Деревья были далеко. Очень далеко. За тысячи, миллионы пространств отсюда, на самом краю поляны, они закружились туманным хороводом, отрезая "здесь" от "там".
Время кружиться отказалось наотрез.
Осталось прежним.
О таком хорошо писать, развалясь в кресле и лениво стуча по клавишам (скрипя гусиным пером?..), прихлебывая кофе (двойной? без сахара?!), наугад переодевая героев, будто похмельный костюмер, в пятнистый камуфляж или тряпье давно минувших дней.
Растягивать время новехоньким презервативом, превращая секунды в минуты
- нет, лучше в часы, лучше в дни, недели! Пускать героя в перемотке ускоренной (а на самом деле не героя - себя, сопливую мечту о неуязвимости, мечту хилого мальчишки, сто раз битого во дворе прыщавыми врагами народа!)... да, героя на ускорение, а врагов, мерзких злыдней, - этих на "паузу", сладострастно причмокивая от предвкушения справедливости...
О, как много можно сотворить со временем, по собственной прихоти расставляя на доске чудо-шашки, сплошь белые и пушистые... шашки наголо!
Не знаю.
Не пробовал.
Хвала моему плохому зрению! Хвала стулу, подсунутому одним сукиным сыном на татами, когда некий молоденький придурок (узнаете? а в профиль?!) летел через другого молоденького придурка головой вперед, потешая весь зал! Трижды хвала, ибо с тех пор близорукие глаза разучились шарить по сторонам, рыская глупыми щенятами; а там, ближе, они и вовсе-то не понадобятся в обычном, обыденном смысле. Взгляд размазывается, теряя резкость, отказываясь видеть в упор даже Монаха метрах в трех от меня - так, сизое пятно с руками-ногами, и от пятна веет опасностью и страхом.
Для опасности далековато, для страха в самый раз.
Чей это страх: мой? его? людей, молчаливо сгрудившихся у подстилки с забытой едой?
Не знаю.
Зато я знаю, чем закончится история несчастного японца, на свою беду встретившего нопэрапон. Дело за малым: вернуться домой, переговорить с Димычем, отсекая лишнее, и уехать... уехать... Дело за малым.
Вот он, малый, стоит напротив, по колено в опасности и страхе.
Горе тем, кто соблазнит малых сих!.. Горе! Это не Володька Монахов, это мишень с мордой лживого тигра в центре, это воплощенный лозунг: "Ваша задача
- выжить!" Ложь?.. Нет, здесь и сейчас - правда! Мы выживем, Монах, мы, честное слово, выживем, только для этого придется потерпеть, стиснув зубы, и тебе, и мне... обоим.
Концентрические круги плывут, съедая тигриную морду... тигр, о тигр, светло горящий!..
Мишень превращается в зеркало.
Одинокая луна отражается в сотнях потоков; свет луны не разделен на множество призраков, это рябь на воде искажает сияние, дробя его на осколки. Убери воду - свет останется; ручей, озеро или крохотная лужица свет останется, останется и отражение.
Луна смеется.
Утром, в нескольких километрах от железной дороги, по уши в реальности, разучившейся удивляться, - луна по-прежнему смеется.
ДМИТРИЙ
...Нопэрапон! Ну конечно же! Я почти дошел до этого сам, когда глядел на раскрытый трактат Дзэами. Приросшая маска, ставшая лицом. И сорвать эту маску, освободиться от нее человек способен только сам, сам - можно помочь ему переступить порог, но перевести под руки нельзя!
Вот только помощь эта... Все равно что вывинчивать запал из гранаты, разогревая его в пламени паяльной лампы! Но запал примерз намертво, и, кроме паяльной лампы, под рукой ничего нет, а вывинтить его надо обязательно, потому что к кольцу привязана проволочная растяжка, и кто-то вот-вот зацепит ее, дернет неминуемую смерть...
Я смотрел на Монаха с Олегом, застывших друг напротив друга, и мне было страшно.
За обоих.
Остальные тоже сидели тихо - казалось, даже не дышали.
Время насмешек кончилось.
И время разговоров кончилось.
А то время, которое осталось, облепило двух неподвижных людей вязким студнем - и никак не хотело отпускать.
Я видел, что Монаху тоже страшно. Что он боится самого себя - не дай Бог, повторится история с покойным Дагласом Деджем.
Но отступить, отказаться он не мог! Не мог!
- доведенный до последнего рубежа на поводке из насмешек! Плевать, что ноги плохо слушаются, скрипят ржавые шарниры суставов, а дыхание сипло вырывается из горла, как после бессмысленной погони за подлым трамваем! Это все - мелочи. Ерунда. Чушь собачья. А правда иная: "Комплект высылается наложенным платежом в сумме
69.00 гривен (с учетом почтовых расходов). Поверьте, это очень небольшая цена за то, что содержится в комплекте! Оплата производится по получении на почте..." Это очень, очень небольшая цена, это волшебная палочка на халяву! Один попавший в цель удар - и все! Или проще: один удар, попавший в обладателя заветного мастерства (отобрать хотите, сволочи?.. Не выйдет!), один-единственный тычок-толчок, и - сломанные пальцы или запястье! Ты этого хочешь, сэнсей? Ты не веришь мне? Тогда ударь - и убедись сам! Я не пойду вперед, я боюсь, что убью тебя. Я правда боюсь... я не доучился до конца. Ударь меня сам, сломай себе руку и убедись наконец!
Ну же?!
Олег как бы нехотя смещается чуть правее, еще правее, заставляя Монаха повернуться, нервно переступив с ноги на ногу, - и тут же, словно передумав, возвращается обратно.
Вот только на этом обратном шаге он незаметно (для Монаха незаметно, а мы-то со стороны все отлично видим!) оказывается на шаг ближе к своему... противнику? партнеру? ученику?
Кому?!
...Я уже, кажется, догадался, что задумал Олег.
...Я только все еще не могу понять, как он собирается это сделать.
Еще шаг влево - и снова едва заметное глазу приближение.
Взрыв!
Что я всегда любил наблюдать - это как мой соавтор работает ногами. Вот и сейчас: высокий, сильный удар в подбородок останавливается буквально в сантиметре от лица Монаха, успевшего лишь обалдело моргнуть, - и Олег снова вне зоны досягаемости. Физиономия у Монаха вся в песке, он начинает обиженно отряхиваться; раздражение в нем клокочет напропалую, но страх страх убить, покалечить - удерживает на месте. Нет, он все-таки неплохой мужик, Володька Монахов, и его надо спасать. Что Олег сейчас и пытается сделать. Жаль, я ничем не могу ему помочь. Сейчас я могу только сидеть и смотреть, в десятый раз стуча по машинально подобранной деревяшке: пусть все обойдется, пусть...
- За дистанцией следи.
- Тон у Олега уже совсем другой, отнюдь не насмешливо-скептический. Сейчас перед ним - его ученик. Ученику следует указать на ошибку, чтоб тот обратил на нее внимание и больше не повторял.
Кажется, до меня начинает доходить - как.
Монах машинально кивает, и тут же в ответ получает нагоняй:
- Не стой столбом! Работай!
- На соревнованиях ему бы уже штрафное очко за пассивность влепили, тихонько бормочет Шемет.
Бормочет не для Монаха - для себя.
Монах начинает осторожно приближаться к неподвижному Олегу. Кажется, он на что-то решился. Точно! Пинок ногой - не достающий до партнера добрых полметра, если не больше. Ну да, тоже решил без контакта работать! Полметра промаха, полметра страха и весеннего безумия. И, как на встречный удар, Володька Монахов натыкается на улыбку: между "остановил" и "не достал" две большие разницы, как говорят в Одессе!
Насмешка достигает цели.
Монах кидается вперед.
Ближе.
Еще ближе.
Улыбка уходит в сторону. Олег перехватывает бьющую руку, "продергивает" Монаха дальше, мимо себя, за тающим призраком проклятой улыбки - и вдогонку звонко оглаживает ладонью Монашью лысину.
В реальном бою это означало бы: конец.
ОЛЕГ
...не отвлекаться, иначе я сойду с ума!
Зеркало, зеркало... свет мой, зеркальце, скажи: я ль на свете... ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья!
Между нами еще целая вечность. Между нами космическая бездна, на том краю которой леопарды уже выходят из пещер, драконы выбираются из черных речек, и Журавли Предков расправляют крылья... между нами еще есть зазор.
Полоска взрытого босыми пятками песка.
А индикатор опасности зашкаливает, красная стрелка дрожит... нет, иначе. Не стрелка - стрела красной, багровой вспышки остро тычется в сердце, намеком копошится в животе: "Опасность! Смертельная, последняя, срывающая двери с петель!" Совсем рядом болевая, боевая черта: шаг, другой - и все.
Совсем все.
Так было всего однажды, в вагоне метро, и по сей день, вспоминая, я до одури захлебываюсь опоздавшим страхом. Так было, и я боюсь, что сейчас будет опять: переход черты, ледяная пустота там, где еще недавно пряталась личность, жизнь и смерть становятся просто пустыми словами, смешными кубиками в песочнице...
Иду по краю.
Сизиф, я качу свой камень, вручную отдирая багровую стрелу от черты боевого безумия: это же Володька, Володька Монахов!.. Помогает, но плохо.
Если б еще от него так не разило страхом... моим? его? Дагласа Деджа?
- когда заезжий биток лоб в лоб столкнулся со стеной, со страшной стеной переплавленного самоуничижения, которое паче гордыни, столкнулся и понял в последнюю секунду - конец.
Володька, я отражаю тебя, но и ты отражаешь меня, как отражают удары; вот, видишь, чувствуешь - это я, я злю тебя, раздражаю, дергаю, потому что присохшую к ране тряпку сдирают одним рывком, с кровью, с болью, с задохнувшимся хрипом... Злись. Нервничай. Как злюсь и нервничаю я, чего не видит, наверное, никто.
Вру.
Все они видят, все понимают.
Уж кто-кто...
Свет мой, зеркальце... ох уж эти зеркала - вынутые души... отражая меня, наизнанку всего выворачивали, то дрожа, то звеня, добела обнажая и начерно...
Привычка - смотреть в бою мимо, вскользь, расплывчато.
Привычка - думать черт знает о чем, мимо, вскользь, расплывчато, потому что не думать не получается, а так... думать вскользь - все равно что не думать.
Володька, иди сюда.
Ну иди же!
Отразись...
ДМИТРИЙ
...Монах, споткнувшись, падает. Сперва на колени, а там и вовсе боком в песок. С испугом и одновременно - с плохо скрываемым торжеством оглядывается с земли на возвышающегося над ним человека. Ну конечно, контакт! Был контакт! Сейчас сэнсей должен схватиться за сломанные пальцы или вывихнутое запястье...
- Не лезь бычком. Понял, где поймался?
Монах ошарашенно кивает.
- Вроде...
Судя по тому, как Олег держит руку, с рукой у него все в порядке.
Во всяком случае, я очень хочу, чтобы было именно так.
Если мы все будем хотеть, чтобы было так, значит, так оно и произойдет, так случится и только так... Иисусе-спаситель, Аллах-акбар, Будда Вайрочана или кто там еще, кто слышит!
- ведь я...
Почему-то обдает холодным ветерком: мои ли это мысли?
Сейчас - мои.
- Тогда вставай. Продолжим.
Что-то хрустит в моих пальцах.
Несколько мгновений я тупо смотрю на разломанную пополам деревяшку, по которой недавно стучал. Нервы, однако! Я ведь сам видел тех, на троллейбусной остановке... И Ленчик видел. Скашиваю взгляд в сторону. Черты Ленчика медленно, очень медленно расслабляются, превращаясь из японской маски в обычное лицо.
Стараюсь улыбнуться в ответ.
И кажется: вот сейчас губы треснут, кровоточа, от непосильного напряжения.
Не треснули.
Еще, наверное, не все, еще длится вопрос без ответа, но... Монах ведь писал в своем письме: "...Мерещится и вовсе чудное: будто у меня уже любое прикосновение - все равно что удар! Или не мерещится?.. Нет, наверное, не любое. Сейчас вспоминаю: касался я все-таки людей время от времени - и ничего с ними не делалось. Зато когда хотел оттолкнуть, отодвинуть, когда злился..."
Так-то оно так, Володька, да не совсем! У всякого лезвия две плоскости. Тут ведь не только твое состояние, твой посыл важен - но и встречный! Важен противник! И совсем необязательно противник - это пьяный жлоб в подворотне или профессиональный боец на татами. Человек, стоящий у тебя на дороге в троллейбусе и не дающий пройти к выходу, - тоже противник! Ведь он мешает тебе сделать то, что ты хочешь. И собственный сын, стирающий (как ты тогда искренне полагал!) твою видеокассету. И Ленчик, пытающийся доказать, показать, намекнуть, что твое мнение о собственной крутости не соответствует действительности. Всякий, кто оказывает противодействие, противник! "Ваша задача - выжить!" Противодействие должно быть сломлено. Если враг не сдается...
Эй, блондин-метабоец: а если противника нет?
- ...Спокойней, не суетись. Давай-ка помедленней, лапками...
- Д-да... д-давай, - судорожный кивок Монаха.
- Помедленнее.
- Поехали.
У меня создается странное впечатление: все, что сейчас произносит Олег, он произносит "на автопилоте". Нет, иначе. Сейчас слова - вершина айсберга, продолжение его самого, некие вербальные связки между движениями и состояниями, между ним и Владимиром, между возможным и невозможным...
В бою, там, где враг, он бы молчал.
Два человека прилипают друг к другу, их руки плетут сложную, неторопливую вязь, и в какой-то момент я ловлю себя на том, что невольно повторяю движения Олега.
Нопэрапон.
Ты гляди, а ведь Монах ожил!
- Вот так, нормально...
...А если противника нет? Если твой партнер хочет того же, что и ты сам? Не победить, не доказать, не воспрепятствовать - хочет помочь тебе?
Где тогда противник? Кого ломать, доказывая свое преимущество? Разобьется ли в кровь рука, если она не рушит, а лишь шлифует грубый гранит? Трогает резцом? Или пытается покрыть его слоем плодородной почвы чтобы из скалы наконец проросли цветы...
Случается, что у истово верующих образуются кровоточащие язвы-стигматы на месте "Христовых ран". Психофизиология. Хоть слово это дико, но мне... Ты тоже уверовал, Володька. Ты стал одним сплошным убийственным стигматом, ходячей бейсбольной битой, пожарным багром с острым крюком на конце. Но только и ты, и твой блондин-наставник с кассеты забыли, что бейсбольной битой бьют по мячу, а не по голове. А пожарный багор не всаживают противнику под ребра: им растаскивают горящие бревна, чтобы спасти, а не отнять чью-то жизнь! Ты сам себя используешь не по назначению, Монах! Ты потерял себя. Вернись, верни себя себе, а мы поможем... если сможем.
Сдирай приросшую маску! Сдирай кроваво, болезненно, как выйдет! Дерево не может быть лицом!..
Вздрагиваю.
Что-то идет не так!
Через мгновение понимаю: Монах, не в силах переиграть партнера в спокойном ритме, начал ускоряться. И, как следствие, вновь "заводиться".
Или Олег снова его провоцирует?
Вряд ли: Олегу самому приходится ускориться в ответ, подстраиваясь к партнеру. Для него-то это обычный темп, а вот для Монаха... Ведь Володька сейчас сорвется!
- движения опять становятся угловатыми, деревянными, в глазах появляется янтарный блеск...
Остановить!
Остановить их!
Кажется, та же мысль приходит в голову чуть ли не всем одновременно. Ленчик с Шеметом начинают вставать, я чуть запаздываю...
Мы все опаздываем.
Закончив очередной цикл (перехват-толчок-зацеп-толчок), Олег на миг делает паузу, чтобы партнер уразумел, что произошло, - но партнер уразуметь не успевает. Разгоряченный, раздосадованный собственными промахами, Монах не понимает: доведи Олег все до конца - он бы сейчас валялся на земле. Монах видит только одно: открывшуюся "дырку".
