Старик остановился в центре площади, не переставая крутить ручку шарманки, установил ее на складной треноге, скомандовал дракону: «Сидеть», повесил ему на шею табличку с какой-то надписью, кинул свою шляпу на брусчатку и не лишенным приятности голосом запел. Пел он старинную балладу о доблестном рыцаре О. Вайланге, ушедшем в поход в Святые Земли, чтобы завоевать сердце прекрасной дамы Эмилии. В честь этой самой Эмилии совершил он немало подвигов, в одну харю одолел кучу злющих гоблинов, троллей и циклопов, изничтожил добрую дюжину великанов и одолел ужасного дракона. После каждой победы он посылал любимой алую розу. И весть о каждой новой победе доблестного рыцаря О. Вайланга заставляла трепетать сердце прекрасной леди Эмилии. Когда, наконец, доблестный рыцарь О. Вайланг, победив кого только можно, повернул боевого коня в сторону родного города, где ждала его дама сердца, огромная орда речных гоблинов окружила его и потребовала отречься от любви. Но рыцарь гордо отказался предать светлый идеал любимой и пал в неравной битве. Безутешная Эмилия похоронила своего возлюбленного, после чего до самой смерти не смотрела на мужчин, носила только черное и умерла, собственно, на могильной плите павшего героя, прижимая к груди букет алых сушеных роз, каждая из которых напоминала ей об одном из подвигов любимого.
Песенка была жалостливая, но, на мой взгляд, не логичная. Во-первых, с какой стати гоблинам заставлять рыцаря от кого-то там отрекаться? Вряд ли они подозревали даже о существовании какой-то там Эмилии. И на хрен им не уперлась эта самая Эмилия! Скорее всего просто бродячие гоблины решили поживиться кошельком, конем да латами странствующего рыцаря, вот и пустили ему кровь. Во-вторых, если рыцарь погиб в Святых Землях, как прекрасная леди Эмилия могла его похоронить? Кто тело доставил?
В-третьих, рифма в балладе местами сильно хромала. Скорее всего старик-шарманщик просто заменил горных орков на речных гоблинов из соображений политкорректности. После последнего замерения указом герцога орков ругать категорически запрещалось.
Хотя с чего это я ударился в критиканство? С какой стати? Послушать нашу эстраду, вот где кошмар. Одни эти «муси-пуси» чего стоят. Или «Ты целуй меня везде — восемнадцать мне уже» — офигенная рифма! А тут — красивая история о любви, почти готовый сценарий для любовного сериала. И еще имя этого рыцаря смутило, О. Вайланг. Где-то я его определенно слышал.
Старик тем временем закончил петь и кивнул мальчику, который уже успел обрядиться в игрушечные латы, очень похожие на настоящие: шлем, кирасу, алый плащ. И в таком вот виде пацан оседлал палочку с головой коня и, вооружившись копьем с длинным полосатым древком, начал «наезжать» на дракона. Судя по комментариям старика-шарманщика, малец изображал исторический бой доблестного рыцаря с драконом. Дракон-недомерок охотно мальцу подыгрывал: щетинил гребень, пятился, щеря пасть, рычал и изрыгал из пасти пламя. Но факелок у него получался жидким, больше дыма, нежели огня, а шипение совсем не впечатляло. В финале «битвы» пацан таки умудрился ткнуть дракошу своим копьем прямо в «сердце», дракон испустил душераздирающий стон, опрокинулся гребенчатой спиной на брусчатку и «издох», задрав лапки. А «доблестный рыцарь» поставил на тушу ногу и победно протрубил в рог.
«Бой» закончился, публика зааплодировала, в шляпу посыпались медь и даже серебро. Дракон поднялся на лапы и начал раскланиваться во все стороны. Что ж, стоит признать, роль свою сыграл он неплохо. Тут я разглядел, что было написано на табличке, украшавшей его грудь: «Дракон Мышат. Ранен в неравном бою с гоблинами. Подайте на лечение в Камелоте». Господи, везде одно и то же…
А меж тем мне стоило поторопиться. Великий маг вряд ли привык долго ждать. Я еще раз оглядел площадь и заметил подсказку. Еще один истукан держал над головой светящийся голубым фонарь, рукой указывал в сторону переулка. Я подошел к статуе, осторожно рассмотрел ее лицо. Те же грубые черты, тот же рот — щель, как у истукана на Мясной площади и у таверны. А лицо другое, совсем другое, нежели у тех, что попадались мне раньше.
— Не совсем приятное зрелище, да? А ведь когда-то этот парень неплохо пел смешные песенки. Теперь вот стоит столбом с легкой руки вашего О. Раньи, — услышал я за своей спиной. Повернулся, да так и замер. Передо мной стоял эльф, самый настоящий эльф. Высоченный — явно за два метра, в зеленом плаще, с белыми вьющимися волосами. За спиной у него виднелся странно изогнутый лук и колчан со стрелами. Судя по одежде, эльф был явно из знатных, пальцы его украшали серебряные перстни, на груди висела массивная серебряная же цепь с крупными драгоценными камнями, на поясе — короткий меч в богато украшенных ножнах.
Эльф щелкнул пальцем по носу истукана, хмыкнул, повернулся ко мне спиной и подошел к прилавку с цветами и кореньями. Тут же я вновь услышал его резкий голос:
— Эй, откуда у тебя цветы папоротника, смертный?! Отвечать! Отвечать мне! Такой папоротник цветет только в Эльфийских лесах! Смертным входить туда запрещено договором! Откуда у тебя (он сделал особо ударение на «у тебя») эти цветы? Ты не можешь торговать этими цветами!
Торговец — жабообразный мужчина с необъятным брюхом, кое-как затянутым в халат, гулко расхохотался. По всему, устрашающий вид эльфа его совершенно не устрашил.
— Господин эльф, не хватайтесь вы за свой меч и не мечите таких молний из глаз, — пророкотал жирдяй. — Это вам не Синие Эльфийские леса, господин эльф, и не долина Луиарры. Это Арроххон. Здесь торгуют чем хотят, когда хотят. Купите лучше корень мандрагора, господин эльф, кстати, из тех же мест и…
Торговец не договорил — эльф ударил его заклятием. Так, не очень сильно ударил, скорее отвесил пощечину. Вернее, хотел отвесить. Потому что вокруг толстяка немедленно образовалось голубоватое сияние, заклятие, срикошетив, багровой молнией ушло в сторону и раскололо один из булыжников мостовой. Брюхо торговца заколыхалось:
— Ха-ха-ха… Шли бы вы дальше, господин эльф, если не хотите ничего покупать. А то ведь кликну магическую стражу, за применение магии на торге мало вам не покажется…
— Да как ты смеешь, презренный смертный, — прошипел эльф. Но чем кончилась ссора, я так и не узнал, потому что кто-то дернул меня за край плаща.
— Эй, парень, хочешь сыграть или узнать свою судьбу? — услышал я голос откуда-то снизу. Под статуей, прямо на брусчатке мостовой сидел слепец. Откуда он тут появился — понятия не имею. Могу поклясться, еще минуту назад его здесь не было. Перед слепцом стоял небольшой деревянный бочонок, на котором белели игральные кости.
— Я бедный студент, у меня денег нет, — ответил я привычно.
— Тогда сыграем на часы, что у тебя в суме, — предложил слепец.
— Откуда ты знаешь, что у меня в суме? — удивился я.
— Я слеп, но не глух, — улыбнулся слепец. — Я даже слышу, как сыплются песчинки в колбах твоих часов.
— Ну, допустим, а что поставишь ты?
— А вот. — Слепец вытащил из-под плаща холщевый мешочек и вытряс из него кучку костей. Судя по виду — куриных.
— И эти кости — твоя ставка? — засомневался я.
— Кости? Ты сказал кости? — удивился слепец. — Это не совсем кости, вот смотри.
Слепец взял на ощупь одну из косточек, положил на ладонь, погладил ее и вдруг с хрустом переломил пополам.
— Уф-ф-ф, — вдруг громко выдохнул… истукан и опустил руку с фонарем. Другая рука продолжала указывать в сторону дома господина О. Раньи.
— Что, Сибба, тяжело быть чучелом? — участливо спроси слепец.
— Слов нет, как тяжело, — раздалось из щели, обозначающей рот истукана, — особо когда рука затекает.
— Так надо было думать о последствиях, когда поешь частушки о магах Арроххона и особо о мэтре О. Раньи. Я ведь предупреждал, — хихикнул слепец.
— Предупреждал, кто спорит. Надо было думать, — со скрипом кивнул головой истукан, вдруг резко поднял руку с фонарем над головой и замер. Косточка вспыхнула в ладони мага бенгальским огнем и исчезла.
Я стоял ошарашенный. Вот тебе и слухи…
— Но это так, мелочь, — пояснил слепец, показывая другую косточку, — а вот заклятие, которое заключено здесь, даст вам власть над любой статуей на целую минуту! А знаешь, что может произойти всего лишь за одну минуту?
Я знал, футбол, хоккей посматриваю, а уж баскетбол и подавно.
— Хорошо, давай сыграем, — согласился я, прикидывая, что часы мне в общем-то уже и не нужны. Слепец улыбнулся, быстро сгреб кости в ладонь и опустил их в глиняную чашку. Погремев костями, выбросил их на бочонок. Тройка и пятерка, не самый плохой бросок.
— Восемь! — сказал я громко и, собираясь сделать бросок, присел перед бочонком на корточки. Взвесил кости в руке. Тяжеленькие, гладкие. Положил их в чашку, покрутил, бросил. Выпало пять и единица. Причем кубик с единичкой подкатился прямо ко мне, к самому краю днища бочонка. Ткни его чуток пальчиком, он перевернется, и ты — победитель. Но я костей трогать не стал. Выпрямился и с горечью признал свое поражение:
— У меня шесть. Что ж, ты выиграл, часы твои, — сказал я и протянул слепцу спаянные стеклянные колбы в рамке.
— Ой, какие мы честные! — восхитился слепец. — А чего ж единичку не перевернул? Хотел ведь? Знаю, хотел! Только не стал.
— Ну хотел, но не стал, — признал я, сразу засомневавшись, что слепец настоящий.
— И правильно, что не стал. Кости эти заговоренные, обмана в игре не терпят. За обман можно и в истуканы попасть на долгий срок, — и слепец показал большим пальцем себе за спину. — Ладно, будем считать, что игры не было, а был торг. Вот, возьми заклятие, а часы поставь на сюда, на бочонок. И переверни, пусть песок сыплется. Поверь мне, нет ничего лучше, как слушать течение времени.
Я кивнул, осторожно поставил часы на бочонок, косточку положил в кошель и снова повернулся на звук заигравшей шарманки. Оказалось, старик-шарманщик теперь на бис показал мастерство дрессуры: заставлял дракона выполнять команды «сидеть», «лежать», «голос», прикидываться мертвым, выть на луну. Дракончик работал добросовестно, я бы сказал — со рвением. Что ж, признаю, свою похлебку, или чем там кормят прирученных драконов, он заработал. Тут кто-то дернул меня за край плаща. Я обернулся, передо мной стоял мальчик, тот самый, что изображал рыцаря в бою с драконом. Он сурово смотрел на меня, сжимая в руках шляпу шарманщика, на дне которой позвякивала мелочь.
— Ты — чужеземец, — то ли спросил, то ли объявил малец.
— Ну да, — ответил я удивленно.
— Тогда ты должен заплатить. В Арроххоне принято платить, если смотришь представления!
— Но у меня ничего нет, — признался я.
— А ты посмотри получше, — приказал пацан сурово.
Я снял с пояса кошель, вытащил оттуда косточку и демонстративно вывернул его наизнанку. Желудь сухо щелкнул по брусчатке.
— А говоришь, что нет, — сказал парень с явным презрением, быстро нагнулся, поднял орех с мостовой и, воровато оглянувшись в сторону шарманщика, сунул его за щеку. Во дела! Желудь для платы сгодился.
А дракон на площади уже ходил на задних лапах. Не знаю, сколько бы я еще наслаждался этим зрелищем, но тут на ратуше гулко ударил колокол. Половина двенадцатого. Мне пора к магу…
Ворота дома господина О. Раньи охраняли два истукана с алебардами. Они сурово смотрели прямо перед собой, хмуря каменные брови. Словно намекая, что стоит трижды подумать, прежде чем сюда войти. Я подумал, но вошел, благо ворота были открыты. И тут же увидел новых истуканов. Их было много, очень много. Они стояли в две шеренги вдоль широкой дороги, вымощенной зеленоватого цвета камнем, одной каменной рукой держа фонари над головой, другой указывали на двери дома. Вот спасибо, а то бы без вас не догадался, куда идти. Подойдя к фонтану, в центре которого огромный бронзовый кит выбрасывал вверх водяные струи, я все-таки остановился, чтобы рассмотреть дом великого мага. И было на что посмотреть!
Я и до этого знал, что великий маг, господин О. Раньи, очень богат. Но теперь мне стало ясно, что он очень, очень, очень богат. Безумно богат! Только очень, очень, очень богатый человек мог иметь такой дом в Арроххоне. Даже не дом, дворец! Огромный дворец с садом и фонтанами. Подобную роскошь здесь мог позволить себе разве что сам герцог. Только больно уж мрачным показался мне этот дворец снаружи. Эти колонны, эти нависающие балконы и узкие окна-бойницы просто давили. По краям дворца возвышались башни с круглыми крышами-куполами. Да, на мой взгляд — весьма спорное архитектурное решение, хотя, возможно, у великого мага там обсерватория, или еще что.
К дверям дворца вела широкая лестница с перилами. Кажется, из мрамора. У солидного вида дверей замерли еще два истукана в ливреях дворецких. На ливреях был вышит герб господина О. Раньи — змея, сжимающая в пасти золотой ключ. Вот интересно получается, на гербе у мага ключ, а сами ключи он большей частью игнорировал. По крайней мере ни в воротах, ни в парадных дверях дворца я никаких замочных скважин не заметил. А впрочем, зачем магам замки? У них же для этих целей заклинания есть. И по всей видимости, сейчас эти заклинания были сняты — двери во дворец были не заперты. А поскольку истуканы в ливреях распахивать передо мной двери не спешили, пришлось открывать самому. Я не гордый, толкнул дверь и вошел во дворец.
Вот черт! Никого! Не иначе как великий маг вообще предпочитает обходиться без слуг. Истуканы не в счет. Я стоял в центре почти квадратного зала и озирался по сторонам. Благодаря свечам, в обилии расставленным в многочисленных канделябрах и большой круглой люстре под потолком, в зале было довольно светло. Но и это не помогало решить вопрос: а куда, собственно, идти дальше? Где искать мага? Тут одних дверей полдюжины, да еще лестницы наверх. Я подумал и протянул руку к ручке самой большой двери. Но у меня на глазах ручка изогнулась и, вмиг обернувшись змеей, чуть было не вцепилась мне зубищами в палец. Я отпрыгнул, как ужаленный. Вот так дела. Никак не ожидал я от великого мага такой подляны!
И тут я увидел кота. Огромный черный кот неслышно спустился по лестнице, сел в паре шагов от меня и сделал пару умывательных движений лапой. Потом вдруг поднял морду, глянул мне в глаза, громко сказал: «За мнооооуй» — и побежал вверх по лестнице. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за животным.
Честно говоря, после всего увиденного я ожидал, что маг О. Раньи встретит меня как-то особенно. Почему-то представлялся огромный зал со сводчатым потолком, и великий маг в покрытой звездами мантии на высоком троне. Ничего этого не было, ни зала, ни трона, на мантии. Маг сидел за небольшим деревянным столом, откинувшись в глубоком кресле, и задумчиво смотрел на языки огня, пляшущие в камине. Над камином висел портрет молодой женщины невиданной красы, застывшей в танце. Женщина была явно восточного происхождения с огромными черными глазами, с черными же как смоль волнистыми волосами. Не знаю, что за художник ее писал, но написал гениально! Он сумел подметить и запечатлеть именно тот момент, когда женщина полностью отдалась музыке, ритму, очарованию танца.
Да, очень даже знакомый мне портрет и знакомая комната. Если приглядеться в сумраке, то у дальней стены комнаты можно разглядеть что-то вроде алтарного камня с пентаграммой посередине. Именно на этом камне я очутился год назад, когда впервые встретился с великим магом О. Раньи. А маг услышал мои шаги, чуть повернул голову, кивнул и указал пальцем на лавку у стены, обитой темно-синим бархатом. Я присел в уголке, немного смущенный холодным приемом, и тут сообразил, что маг слушает музыку. Надо же, как я смог не заметить инструменты перед камином? Лютня, флейта, пара небольших барабанчиков и еще что-то похожее на небольшую арфу. Музыкантов не наблюдалось, инструменты играли сами. Что-то нежное и совсем мне не знакомое. Музыка завораживала и… усыпляла, честное слово, еще пять минут таких мелодий, и я точно заснул бы. Но маг вдруг громко хлопнул в ладоши, инструменты перестали издавать звуки и словно наперегонки кинулись укладываться в большой открытый шкаф.
Маг повернулся ко мне, и я, наконец, смог рассмотреть его лицо. В этот раз маг был не молод, отнюдь не молод. Лет восемьдесят — не меньше. Седой старик с лицом, изборожденным морщинами. И глаза, такие усталые серые глаза. Нет, не выцветшие, как у дряхлых стариканов, с которых песок сыплется, а именно усталые. Вот эти глаза его и выдали, эка он на суму мою уставился.
— Ты принес? — спросил маг вместо приветствия. Я задержал дыхание и кивнул. Наступал решающий момент. Возможно, самый решающий момент в моей жизни. Все решится именно сейчас.
