мифотворца и участвовать в церемонии его посвящения... Уж Варна-то с Лайной наверняка бы вышли нас встретить! И Махише, я полагаю, отнюдь не безразличен прозревший Эйнар...
Куда же они все подевались?!
- Не нравится мне это, - мрачно нарушает молчание Эйнар.
- И мне, - немедленно подхватывает Гро, которому все не нравится с самого начала.
- Подождем, - не вполне уверенно предлагаю я.
- Глядишь, кто-нибудь и появится...
Эйнар лишь молча хмурит брови.
Через час мы уже не сомневались - Дом пуст. Куда ушли Предстоятели? Зачем? Когда вернутся?..
Вопросы без ответов.
- Они не придут, Сарт, - гудит Эйнар у меня над ухом.
- Ну и Дом с ними... Начинай Церемонию Выбора.
Я встаю. Придется нам самим посвящать Грольна. Вряд ли он согласится в дальнейшем работать на Варну, но ему теперь больше негде жить, кроме как в Доме - а непосвященного Дом отторгнет или, хуже того...
Я загнал Грольна в наливающийся холодным зеленым светом круг посреди нижнего зала и вместе с Эйнаром побрел на возвышение Предстоящих, куда вели четыре - нет, теперь уже две миниатюрные ступеньки.
Вообще-то Церемонию Выбора полагалось проводить торжественно, с ароматическими свечами в тройных шандалах, с мечущимися по залу призрачными тенями, когда все присутствующие облачены в тоги... Ерунда все это. Главное - выбор посвящаемого. Главное - его противостояние Дому, один на один, и никакие свечи не помогут, если...
- Слушай внимательно, неофит по имени Грольн, - голос мой звучал непривычно глухо и раскатисто, - слушай и не говори потом, что не слышал. Сейчас ты покинешь этот зал и пойдешь по Дому, Дому-на-Перекрестке - и Дом откроет тебе свою бесконечность и изменчивость. Верь Ему - Он действительно таков - и не верь Ему. Потому что, пока ты будешь идти, Дом будет идти в тебе, затуманивая мысли, лишая разума и растворяя тебя в Себе. Не поддавайся этому. Помни - ты должен найти комнату, единственную комнату во всем Доме, которая будет принадлежать тебе.
Как только ты отыщешь ее - Дом отпустит тебя и примет, как равного. Тогда ты вернешься сюда, в зал Нашедших. Мы будем ждать. Когда ты станешь своим, Дом пропустит тебя беспрепятственно.
- А как я узнаю, что эта комната - моя?
- напряженный голос Гро зазвенел, грозя сорваться.
- Узнаешь. Если пройдешь через Дом. А теперь - иди!
И Гро вышел. В узорчатую белую - нет, теперь уже бледно-розовую дверь.
Вышел и не вернулся.
...Я никогда точно не знал, как течет время в Доме по отношению к окружающему миру (или мирам?), но когда за окнами стемнело, мы с Эйнаром забеспокоились.
- Что-то случилось, Сарт, - бросил Эйнар, вставая. Это не было предположение. Это была уверенность.
- Пошли, мы должны отыскать парня.
И мы тоже вышли из зала Нашедших в бледно-розовую - нет, теперь уже пурпурную дверь, за которой много часов назад исчез Грольн Льняной Голос.
На пороге я обернулся и увидел: тройные бронзовые шандалы, горящие ароматические свечи и сброшенные тоги на наших пустых креслах...
Шутки шутишь, Дом, Дом-на-Перекрестке?
...Мы уже долго брели по привычным знакомо-незнакомым комнатам, коридорам и лестницам Дома и удивлялись, почему Дом все не выводит нас на Гро или хотя бы к его телу.
А потом совсем рядом послышались спотыкающиеся шаги, и я ринулся в боковой переход с криком "Грольн!", а Эйнар отстал... и когда я, никого не найдя, попытался вернуться, то понял, что остался один.
И услышал Голос.
Голос Дома.
Это было, как на Испытании - моем давнем Испытании - только гораздо страшнее, и я пошел прочь, а потом побежал, сжимая гудящую от Голоса голову руками - потому что знал, что лишь в одном месте я могу спастись от того, чего хочет от меня Дом... Я должен был успеть, добежать, дойти, доползти...
ИНТЕРМЕДИЯ
Человек идет по Дому. Невидимые сквозняки колышут занавеси вдоль стен, прозрачные языки тюля хлопают, извиваются, перекручиваются жгутами...
Человек бежит по Дому.
- Меня зовут Грольн!
- кричит человек.
- Меня зовут Грольн! Меня зовут...
- О-о-о!..
- отзывается Дом, и множество имен - незнакомых, непроизнесенных - запутываются в занавесках и сползают вниз по стенам бесконечного коридора.
Поворот. Еще один. Человек бежит по Дому. Маленький человек.
"Меня зовут Грольн... Только меня так уже никто не зовет. Очень давно. И поэтому я зову себя сам. Я бегу по этому безвыходному Дому и зову себя: "Гро!.. о-о-о..." - и только эхо дробится сотнями отголосков, словно Дом дразнится чужими именами, которые гонятся за мной, которые хотят быть моими, которые..."
Человек бежит по Дому. Маленький человек. В развевающейся рубахе и с зачехленным леем на боку, с высохшими соломинками в волосах.
Бежит. Спотыкается. Падает.
"Я не хочу выбирать. Ты слышишь, Дом-на-Перекрестке?
- я не хочу!.. Не слышит. Молчит и меняется. Вон - был кирпич, а теперь - ковры какие-то... И я меняюсь вместе с ним. Я чувствую себя дорогой, дорогой с дурацким и дорогим именем "Грольн", по которой идут люди, люди Дома - они идут по мне, они идут через меня, они ждут, когда я выберу себе имя одного из них, и забуду себя, и тоже стану человеком Дома; а я иду через Дом..."
Человек идет через Дом.
Поворот. И пустые доспехи на подставке у стены.
Человек оглядывается. Ни одна занавеска не полощется на стенах. Ковры, ковры, ковры... Тяжелые, двухслойные ковры в бордовых тонах, и никакому сквозняку не сдвинуть с места их пыльную тяжесть.
Человек стоит у пустых доспехов. Человек трогает шлем с узким гребнем, привстав на цыпочки и по-детски шевеля припухшими губами. Он подросток, этот человек...
"Я. Я - подросток. Идущий по коридорам, бегущий по коридорам, стоящий в коридоре... Но если я расслаблюсь - вот я уже мужчина, бородатый мужчина, безбородый мужчина, маленькая женщина, еще одна женщина, очень красивая... Люди Дома. И их имена волочатся за мной шлейфом, мне больно их отдирать; я - подросток, я - Грольн, а они все кричат на меня, и Дом кричит, кричит, кричит..."
- Выбери!..
Человек идет по Дому. Останавливается. Смотрит в зеркало. И лицо человека не отражается в зеркале. Словно у человека нет лица. Или Дому не нравится это лицо.
В зеркале отражается Дом. Переходы, комнаты, залы, двери, лестницы...
Человек и Дом смотрят друг на друга. Через стекло с блестящей, холодной амальгамой.
Дом-на-Перекрестке.
Человек-на-Перекрестке.
- Чего ты хочешь?
- тихо спрашивает человек, моргая и стряхивая слезу, повисшую на реснице. Капля срывается и беззвучно падает на пол.
В зеркале появляется лицо. Чужое лицо. Взрослое. С крупными, резкими чертами. Со складками у рта.
Человек не убегает. Человек примеряет чужое лицо.
Лицо хмурится, собирая многочисленные морщины в напряженную маску, словно тот, в зеркале, что-то вспоминает.
Человек примеряет чужую память.
Лицо в зеркале одними губами произносит имя.
Человек примеряет чужое имя.
Имя. Махиша. Предстоятель Инара-Громовержца.
Человек вглядывается в чужое прошлое. Примеряя предложенную жизнь.
МАХИША-ПРЕДСТОЯЩИЙ
...В мир приходим мы нагими и беспомощными, и, уходя,
ничего не уносим с собой. Можно жить Предстоятелем, но
умереть Предстоятелем - нельзя. Последнее право и
последний долг Предстоящих - право выбора смертного часа и
долг передачи дара своего тому, кто идет следом. И пусть
Идущий следом поможет уйти опустевшему Предстоятелю за
грань между миром и небом, поможет и проводит; и запомнит
день и час сей.
Посему нет Предстоящему подлинного покоя вне его воли
и в одиночестве...
Авэк ал-Джубб Эльри, Рага о Предстоящих.
Они стояли рядом. Почти рядом. Они были невероятно, невозможно похожи друг на друга.
Дряхлый волхв Хаом, взметнувший к провисающему небу обглоданные временем руки, руки аскета и провидца, и Грозовое дерево, Древо-у-алтаря, с его черными, навеки обугленными ветвями, покрытыми крикливой листвой воронья, и лишь сучья, сучья...
Эх, жизнь, сучья жизнь!.. Ударит, опалит... Стократ благородней тот, кто не скажет при блеске молнии: "Вот она, наша жизнь!.."
Они стояли рядом. Они ждали. Ждали того ослепительного мгновения, когда набрякшая холстина небес прорвется водой и огнем.
Приехавший на рассвете князь - Ликский Великий князь; хоть молодо-зелено, а взгляд властный, с рысьим прищуром, с холодным азартом лениво сидел на пригорке и вполглаза поглядывал на волхва и его мертвое дерево. Князь тоже ждал. Он хорошо умел ждать, и трупы нетерпеливых братьев ступеньками ложились к престолу Большого Лика; братьев, так и не научившихся ждать, а теперь - поздно.
Учиться надо вовремя.
Все надо делать вовремя. Время камни разбрасывать и время собирать, как любил говаривать покойный наставник при дворе, удавленный за неучтивость. Разбрасывать так, чтоб падали, куда положено и на кого положено (князь вспомнил свой полк легких пращников и довольно пожевал губами), и собирать тоже надо с умом. Без ума собрал, свалил в кучу - холм получился, а кому тот холм нужен? Разве что на могилу, для вечной памяти, и то...
А попадется толковый каменщик - и лягут камни в основу столичного храма Инара-Громовержца; поклонятся людишки грозному князю неба, глядишь и ему, земному князю охотней кланяться станут.
Хорошая вещь - вера. Полезная, дорогостоящая... сколько запросит Хаом за слово о храме?.. не базар здесь, не поторгуешься...
"Вера...
- думал молодой послушник Махиша, разглядывая своего знатного ровесника.
- Ишь, словно купец: весы вынул и прикидывает, сколько барыша достанется... Шалишь, князюшка, с огнем играешь! Будет барыш, да не тебе..."
Послушник хмуро глядел, как напускное безразличие застывает на лице гостя равнодушно-приветливой маской династии, выдержавшей и вой степняков, и каменные ножи староверов, и многое другое... ох, многое, бессчетное, гулевое; веками выдержанное, отстоянное!..
А плащ княжеский; алое, золотом шитое корзно волочилось по грешной земле, в пыли - пойдет дождь, и пыль станет грязью, а плащ станет неотличим от дерюжной накидки послушника Махиши...
Где князь, где холоп?.. Не запутаться бы, не ошибиться...
Именно эта мысль - глупая, пустая, ядовитая - занозой сидела в мозгу ученика несговорчивого волхва Хаома; сидела и упорно не хотела вылезать.
Махиша глядел на князя и вспоминал изнурительные часы медитаций под Грозовым деревом, когда он из последних сил прорывался внутренним взором к тайному Алтарю Инара-Грозовика, вне дорог человеческих, вне реальности и понимания - где сливаются воедино все алтари в храмах и капищах, где вера людская становится бытием, как весенние ручьи, ручейки и просто талые струйки сливаются в страшную, упругую стихию взбунтовавшегося половодья...
Ах, вера, вера, вера людская! Кто тебя хоть раз вкусил... жрецы, маги, шаманы, ясновидцы, пророки - Предстоятели!..
Трижды видел он - словно в бреду - тот Алтарь, и косматое, гневно-смеющееся лицо над ним; и оба первых раза это было знакомое лицо волхва Хаома, а в третий... Махишу вновь сотряс озноб лихорадочного возбуждения - он вспомнил!
Вспомнил невероятное чувство всесилия, вспыхнувшее в нем в тот сладостный миг.
Он видел свое лицо.
Махиша, скрестив ноги, сидел под Грозовым Древом, и лопались нити между его сущностью и существованием; и закрытые глаза послушника видели Всеобщий Алтарь, над которым хохотало лицо нового Махиши в обрамлении беснующихся молний... Тогда он впервые понял - глядя одновременно снизу вверх и сверху вниз - понял две истины.
Нет, не две - три.
Он понял, что богов - нет. Нет Стоящих над миром - но есть Предстоящие. Молчащие в тени. Те, кого ждут князья.
И эта истина, в ее бесстыдной наготе, заставила его покачнуться.
И еще он понял, что время волхва Хаома прошло. Насовсем. Новое нынче время. Предстоящее. Его время, Махиши - сегодняшнего Предстоятеля Инара-Громовержца.
И эта истина вновь позволила ощутить опору и устойчивость.
А потом он понял, что наставник сам назначил день откровения, сам выбрал время дара и час ухода - и последняя истина обожгла предчувствием грядущего.
- ...Ты что, парень, умом тронулся?! Или оглох не вовремя?.. Доколе мне ждать, идол?!
Махиша не ответил. Он неотрывно смотрел на Грозовое дерево и высохшего человека рядом с ним; он даже не расслышал окрика раздраженного князя. Он слышал совсем другое.
То, о чем молчал сейчас волхв Хаом - на пороге между прошлой силой и будущим бессилием.
И Махиша, повинуясь невысказанному приказу учителя, шагнул вперед и встал на пороге между прошлым бессилием и подступающей силой.
И снова увидел Всеобщий Алтарь. И улыбнулся, вскидывая мощные, бугристые руки знакомым жестом. Жестом, которого раньше не позволял себе в самых затаенных мечтах.
Князь с удивлением покосился на юродствующего бездельника, хотел было что-то сказать, осекся - и задохнулся от жара опалившей его лицо вспышки.
...Они стояли рядом. И вспыхнули они одновременно - когда два огненных бича вырвались из беременных грозою туч и опоясали уходящих в Ничто.
Старое Грозовое дерево и старого волхва Хаома.
Ликский властитель вскочил, потрясенно протирая глаза и пытаясь сквозь выступившие слезы разглядеть чадящие, багровые факелы - один большой, другой - поменьше; и крупные капли обрушились на его плечи, укрытые алым шелком; и гром, хрипло-шершавый гром, и слипшиеся волосы на лбу, и недвижный, страшный послушник рядом...
Началась гроза. И Громовой Инар гнал свою бронзовую колесницу, с грохотом подскакивающую на выбоинах неба.
Началась гроза. И закончилось время волхва Хаома. Ученик помог учителю уйти, уйти гордо и честно, и в час ухода они стали вровень.
Хорошо уходил волхв... ай, хорошо... Махиша отвернулся и вытер мокрое лицо. Зря, конечно, все равно дождь...
