— Это учебный материал. Потренируйся на них. Много из них, конечно, не извлечешь, однако начинать лучше с хорошенько ослабленых. Здоровые сопротивляются. Готов? Смотри.
Женщина ахнула, и умерла.
— Пробуй сам.
Третьей оказалась девочка лет семи. Хорошенькая — даже под слоем грязи. Испуганная — но не очень, скорее всего просто не до конца понимающая, куда попала.
— Берешь…
В камере был сосуд. Просто сосуд. Бумажный стаканчик с жизнью. Ну же! Заставь себя, выпей! Это просто сосуд.
— И…
Девочка наклонила голову и посмотрела ему в глаза — удивленно. Не испуганно. Именно удивленно.
— Пьешь!
Чужая жизнь обожгла горло, как хороший коньяк, скользнула в грудь и в живот, прокатилась горячей волной по всему телу, погасла. Выпил. Стаканчик — выбрось. Он никому не нужен.
— Понял? Вижу, понял. Ну вот тебе объект посложнее, давай, тренируйся…
Утро прошло без малейших последствий, без головной боли, жажды и слабости; и даже проснулся он от слегка подзабытого ощущения внизу живота.
Да-да, и еще какого!
— Хм, — сказал Магус и припомнил обаятельную вампиршу.
Воспоминание оказалось в руку — вместо привычных уроков Анастас повел его к Йорну. Как обычно, вампир был краток.
— Ты удовлетворен?
«Нееет!!!» — очень хотелось крикнуть в ответ. — «Нисколечко! Я хотел бы продолжить обучение, хотел бы узнать все ваши секреты и тайны, изучить все ваши методы!». Но вслух, разумеется, Магус сказал иное и тоже краткое:
— Да.
— Был рад познакомиться.
Вот так. Вот и все.
— Я тоже.
— Когда уезжаешь?
Разумеется, на лице мумии прочитать что-то было непросто, но все же Магусу показалось, что Анастас слегка сожалеет.
— Да хоть сегодня. Но лучше, конечно, завтра с утра. Слушай…
Он сделал вид, будто идея только что пришла ему в голову.
— А не повторить ли нам вечерок, а? Пригласить Магду, и эту, как ее… Люду? Вина наберем, развеемся слегка напоследок.
— Магду? — Анастас, похоже, слегка задумался. — Ну, Магду, конечно, можно. А вот с Людой вряд ли что-то получится…
— Это почему?
Позже он много раз клял себя за этот вопрос. И сразу же после него — тоже клял. И через множество лет, пройдя сквозь чудовищную войну, через страшные испытания, своими глазами увидев действие такого оружия, перед которым меркли все природные катастрофы — тоже жалел.
— Так она же к Магде попала, — Анастас посмотрел на него, как на трехлетнего малыша.
— И что?
— Как — что? Что после вампирского ужина остается — не годится даже как зомби. Можем, конечно, поискать ее среди скелетов — но оно тебе надо?
Он то ли не заметил состояния Магуса, то ли сознательно дожал, додавил, добил его, окончательно превратив в некроманта:
— Впрочем, я думаю, ты больше Магдой интересуешься… ну и отлично. Себе я что-нибудь подберу.
Они говорили. Уже через полчаса Магус не смог бы вспомнить, о чем, но сам факт разговора — тихого и приятного, веселого — но с легкой грустинкой, непрерывного — но непрерывающегося был очень приятен.
Они сидели рядом — и сначала Магус положил-было руку женщина на колено — но сам почувствовал фальшь и ненужность этого. Не было смысла чувствовать рядом тело, если сливались души.
Они занимались любовью — и это было, конечно, прекрасно… но Магус готов обманывал сам себя, когда сам же себя убеждал, что все дело в сексе.
Нет.
Это был не секс. Это был не просто секс. Все желающие могут сравнить проститутку, пусть самую умелую, опытную и дорогую — и любимую женщину.
И наконец, уже перед рассветом, Магус признался ей в том, в чем боялся признаться себе самому.
— Милый, — сказала вампирша. — Но это же невозможно. Вы же холодные, расчетливые и владеющие собой при любых обстоятельствах. Спасибо тебе, конечно… мне было очень приятно это услышать… но.
«Но» было произнесено именно так — с точкой.
Он попытался ее убедить. Словом и делом.
Дело получилось великолепно, но…
— Дорогой, — мягко улыбнулась вампирша. — Ты же дипломат и шпион. Вас же наверняка учат тому, чем ты сейчас занимаешься. Должна заметить, что ваша школа добилась немалых успехов… это была волшебная ночь! Но.
И снова «но» прозвучало с точкой в конце.
Уже слабо владея собой, Магус пообещал ей то, от чего теряют голову абсолютно все женщины.
— Любимый, — произнесла вампирша, и Магус почувствовал, как теплая волна заливает тело. — Все-таки мы не пара. Извини, я никак не желаю тебя обидеть… постарайся не обидеться, хорошо? так вот… у нас есть легкая разница в возрасте. Она в общем-то не так уж и велика, но.
В этот раз точка после «но» была очень большой.
— Я буду очень рада увидеть тебя… — сказала перед уходом Магда, и сердце его запрыгало. — …когда ты приедешь еще раз.
И Магус понял, что сделает, все, все, абсолютно все, и даже немного больше — чтобы договор состоялся.
И плевать ему на лагеря смерти, конвеер, преобразователь, зверства и репресии на захваченной некромантами территории, маленьких девочек, не понимающих, что из них сейчас высосут жизнь.
Но Магда ушла.
— Слушай…
Магус внимательно глянул Анастасу в глаза. Глаза, разумеется, были мутными, и прятались далеко в узких щелях глазниц, и лицо было неподвижным, и кожа — серой, и волосы — тусклыми…
— Тебе сколько лет? Хоть примерно.
— Да за триста перевалило. А что?
— А…Магде, не знаешь, случайно?
— Точно не знаю, — некромант равнодушно пожал плечами. — Она вроде бы чуть постарше. Ну… лет шестьсот-восемьсот. А что?
— Да нет, ничего… просто интересно стало. Ладно, до свидания!
«И надеюсь, что оно все-таки состоится…»
Магус был уверен, что Гринберг начнет извиняться и хотя бы сделает вид, что чувствует себя виноватым. Что скажет: «Мальчик мой, я очень рад, что все хорошо кончилось, и ты же понимаешь, что все это было сделано исключительно для процветания нашего Острова». Что поинтересуется его здоровьем. Что начнет жадно расспрашивать о технологиях некромантов, о методах управления мертвым войском.
Нихрена.
Первый же вопрос был о хаоситах.
— Видел?
— Да.
— Отлично, мой мальчик, просто отлично. Я и не сомневался, что ты справишься. Ну-ка, рассказывай поподробнее.
И только выложив все, Магус вспомнил, что собирался превратить Гринберга в кучу ледышек или, по крайней мере, публично разоблачить мерзавца. Перед советом магов, к примеру.
— Ты не представляешь, мой мальчик, сколько ты сделал для нашего Острова. Будь уверен, каждый час, каждая минута твоей командировки были для нас пыткой. Когда ты… заболел — мы здесь чуть ли морды друг другу не били, спорили — вытаскивать тебя, или все же не оскорблять такой поспешной эвакуацией. Ты справился. Боже мой, парень, ты справился превосходно! Мы все гордимся тобой!
Он снова уселся в кресло.
— Мальчик мой, как превосходно ты все-таки поработал. Ты даже сам не представляешь, как. Ах, если бы еще опознать этого хаосита, если бы послушать его голос… ты же не откажешься дать мне заглянуть в твою голову, парень?
Полчаса назад Магус с удовольствием заглянул бы в голову Гринберга. Не в том смысле, разумеется, который был заложен в вопросе: не в мысли, настроения и воспоминания, а в буквальном. Ударить его льдом, разбить этот толстый, нависший над лицом лоб…
Если кто-то заглянет в его мозги, то встретит там Магду.
Некромантку. Вампиршу. Шлюху.
И странную, извращенную любовь к ней.
— Это так уж необходимо? — язык не слушался.
— О, нет, мальчик мой, если это тебе неприятно, то, конечно, не стоит!
Гринберг отмахнулся.
— Черт с ним, ничего особо нового мы не узнаем. Ты прекрасно все рассказал, и я уверен, что наши аналитики будут танцевать от восторга. Нет смысла тянуть из тебя жилы только для того, чтобы узнать, с кем ты весело провел вечер.
Магус оторопел, а Гринберг вдруг подмигнул.
— Брось, сынок, все мы люди. Ну, почти все. Пока маленькие слабости не заслоняют основной цели, на них можно не обращать внимания. Надеюсь, это была не вампирша?
— Нет, — соврал Магус, прежде чем успел что-то сообразить.
— Вот и славно.
Гринберг снова встал, и протянул ему руку.
— Еще раз спасибо тебе, мой мальчик. Что ж, надеюсь, тебе хватит недели для отдыха.
Магус, собиравшийся отдыхать от поручений Гринберга лет тридцать, вдруг понял, что да, недели будет как раз достаточно.
— Ах, да.
Гринберг произнес это с таким видом, будто действительно только что вспомнил.
— Пока тебя не было, я убедил наше сборище не унижать тебя деньгами и повышениями, а наградить кое-чем посущественнее. Вот.
Деревянная коробочка была маленькой и даже не обтянутой бархатом. Тем не менее, у Магуса вдруг пересохло во рту.
— Надо было бы обставить все церемонно, но я-то знаю, как ты относишься ко всей этой дребедени…
Вообще-то Магус ко «всей этой дребедени» относился никак. Не было еще случая испытать «всю эту дребедень» на собственной шкуре. И, наверное, не так уж неприятно было бы, если бы вдруг ему перед строем, на глазах у всех друзей и сотрудников, вручили что-нибудь эдакое… знак доблести, например…
Коробочка будто осветилась изнутри и стала прозрачной. Бронзовый крест надменно блеснул золотой вставкой.
Магус почувствовал, как приподымается над землей. От гордости, разумеется, а не от соответствующего заклинания. Потому что, насколько он помнил, еще никто из соратников не начинал коллекцию наград с Креста Королевы.
Неделя промелькнула на удивление быстро, и как-то… скучно.
Скучно было ходить на сборища болтунов (и, кстати, никакая сволочь не поздравила его с наградой… обидно!), скучно было работать над совершенствованим заклинаний (а зачем? лед явно был на порядок слабее умения поднимать мертвецов; но кто ж ему даст заниматься этим здесь?); скучно было проводить время с девушкой (ох и дура… и в постели — бревно-бревном!), и скучно было надираться пивом в ближайшем пабе. Пивохлебы спорили о каких-то глупых вещах, о том, кто выпьет больше, или плюнет дальше, или удержит в одной руке сколько-то там бокалов — разумеется, тоже с пивом. Хозяину пришлось даже завести специальную книгу для записи подобных рекордов.
Магус смотрел на посетителей, и думал, что для превращения их в зомби не нужно много усилий.
— …не умеют деньги считать. Так мало того, они еще и пытаются вытеснить с поля тех, кто это делать умеет!
Сказавший это чем-то неуловимо напоминал Гринберга — был невысок, кругл и черняв, и глаза имел выпуклые — то ли от рождения, то ли от пива.
— …причем вытеснить не проблема, — продолжал нетрезвый оратор. — Нам-то что, деньги и знания — актив нематериальный, перебросил в другую страну — и пусть трудятся там! Но сами-то некроманты, оставшись без разумного управления! Да их экономика сдохнет через три года! Да они просто вынуждены будут прийти, и кланяться в ноги, чтобы наши вернулись, и все наладили!
Оратор явно путал трактир с Гав-парком.
— А ведь с тех пор экономика сделала шаг вперед! Цивилизованная страна не выживет без кредитов и займов, а кто их даст? В результате, некроманты обанкротятся даже раньше!
Толстяк отхлебнул сразу пол-бокала, и провозгласил:
— Вот тогда-то мы и придем!
«А не боишься, что они придут раньше?» — чуть было не ляпнул Магус, этот вопрос уже задал кто-то из слушателей.
— Вы издеваетесь, сэр? — оратор захохотал. — Бояться кучки ублюдков, без флота, почти без армии, без ресурсов для хотя бы годичной войны! Да им разве что с карликовыми государствами воевать! но не будет и этого! Потому что, как вы, несомненно, знаете, наше правительство никогда этого не допустит.
Магус слушал, и в то же время вспоминал колонны мертвецов, колокол и катриллион с «горячим резервом», подводную лодку в проливе и страшный взгляд Йорна.
Яна Дубинянская
Фелиси
Фелиси нравился доктор. Он был уже немолод, но какое энергичное, по-настоящему мужественное лицо! Какая стремительная, уверенная походка, и какие широкие грудь и плечи! А глаза, в которых порой вспыхивал странный внутренний блеск — это были глаза подлинного рыцаря Науки, ее фанатика, который во имя нее не остановится ни перед чем.
Почти каждый день доктор приносил Фелиси коробку шоколадных конфет. Конечно, он говорил, что это лекарство — будто шоколад повышает давление и вообще помогает против малокровия и анемии, но стоило Фелиси обмолвиться, что ее любимые конфеты — «птичье молоко», как на ее столе стали появляться именно они.
Фелиси не была красавицей. Она была «очаровательной блондиночкой» — не очень высокой, в меру пухленькой, с тонкой талией, большими голубыми глазами и маленькими детским ручками. Она с детства считалась очень болезненной, хотя всегда была веселой и подвижной. Всегда — но только не при докторе. К его приходу Фелиси даже иногда наносила себе под глазами голубые тени — достаточно легкие, чтобы не портить ее фарфорового личика, но и достаточно заметные, чтобы можно было томно откинуться в креслеи произнести слабым голосом: «Сегодня ночью я так и не смогла сомкнуть глаз, доктор…»
Близилось время его ежедневного визита, и Фелиси сосредоточенно повертелась перед зеркалом, оправляя складки удивительно шедшего ей пеньюара — голубого, воздушного, всего в кружевах и оборочках. Положение больной позволяло ей не делать прическу, но это не значит, что она не завила как следует свои в беспорядке спадавшие на плечи белокурые локоны. Приготовившись надлежащим образом, Фелиси спустилась в сад, чтобы первой встретить доктора в ажурной тени беседки.
Вот он показался на том конце аллеи и приближается стремительными шагами, наклонив вперед большую львиную голову. Вот он заметил среди пестрых пятен света и тени ее голубой пеньюар и повернул в ее сторону резко, уверенно. Только за такого человека и стоит выходить замуж.
— Доброе утро, мисс Фелиси.
— Доброе утро, сэр Гарнвей.
Она протянула ему руку — медленно, ведь это очень красивая рука. Доктор осторожно взял ее запястье двумя твердыми квадратными пальцами, и его узкие губы зашевелились, считая пульс. Фелиси откинулась на ажурную спинку скамейки и полузакрыла глаза.
— Пульс очень слабый, — сказал доктор, отпуская ее руку. — И, должен вам сказать, результаты анализов тоже неутешительны Гемоглобин резко падает, и я не могу понять, почему…
Он умолк, и Фелиси вздохнула — тяжело, с чуть слышным стоном. Он должен понять, что она, такая несчастная и слабая, нуждается в защите…
— Фелиси — означает счастье, — вдруг медленно произнес доктор. — Но куда оно приведет вас, это счастье? — и тут же, без всякой связи с предыдущим:
— Вас часто жалят комары, мисс Фелиси?
Она вскинула глаза. Неужели он заметил этот маленький прыщик на лбу, который она так тщательно припудрила и прикрыла прядью волос? Но если заметил… пусть это только подчеркнет ее беззащитность.
— К сожалению, да, доктор. Иногда я всю ночь не могу уснуть от их ужасного запредельно-высокого звона. В доме столько людей… но они почему-то выбирают именно меня.
Доктор кивнул головой — так, будто услышал именно то, что ожидал, и протянул руку к своему саквояжу. Вот сейчас она, наконец, появится коробка шоколадных конфет, по поводу которой Фелиси уже начала беспокоиться. Удивительно вкусные конфеты «птичье молоко»… Не может быть, чтобы доктор носил их ей только как пациентке.
