Юдка душегубец

Ко всему привыкаешь. Даже к такому. Едешь себе и едешь, и вроде как не замечаешь…

…И отвечал Саул: Самуила выведи мне. И увидела женщина Самуила и громко вскрикнула. Какой он видом? – спросил у нее Саул. Она сказала: выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду. Тогда узнал Саул, что это Самуил, и пал лицом на землю и поклонился. И сказал Самуил Саулу: для чего ты тревожишь меня, чтобы я вышел?..

Вэй, слышал я, как спорили однажды мудрецы в лембергской синагоге, как эти слова понимать. Спорили, кричали, а после бороды друг у друга драть начали. Да так, что седые клочья – снегом! Ведь не велит великая книга Талмуд в призраков верить! Не велит! Но написано же – не сотрешь. Как же понимать? Не иначе, обманула проклятая колдунья царя Саула!

Я и сам не верил, тем более уже успел в «Зогар» заглянуть. Какие призраки, если Душа одна, лишь на миллионы частей поделена!

– Тебе никуда не деться, Иегуда бен-Иосиф! У меня времени много!

Кто это говорит? Тот, чья лапа четырехпалая на моем плече угнездилась? Или я сам?

…А ведь видел я уже такую руку! Видел!

 

– Ты сделаешь, что я велю. Иначе тебе не будет покоя!

Зря это он! Пугали уже. Всю жизнь, почитай, пугали. Вон, пан сотник валковский тоже пытался!

Да и когда в моей жизни покой был?

– Как только откроется нужное Окно, я дам тебе знать. И ты выведешь их с Околицы. Выведешь, куда я скажу!

…Голос – морозом по коже. В иное время да в месте ином – испугаться можно. До смерти!

Да только не здесь!

– Ты их выведешь, Иегуда бен-Иосиф! Ты слышишь?

Слышу, слышу! И вижу. Лапа четырехпалая, а если повернуться…

Ошиблись мудрецы! Зря бородами трясли!

…Темный, длинный, на плоской личине – черные губы. И глазищи – узкие, нездешним огнем горят.

– Ты не боишься смерти, Заклятый, знаю! Но я сделаю хуже: выверну твою душу – и покажу тебе. Твою настоящую душу, мальчишка из Умани, воззвавший к Неведомому в страшный час! Твои мечты, твои надежды – все то, что не случилось и не случится никогда. И твой род, твою кровь, твоих неродившихся детей, не открывших глаз внуков! Хочешь, покажу?

С этими ли словами Противоречащий к Иову Многострадальному подступал? Впрочем, Иову на его гноище легче было.

Он – не Заклятый. Он не знал, что такое, когда вместо души – гроб с прахом!

– Итак, мы договорились, бен-Иосиф?

Тяжело падали страшные слова, и тяжела была его невесомая длань.

Тяжела!

Но я молчал.

– Ты напрасно не отвечаешь, Иегуда. Я не уйду, не исчезну!

Не исчезнет. Я уже вспомнил все Имена, какие знал. Вспомнил, прочитал… Тщетно! Но ведь и он не заставил меня говорить! Так что мы на равных.

– Подумай! В последний раз. Я скоро вернусь.

Миг – и сгинула четырехпалая клешня. Недалеко, конечно. Здесь он, рядом. Но все-таки легче стало.

Надолго ли?

* * *

Над головой – серое марево, слева и справа – склоны вверх ползут.

Стучат по камням копыта.

Едем!

 

Окна на нашем странном пути встречались часто. Какие огромные, словно полтавский майдан, какие – с узкую калитку. Значит, не ошибся я, глупый жид! Идет дорога, что над Бездной Левиафановой простерлась, вокруг Мира, вокруг великого Древа Сфирот, мимо всех Сосудов. Идет, и даже название имеет.

Околица!

И не первые мы здесь. Уже дважды кострища встречались. Возле одного – скляницы пустые, у другого – кости обглоданные.

И ведь чьи кости! Вэй, был бы гоем – точно крест бы сотворил. Видать, совсем кого-то голод одолел!

И тот, четырехпалый, эти места знает. И ведь что интересно? Запугал он меня, бедного жида, до гусиной кожи, а зачем? Стоило ему на крестец иного коня пересесть – хоть к сотнику Логину, хоть к есаулу Шмалько…

Я-то ему зачем?

И еще. Хорошо он слова плести умеет. Убедительно. Только сильный пугать не станет. Сильный – убьет. Или простит. А пугать!..

Значит?

 

– Эй, Юдка, сучий ты сын! Стой! Стой, кому говорят!

Ах, да! Замечтался!

Замечтался и чуть вперед не уехал, к самой передовой заставе. Неглуп пан Логин, неглуп! Мало что тихо, опаску всегда иметь надо.

Значит, стоим. Ждем.

– Что-то долго не едут!

– Так там же Свербигуз, панове! Небось опять девку увидел. Без всего!

Грохнуло, покатилось – и замерло. Нет в Бездне эха!

Ага, вот и застава! Что-то прытко скачут!

– Пане сотнику! Пане сотнику! Там! Там впереди!..

Так-так, все трое: Свербигуз-змееборец, Нечитайло и этот, уж не упомню, как кличут…

– С полсотни их. Или больше даже! С пиками!

– С пиками, говоришь? А нумо, хлопцы, заряжай! А ты, Юдка, давай-ка ко мне!

Да, неглуп он, сотник валковский! Ни на шаг не отпускает. И верно делает!

– Ну-ка, говори, жиду, кого это ты сюда покликал?

Я даже восхитился. Вэй, за кого же он меня держит? За Самаэля Малаха? Или я Рубежам сторож?

– Не иначе, заблукал кто. Вроде нас.

Сказал – и плечами пожал. Отвернулся даже, будто и неинтересно мне. А ведь интересно! То ли заблукали, то ли… То ли дорогу знают!

…Его смех только я услыхал. Громкий, торжествующий. Весело стало четырехпалому! Только рано ему смеяться. Мало ли откуда гости едут?

– Готово, пан сотник!

– Добре, Ондрию! Тока без меня не палить! Скажу – тогда уж…

Прочь, Тени!

Над черной Бездной – белая паутинка дороги. Вот мы – кучка тараканов, вот я… А вот и они!

Я открыл глаза. Нет, пока не видать! Зато слыхать!

– Ну, хлопцы, товарищи войсковые, встречайте!

 

…Из-за каменистого уступа – сразу четверо. Комонные, в темной броне. За ними – еще, еще…

Ого! Да тут не полсотни! Тут вся сотня будет!

– Спокойно, панове, спокойно! Эй, Гром! Бонба гранатная готова?

– И фитиль горит, пане сотник!

Стук копыт все ближе, уже и коней разглядеть можно. Добрые кони, кровные!

– Видал таких, Юдка?

Я всмотрелся. Вэй, интересно!

– Не видал, пан сотник! Может, турки?

Но я уже понимал – не турки. Не носят османы такие латы. И шлемы не носят. Не турки, не татары, не москали.

– Пане сотнику, а рушниц-то нема!

– Вижу, Ондрий, вижу! То добре!

Вот уже совсем близко, лица видать – загорелые, белозубые…

– Стой!

Кто крикнул – я вначале и не понял. А что «стой», сообразил сразу. Хоть и не по-русински сказано. И не на идише.

– Копья к бою!

Остановились. Ощетинились. Подняли круглые щиты. А я замер, рот раскрыв да глаза вылупив. Что за притча? Они говорят – я понимаю. Польский? Нет, не польский…

– Кто такие? Почему загородили нам путь?

Это, наверно, старшой. Шлем серебром блещет, панцирь в каменьях…

– Панове! Панове! По-какому это они?

Старшой в шлеме ждал. Пан Логин с есаулом переглядывался, панове черкасы перешептываться начали.

– Он спрашивает, кто мы такие и почему мешаем им проехать, – не выдержал я.

Вэй, длинный мой язык! Ну отчего я его не отрезал!

– А растолкуй как есть, – сотник Логин нахмурился, провел рукой по седатым усам. – Да только не ври, жиду!

Я открыл рот – и вновь замер. Растолковать? Да на каком наречии? Ведь не могут же эти, в темных латах…

– Отряд военачальника Логина. По своей надобности.

…изъясняться на Наречии Исключения!

Почудилось! Почудилось?

– Логин? – Темные брови старшого поползли вверх. – Спроси его, толмач: не родич ли он Секста Логина, что командует сотней в Гамале?

Не почудилось! Наречие Исключения, язык мудрецов, язык «Зогара»!

Делать нечего – перевел. И ответ тоже. Не родич, как выяснилось.

– Спроси господина Логина, не доходили ли до него слухи о Царе Иудейском, что будто бы родился в недавнее время?

Вэй, веревочку бы мне! Челюсть подвязать!

Странно, когда я перевел, пан Логин вроде как успокоился. Успокоился, хмыкнул.

– Никак свои это, хлопцы! Не басурмане! А ты, Юдка, перетолкуй, что о Царе Иудейском всем ведомо. Родился он во граде Вифлееме, в пещере, где пастухи тамошние череду от дождей прятали!

По загорелому лицу старшого промелькнула усмешка. Ох, и не понравилась мне она!

– Спасибо! Передай господину Логину благодарность от имени царя нашего, царя Великого, Владетеля Четырех Стран! Счастливо оставаться, а нам пора! В Вифлеем, ребята! Зададим им жару!

– В Вифлеем! В Вифлеем! – гаркнула сотня глоток, да так, что сам пан Логин отшатнулся.

Расступились. Опустили рушницы. Долго взглядами провожали.

– Эх, дорогу не спросили! – вздохнул есаул.

Ему не ответили. Даже пан Загаржецкий промолчал. Словно понял что-то.

И я молчал. Поздно вспомнил я, глупый жид, что Наречие Исключения – «язык ветвей» – всего-навсего арамейский!

…Глас в Раме слышен, и плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет…

* * *

Теперь уже не кулеш варили – затируху из соломахи. Вот беда! И жида салом не накормишь!

Ковырял я ложкой соломаху да все кости вспоминал, что у кострища старого нашли. Те тоже, наверное, сперва салом пробавлялись. Сперва салом, после – кашей…

Вэй, читал я как-то в «Лембергской газете» про капитана британского. Храбр был капитан, два раза вокруг земли плавал. А в третий раз поплыл – и попал аккурат к таким, как мы. Оголодавшим.

К ужину.

Подумал – и застряла в горле та соломаха. Хороша шутка, цудрейтор Юдка!

Эх, если бы шутка!

Вот и панове черкасы словно тоже про того капитана вспомнили. Уже не зубоскалят, не гогочут. И я не буду. Посижу, соломаху-затируху ложкой поковыряю.

Да и подумаю. Сытое брюхо, как известно, к ученью глухо, голодное же – наоборот.

– Ну чего, жиду, скучно без сала?

– Ох, скучно, панове!

Думаю.

 

Говорил мне как-то один мудрый человек: правильно ставь вопросы, а ответы сами придут.

 

Ну, например.

Если тому четырехпалому от меня что-то вконец нужно, отчего это он пропал? Отдохнуть решил, что ли?

Я даже оглянулся. Пусто! А говорил – не отстанет!

– Эй, пан Юдка, чего глядишь? Или места знакомые?

– Пока нет, пан Логин. Пока еще нет.

Места, действительно, прежние – горы нависают, сосны за камни цепляются.

И Окон не видать. Давно уже.

Вопрос второй. Кому нужно, чтобы жид Юдка этих черкасов не погубил, а на верный шлях вывел?

Хороший вопрос! Только ответов на него много. Поэтому иначе спросим. У кого такая сила есть…

– Или не слышал, жид? Сказано – по коням!

– Бегу, бегу, пан есаул!

…чтобы к бедному Юдке некоего призрака приставить? Да не просто, чтобы выл и цепями тряс, а чтоб в нужную сторону толкал?

Вэй, как интересно! Один вопрос, два ответа!

Едем!

* * *

Сполох сторожа подняла – Тарас Бульбенко да Нечитайло-заризяка. Громко вопили, словно впереди целое воинство фараоново. А что?

«А не видел ли господин Логин некоего Моше, что бежал из страны нашей с голотой разной?»

Я бы не удивился. Околица!

– Пан сотник! Пан сотник! Там… Там такое! Да не ворог, панове, нечего рушницы хватать!

Эге, и вправду! Шла себе дорога меж гор, бежала. Петляла.

Исчезла.

– Ого, хлопцы! И чего ж тут такое было?

Я и сам затылок почесал. Что ж тут было такое, чтобы превратить горы…

…в щебень, в черную гарь, в грязный песок, в мелкое крошево? Да не просто, а, почитай, на целую версту! Были горы – и сгинули!

Я оглянулся по сторонам. Нет, остались горы. Да только обрубленные, оплавленные, почерневшие.

– С коней, хлопцы! В поводу держать. Осторожно идти.

– Да тут, пане сотник, не иначе, велеты гопак плясали!

Велеты?

Прочь, Тени!

Та-а-ак! Никуда не делась дорога. И Бездна никуда не исчезла. Значит, просто мара. Призрак, тень, след чего-то страшного, что случилось здесь. Или не здесь даже. Ведь Околица!

– Пане сотник! Пане сотник! Понял я, чего здесь было! Бонба тут рванула! Да так рванула, так ахнула!..

– Все-то тебе, Гром, бонбы да мины! Это ж какая бонбища нужна, чтоб горы своротить?!

Чем дальше, тем меньше обломки. Вот уже один песок остался – черный. Вроде бы и вправду горело! А это что? Уж не стекло ли блестит?

Ну и пусть себе блестит! Дорога никуда не делась, а я…

…А я еще один вопрос задам. Самый интересный.

Что важнее? Чтобы я черкасов пана Логина спас – или чтобы заклятие нарушил?

И опять – два ответа.

– Осторожней, панове!

Вэй!

Авраам, Ицхак, Иаков! Да что ж это?

– Свят, свят, хлопцы! А ну, стой! Сперва молитву сотворим! Отче наш, иже еси…

И вправду!

 

Яма. Ямина. Ямища.