– Гарпия… – она сощурилась, на миг прекратив вязание. – Конец зимы, начало весны. С 13-го злыдня по 18-е сочня, согласно Шигейскому календарю. Знак уходит, считай, в канун Солнечных весов. Что ж там было-то, а? Память совсем никудышная стала… О!

Руфь хлопнула себя по лбу, возликовав.

– Символ мести. Человеку-гарпии трудно дается прощение. Годами он носится со своим недовольством и завистью. Радость ему приносят несчастья врагов. Не все люди этого знака – чудовища, но их пронзительная энергичность режет восприятие окружающих. Спросили бы сразу, мастер Матиас. И не сидели бы допоздна…

– Тетушка! – доцент готов был расцеловать спасительницу в обе щеки, но не знал, как почтенная дама отнесется к его лобзаниям. Все-таки они здесь наедине. – Откуда вам это известно?

– Обижаете, мастер. Как-никак, я сивилла. Пускай и в отставке. Гороскопия входит в мое образование. Чаю хотите? Я заварю свежий.

– Скажите, – Кручек смотрел, как скрипторша берет в ладони котелок с водой, доводя до кипения. У него бы на нагрев ушло вдвое больше времени, – у гороскопа Прессикаэля есть основания? Я имею в виду, знак Гарпии соотносится с реальными гарпиями?

«Символ мести, – подумал он. – Неужели Келена мне соврала?»

– Наверное, – тетушка Руфь перелила воду в заварник и от души сыпанула туда чаю, похожего на щепоть сосновых игл. – Все гороскопы основываются на ряде фактов.

– А кто там еще, громе гарпий?

– Китоврас. Сатир. Псоглавец. Сирена. Леонид.

– Вы можете вспомнить их значения?

– У человека-Китовраса звериная сущность доминирует над человеческой. Он не контролирует ярость, похоть, зависть и страх. Страсти затмевают его разум. Человек-Псоглавец имеет злой нрав. Рассерди его, и он готов оторвать тебе голову. Если ему приходится сдерживать кровожадность, он страдает.

– Интересное дело… Дальше!

– Человек-Леонид хитер и расчетлив. С виду скромник, он старается перехитрить других. Его самая большая радость – экономия денег. Человек-Сатир – бесстыжий бабник. Его дорога вымощена разбитыми сердцами. Женщины-Сатирессы склонны разрушать чужие семьи. Люди-Сирены пользуются своим обаянием в корыстных целях. Вам расписать по календарю?

– Спасибо, не надо. Так вы говорите, гороскоп сочли устаревшим? Недостоверным?

Взмахом руки скрипторша отправила ему слойку – скрасить ожидание.

– На вашем месте я бы не обольщалась, дорогой мой. Решение принималось голосованием. Перевес в один голос, смешно сказать. Я думаю, опоздавший к началу заседания астролог просто был с похмелья. Не вник, за что голосуют, и наугад бросил в урну белый камушек. Как по мне, вполне приличный гороскоп. Древние знали, что делают. Хотя…

– Что, тетушка?

– В молодости этот гороскоп очень смущал меня. Факты – фактами, древние – древними, а есть в нем гнильца… – она нахмурилась, что было совсем непохоже на добрую, веселую Руфь Кольраун. – Обратите внимание на характеристики. Гарпия – мстительна. Псоглавец – зол. Китоврас – безрассуден. Сатир – похотлив. Сирена – лжива. Человек-Минотавр – это вообще букет пороков.

Она взяла чашечку, пряча раздрай души за обыденностью действий.

– Ничего хорошего. Ни единой добродетели. Ни одного приличного качества. Сплошные гадости. Нас учили, что гороскопы… Короче, я рада, что именно этот гороскоп вышел из употребления. Мне бы не хотелось верить в поразительное убожество миксантропов. Даже в приложении к людям, как объектам гороскопов. И потом…

Щелчок пальцев. С дальнего стеллажа вихрем сорвался увесистый том. Трепеща страницами, он пролетел через библиотеку и упал в руки скрипторши.

– Бальтазар Кремень, медикус и террограф. «Записки». Вот он пишет о псоглавцах, – Руфь быстро нашла интересующую главу. – Обратите внимание, вам должно быть поучительно. «Если псоглавец три ночи подряд воет на кладбище, глядя на ущербную луну – на этом погосте больше никогда не встают покойники.» Каково?

– Не верю! – усомнился Кручек. – Будь так на самом деле, мы бы давно использовали псоглавцев для охраны кладбищ. Зачем тогда руны, обереги, «Установление о посмертной заботе»? Повыл три ночи – и спите спокойно, дорогие усопшие!

– Вот и вы, мастер. И вы тоже. «Мы бы использовали…» На месте псоглавцев я бы не слишком хотела, чтобы мной пользовались. И помалкивала бы в тряпочку. Конфликт с кладбищенскими магами – кому нужны конкуренты? Конфликт с некромантами. Неудивительно, что псоглавцы не спешат наладить сотрудничество. Знаете, что еще пишет Кремень?

Тетушка Руфь отложила книгу и прикрыла глаза, вспоминая.

– Китоврасы, согласно «Запискам» – полиглоты. Невероятная способность к изучению языков. Если они берутся учить человека, ученик очень быстро прогрессирует.

– Почему?

– Голос китовраса – ниже нашего. В нем скрыты инициирующие модуляции. Леониды могут прекратить засуху, или уговорить солнце выглянуть из-за туч. Это не магия. Это природная способность. Сатиры – единственные, от кого рожают наши женщины. Почему – неизвестно. А главное, никому не интересно. Я иногда думаю…

Приблизясь к столику доцента, тетушка налила ему чаю. В воздухе запахло летним утром, долгой жизнью и праздным созерцанием. Как раз в эту минуту секретарь Триблец спускался по лестнице, неся на руках избитую гарпию. Но ни Матиас Кручек, ни Руфь Кольраун даже не догадывались о случившемся.

– Помните, что писал Нихон Седовласец? «Мы, маги, самонадеянны, как никто в мире. Мы носимся с Высокой Наукой, как дурень с торбой, и не замечаем, что мироздание безразлично к новоявленным владыкам.» Скажите, мастер Матиас… Что, если он был прав?

* * *

Стук в дверь вырвал Келену из мутной дремы.

– Разрешите?

– Да…

Она с усилием приподнялась на локте. Откинулась на подушки, натянув одеяло до груди. Если больному предписан постельный режим, то больной не должен иметь птичий хвост. На спине лежат только мертвые птицы. А мы еще полетаем. Кое-кто сегодня тоже полетал, и прилетел навеки.

Прошло слишком мало времени. Ее переполняли чувства. Возбуждение, гордость, запоздалый страх. Утром волна сойдет на нет. Исчезнет. Расточится, как бесы от слова экзорциста. Но это будет утром. Не сейчас. Овал Небес, как люди постоянно живут с этим? В волнах – спереди, сзади, вокруг? Как они не тонут?

Она вспомнила поэта, терзаемого паразитом, и прекратила бесплодные мудрствования.

– Добрый вечер, сударыня.

– Ты преувеличиваешь, Конрад. Для этой дамы вечер был не слишком добрым.

В комнату вошли двое мужчин, низкорослых по человеческим меркам. Богомол и сверчок, подумалось гарпии. Богомола – капитана Штернблада – она знала. Однако, сняв шляпу, капитан преобразился. В глаза первым делом бросалась его пышная, крашеная хной шевелюра. Пряди ниспадали на плечи; часть волос была заплетена в косицы цвета красной бронзы.

Парик? Нет, похоже, свои.

Парик носил «сверчок», затянутый в щегольский, с иголочки, мундир. Напомаженные букли благоухали миртом и голубым ирисом. Из цирюлен не вылезает, решила Келена. Там и сыск ведет. Офицер не вызвал у нее симпатии.

Судя по лицу визитера – словно травяного клопа раскусил! – это чувство было взаимным.

– Позвольте представить вам моего друга, обер-квизитора Бдительного Приказа.

– Барон фон Шмуц, к вашим услугам.

Барон церемонно поклонился.

– Простите мое неглиже, ваша светлость. Присаживайтесь, господа. Я хотела бы сделать заявление.

Обер-квизитор с сомнением осмотрел два стула, имевшиеся в комнате. Стянув с левой руки тонкую бязевую перчатку, он обмахнул сиденье избранника – и сел, будто в пыточное кресло. Штернблад крутнул второй стул на одной ножке, оседлал, как укрощенного жеребца, и приготовился слушать.

– Заявление официальное? – фон Шмуц извлек из планшета бумагу и палисандровый футляр.

– Да.

– Я обязан составить потокол.

Из футляра явились чернильница-непроливайка, перья и миниатюрное пресс-папье. Барон изучил кончики перьев и остался недоволен.

– О чем вы хотите заявить?

– Сегодня, на закате, я подверглась нападению.

– Место нападения?

– Крыша Универмага.

– Злоумышленник напал молча? – барон не удивился. Наверное, его способность удивляться давно иссякла. – Без предупреждения?

В течение всего рассказа он слушал, не перебивая. Лишь время от времени чиркал перышком, выстраивая ряды значков-муравьев. Капитан знал, что фон Шмуц владеет искусством стрикт-письма, но наблюдать за процессом довелось впервые.

– Опишите место, куда упал злоумышленник. Я отправлю ликторов – забрать тело.

Гарпия заворочалась, меняя позу, и принялась объяснять. Барон ловко набросал схему корпусов Универмага, крестиком отметив предполагаемое место падения.

– Здесь? – он протянул лист гарпии.

Выпростав из-под одеяла тонкую руку, Келена провела по схеме лакированным когтем. Фон Шмуц, большой ценитель маникюра, немедленно заинтересовался. Штернбладу на маникюр было плевать, но он тоже заинтересовался. Да так, что покинул стул и уткнулся в пальцы Келены чуть ли не носом.

– Верно. Здесь.

– Спасибо. У меня больше нет вопросов. Если найдем тело, пригласим вас на опознание, – от капитана не укрылось неприятное «если», вместо ожидаемого «когда». – Однако, раз нападавший погиб, дело, скорее всего, будет закрыто. Он был один?

– Один.

– Вот видите. Если преступник мертв, привлекать к ответственности некого.

– Я понимаю. Но сочла необходимым…

– Вы поступили наилучшим образом. Теперь моим коллегам не придется выяснять, откуда взялся разбившийся в лепешку субъект под стенами университета.

Барон с недовольством покосился на Штернблада. Мол, стоило из-за такого пустяка выдергивать меня из цирюльни? Тащить через полгорода?! Дело выеденного яйца не стоит. А заявление любой ликтор принял бы.

– Ты закончил, Конрад? – капитан проигнорировал красноречивый взгляд обер-квизитора. – Обожди меня на улице. Я скоро к тебе присоединюсь.

Когда барон покинул комнату, Штернблад обернулся к гарпии.

– Парнишка сказал, вы отказываетесь от лекаря. Я подумал…

Он улыбнулся. Обычное брюзгливое выражение словно тряпкой стерли с лица капитана. Нет, он не сделался моложе, но стал… Доступней? – предположила гарпия. – Ближе? Понятней?

Келена не сумела подобрать нужное слово.

– Может, вы согласитесь на солдата? Я кое-что смыслю в телесных повреждениях. А стесняться меня не надо. Я вам в отцы гожусь. Такая юная студентка, как вы, готова довериться старому вояке?

– Такая юная студентка, как я?

Теперь настал черед капитана всматриваться в избитое, опухшее лицо гарпии. И это лицо навело его на мысль о совершенной ошибке.

– Да, готова. С радостью.

Гарпия откинула одеяло. Бабушка Марго помогла ей переодеться в ночную сорочку. Красивую, батистовую, с кружевами. Это если смотреть спереди, потому что сзади сорочка была разрезана по всей длине – и стягивалась тесемками на спине, под крыльями, и ниже, на крестце.

Кто другой, пожалуй, залюбовался бы грудью гарпии. Штернблад по-прежнему смотрел в лицо. Меж бровями капитана залегла плотная складка. Рот превратился в шрам. Душой капитан был там, на крыше, и совершал много разных, полезных для общества действий.

Жаль, что мерзавец разбился.

Очень жаль.

– Нравлюсь? – с вызовом спросила Келена.

– Не бойтесь меня. Если станет больно, не сдерживайтесь. Стон не постыден. Говорите, негодяй бил вас лбом в лицо?

Капитан молниеносно наклонился вперед. Казалось, он хотел поцеловать гарпию. Так целуют подростки – с налета, торопясь отскочить назад. Скорее клюют, чем целуют. В последний момент Штернблад опустил побородок и легко, воздушно, еле слышно коснулся лбом здоровой щеки Келены.

– Так?

– Да. Но не столь быстро. Он хотел ударить в переносицу, а я отвернулась. И он был не так нежен, как вы.

– Позвольте…

Тонкие, детские пальцы капитана ощупали вспухшую от удара скулу. Гарпия застонала, но все быстро закончилось.

– Вам повезло. Кость цела. Ушиб скоро пройдет. Прикладывайте холодное. И бабушкины припарки – по-моему, она знает, что делает. Скажите, у вас кости полые? Как у птиц?

– В большинстве – да. Иначе мы не смогли бы летать.

– Прочные? Я плохо разбираюсь в анатомии ястребов.

– Прочные. Плотные стенки, внутри – специальные распорки. Все-таки я – не человек, капитан. Не забывайте.

– Я помню. И еле сдерживаюсь от желания накинуться на вас с матримониальными целями.

– Вы холосты? В жизни не поверю, что ни одна женщина…

– Я – вдовец.

– Извините.

– Ничего. В сущности, я был женат, как иные холостякуют. И до сих пор не могу простить себе этого. Продолжим осмотр? Итак, кости полые. Но к лицевым костям это не относится?

– Нет.

– Интересное дело…

Гарпия хотела спросить, что такого интересного капитан нашел в ее лицевых костях, но передумала. Еще сочтет кокетством. Пусть уж осматривает дальше. В присутствии Штернблада ей становилось легче.

Не заботясь ее мыслями, капитан ловко ощупал Келену со всех сторон. Тут довелось всласть постонать. Зато и приговор был мягок: все кости целы. У вас замечательные ребра, сударыня. Латная корзинка, не ребра. И грудина – просто прелесть. Нет, я ни на что не намекаю. Эту роскошную часть тела пусть осмотрит бабушка Марго. Надеюсь, там все в порядке.

– Он бил вас вот так?

Капитан стукнул основанием ладони по столу. В ответ стол хрустнул, намекая: чего изволите? Сломаться? Треснуть пополам? Это мы запросто…

В дверь сунулась бабушка, озабоченная сохранностью мебели. Увидев приятную улыбку капитана и гарпию – полуобнаженную, раскрасневшуюся, в подушках – мудрая женщина мигом ретировалась. За ее спиной маячил Кристиан, который огреб затрещину.

– Да.

– Скотина. Животное. Ох, простите…

– Пустяки.

– Что ж, сударыня, я удовлетворен.

– В каком смысле?

– В хирургическом. Печень, сердце и прочее – в лучшем виде. Костяк в порядке. Остальное – до свадьбы заживет. Отлежитесь, отдохните. И станете летать лучше прежнего. Спокойной ночи.

– Всего доброго, капитан. Надеюсь, вы приснитесь мне сегодня.

– Не смею и мечтать!.. вам нужен покой…

Когда он выходил, дверь стукнула по лбу вернувшегося Кристиана. Не сильно – капитан Штернблад был добр и снисходителен к молодежи.

* * *

Фон Шмуц обнаружился под ближайшим фонарем. С придирчивостью эксперта барон изучал свой маникюр, находя результат плачевным. Картина маслом, подумал капитан. Ночь. Улица. Фонарь. Барон. Неудовлетворенный эстетически.

– Что скажешь?

– Скажу, что рад тебя видеть. Скажу, что ты мог бы найти более приятный повод для встречи. Не говоря уже о более удачном времени.

– Извини. Покушения редко случаются в подходящее время.

– Покушения?

Барон оторвался от созерцания ногтей и со скепсисом воззрился на капитана.

– А как ты это назовешь?

– Как угодно. Разбойное нападение. Злостное хулиганство с нанесением телесных… Какой тяжести у нее повреждения? Ты ведь остался, чтобы это выяснить?

К проницательности друга Штернблад давно привык.

– Средние. Ушибы, растяжения, синяки. С неделю не сможет летать.