Безумец Кармы полз — идти он больше не мог, последний удар раздробил ему колено, и обнажившаяся кость страшно белела во мраке.
Но он полз.
И волочил за собой диск.
«Каким путем поведете вы этого беспутного, — кричали восемь столетий, пронесшиеся над обителью, и скорбно молчали призраки во главе с Бородатым Варваром, — Просветленного, обладающего безграничными сферами, у которого нет ни привязанностей, ни желаний, сбивающих с дороги?!»
Каким путем?
А манекены все били и били...
Исковерканное существо выбралось из мелькания и грохота на том конце галереи; оставляя за собой кровавый след, полураздавленный червь рывками двинулся дальше, подолгу оставаясь на одном месте и содрогаясь в агонии, но время шло, червь дергался и полз вперед.
Волоча за собой диск, чудом оставшийся невредимым.
Вскоре он скрылся из виду.
***...Долго, очень долго люди в Лабиринте не могли шевельнуться.
Каким путем вы поведете...
Застывшие манекены молчали.
Они тоже не знали — каким?
Наконец Маленький Архат шевельнулся, неловко сделал первый шаг, словно забыв, как это делается, и побрел обратно, в тайную комнату мумий.
Малыш-инок не оглядывался, да это было и ни к чему: остальные послушно шли за ним.
Лань Даосин поддерживал судью Бао; несколько раз Змееныш пытался с другой стороны помочь идти выездному следователю, грузно навалившемуся на щуплого даоса, но Железная Шапка только сверкал очами из-под косматых бровей, и лазутчик жизни отставал.
Дойдя до заветной комнаты, малыш-инок надолго застыл на пороге; его не трогали, не пытались заглянуть через голову... Маленький Архат вытер слезы и шагнул внутрь, уступая дорогу.
Перед строем мумий навзничь лежал человек.
Не похожий на человека.
Как безумец Кармы, монастырский повар Фэн сумел доползти сюда — оставалось загадкой Лабиринта, одной из многих.
Рядом с нелепо вывернутой головой человека, краем касаясь треснувшего затылка, лежал диск из полированного ясеня.
Между поваром и недвижным Бодхидхармой; как раз на середине.
И трещина змеилась по дереву, вспарывая годовые кольца, словно страшный удар расколол одновременно и голову, и диск.
Поверхность диска была чиста, лишь сбоку робко прилепился один-единственный иероглиф.
«Цзин».
Чистое.
Даос неуклюже взмахнул свободной рукой, и на ближайшей к поверженному Фэну стене проявился смутный контур...
***Они стояли скудной цепью на холмах, на границе миров Желтой пыли.
А равнина перед ними была пуста, и ветер качал пушистые метелки трав.
Они стояли скудной цепью.
И небожитель Пэнлая, стоявший под стягом с изображением осла и надписью: «Ваш покорный слуга», недоуменно озирался по сторонам.
***Маленький Архат наклонился и ладонью стер с треснувшего диска последний иероглиф.
— Пошли, — тихо сказал малыш-инок, не зная, что в эту самую секунду государь Хун Ци счастливо расхохотался знакомым смехом, разбил о перила Тайхэдяня диск из белой яшмы и острым краем перерезал себе горло.
Завершив Эпоху Обширного Благоденствия.
— Пошли, — повторил Маленький Архат.
Но еще долго они стояли без движения, рядом с мумиями и безумцем Кармы; а ветер на стене все играл с травами, осыпая светящийся пух...
7Этой ночью патриарху Шаолиня, похожему на журавля старику, приснился удивительный сон.
Удивительный еще и тем, что снов престарелый отец-вероучитель не видел вот уже... много, очень много лет.
Ему приснилось, будто стоит он пополудни в совершенно пустынном дворе монастыря, рядом с кухней, почему-то не удивляясь отсутствию братии, а неподалеку, на каменном парапете, примостился одетый в синий халат Будда Шакьямуни и играет сам с собой в облавные шашки.
Отец-вероучитель подошел ближе и встал за спиной одинокого игрока.
Доска-шашечница Просветленного, Сиддхартхи, Сидевшего под древом Бодхи, Победителя Мары, вопреки всем правилам была круглой, а на двухцветных шашках красовались небрежно написанные иероглифы «цзин» и «жань».
— Ты умеешь шевелить ушами? — не оборачиваясь, спросил Будда, и вдруг одним движением смешал шашки в кучу.
— Умею, — уверенно ответил патриарх, глядя, как шашки одна за другой скатываются с доски на парапет с парапета — на землю и разбегаются по всему двору на коротеньких кривых ножках.
Он никогда не пробовал шевелить ушами, но сейчас это было не важно.
— Хорошо, — задумчиво пробормотал Будда Шакьямуни, и его собственные уши — удлиненные, с изящно оттянутыми вниз мочками — медленно задвигались.
Более прекрасного зрелища отец-вероучитель не видел за всю свою жизнь.
Проснувшись, патриарх обители некоторое время лежал без движения, вспоминая сон.
«Сегодня что-то произойдет, — подумалось ему. — Сегодня обязательно что-то произойдет...»
После окончания рассветной медитации, общей для всей братии, к отцу-вероучителю подошел встревоженный наставник Лю.
— Трижды прошу прощения, великий учитель Закона, — запинаясь, что на него было совсем непохоже, произнес огромный, как слон, учитель воинского искусства. — Но нынешней ночью мне снилось... мне снился...
«Будда! — чуть не вырвалось у патриарха. — Спрашивал: умеешь ли ты, Лю, шевелить ушами?!»
— Мне снился Лабиринт Манекенов, отец-вероучитель. Мне снилось, что огромная змея свила там гнездо, и змееныши теперь расползаются по всему подземелью. Я встал очень обеспокоенным, отец-вероучитель...
Их разговор прервал один из наставников-шифу.
Церемонно извинившись, он сообщил, что кому-то из монахов послышался шум, доносящийся из монастырских подвалов — и даже, похоже, из самого Лабиринта.
Еще месяц назад патриарх мог бы оставить это без внимания — мало ли что мерещится братьям? Но сейчас, в преддверии осады...
Не прошло и получаса, как братия столпилась у входа в подвалы. Первыми стояли наставники-шифу и клейменые сэн-бины, вооружившиеся пестро, от парных боевых колец до двуручных клевцов — «тигры и драконы» давно уже доказали свое право иметь любимое оружие; следом взволнованно переговаривались «опоясанные», сжимая сабли и прямые мечи, а за ними уже вовсю шумели молодые монахи.
Шум успел достичь апогея, а наставник Лю совсем было собрался первым спускаться вниз, выставив вперед одновременно алебарду и секиру на укороченном древке — парное оружие, которым мог сражаться только этот гигант; но внешняя дверь подземелий неожиданно открылась, и детская фигурка появилась в самом низу лестницы.
— Что... что это означает? — ошалело выдохнул наставник Лю, отступив на шаг.
— Явление антивирусной программы из загрузочного сектора, — отозвался Маленький Архат, обессиленно выбираясь наверх.
Он очень устал — секретный выход из комнаты мумий почему-то отказался открыться, пришлось идти через Лабиринт, и хотя проклятое подземелье на этот раз даже не подумало угостить их хоть какой-нибудь каверзой (бревно над шелковой нитью, стрела из боковой ниши и те почему-то не сработали!), но все равно путь измотал Маленького Архата до предела.
— Что?.. — глупо повторил наставник Лю.
Только что он второй раз в жизни порезался о лезвие собственной алебарды; первый раз случился тридцать восемь лет тому назад, когда юный инок Лю впервые взял в руки оружие.
— Это такой «гун-ань», Лю, — вместо малыша пояснил идущий следом преподобный Бань. — Специально для тебя. Сумеешь найти ответ — станешь Буддой. Да не стой ты столбом, лучше помоги почтенному Ланю вытащить судью — надорвется ведь даос...
И наставник Лю, сложив оружие на землю, послушно отправился помогать даосу.
