- Кнеж Сагорский выход предложил? На землю валковскую его позвать, гостевать? То добрый выход! Соглашайся, сотник. Поначалу я на дочку твою надеялся. Опекает ее кто-то - слышь, пан Логин?!
- вот и хотел я, как покровитель за ней явится, вместе драпака задать. А тут ты нагрянул, кнеж и свой подарочек углядел. Ты, сотник - власть! С тобой и угоду подписать можно, да такую угоду, что всех за чуб вытянет! Но и дочку свою послушай, коли мне веры нет: кнежу без ума доверишься - в одночасье на палю сядешь!
Голова облизнулась длинным, покрытым бледными пятнами языком.
Подытожила:
- Я хоть и ворог, да свой, могу обмануть, могу и правду сказать… А кнежа здешнего вам не понять, на кривой не объехать!
Словно был он все время тут, в зале, а не в подвале сидел, в клетке. Будто слышал все своими ушами, видел своими глазами! Мысли тайком читает? Вряд ли. Не настолько силен в делах тайных пан Мацапура: вон, Багряные Врата едва что не ломом открывал! Но ведь не провидец же он?!
- провидца бы Сале Кеваль давно учуяла. Да и не попался бы провидец по-глупому, как Дикий Пан! Значит… значит, одно остается! В чью-то душу пан влез, приворожил, подмял под себя. Пока в подвале сидел, чужими глазами видел, чужими ушами слушал.
Еще немного, и освободился бы: чужими руками.
Чьими - уже и гадать не надо было. Вон она глазищи распахнула, Ирина Логиновна. Ясней ясного: отчего кричала дико, отчего на помощь рвалась, отчего сила в ней сверх всякой меры проснулась. Все отдал перед смертью Мацапура-Коложанский, последнего не пожалел!
Да не вышло…
- Эк загибает, сучий потрох!
- не выдержал есаул Шмалько, кулаком в ладонь грянул.
- Отдать кнежу башку сию языкатую, и конец! Нехай ему байки брешет!
Голова аж расхохоталась.
Слюнями пенными брызнула.
- Во-во, отдайте! Я кнежу байки брехать стану, а вы себе - панихиду заказывать, коли попа сыщете! Хотите: я всех отпою?! за медный грош?!
Сотник Логин в раздумьи прошелся по залу. Вновь остановился перед головой, покачиваясь с пятки на носок.
Спросил во злобе:
- И откуда ты такой разумный выискался? Отчего все знаешь? Отчего не помер, как всякому положено, ежели башку шаблей отсечь?
- Ой, глуп ты, пан сотник! Ой, жизнь прожил, ума не нажил! Да такие, как мы с тобой, что чорту душу продали, разве ж могут помереть спокойно?! Братец ты мой разлюбезный, куда ж я без тебя?! Руби себе пустую башку, рядом ляжем, наговоримся всласть!
Не выдержал Логин Загаржецкий.
И ведь знал, что зря позорится, а все едино: за крыж схватился.
- Да ладно тебе, сотник!
- миролюбиво бросил Мацапура.
- Чего уж тут кочевряжиться! Продал ведь? Продал. Сам же и сказал. Нечего теперь отпираться. А ведаю я дела ваши через дочку твою, Ярину. Люблю ее безмерно, сердцем к сердцу тянусь…
Логин со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы.
- Отрублю-таки уши, - сказал задумчиво.
Есаул мигом подхватился на ноги: пособить! а то вдруг и нос на его долю останется!
- но сотник остановил старого товарища жестом.
- Ладно, злыдень, не о том речь, чтобы ухи сечь… Тебе, тебе-то каков прок, ежели мы отсюда живыми выберемся? Небось, отомстить задумал? Обмануть, с кнежем рассорить, спасение готовое из рук вырвать? Что молчишь?! Раскусил я тебя, чаклун поганый!
- Дурень ты, сотник, как есть дурень!
- устало выдохнула голова.
- Ну, коли не веришь, так подыхай вместе с дочкой и с друзьями своими! Кнеж-то вывернется… с Мацапуриной головой грех ему не вывернуться!
- Да ежели он тебя не получит - угоду не подпишет!
- Подпишет, куда ему деваться! Потому как без головы моей кнежу одно спасение - ту угоду подписать да честно выполнить! А вот с головой он и другую лазейку сыщет, без вас обойдется! Зря, что ли, юлит кнеж? хвалой сбивает, лестью подмазывает? Тут Страшный Суд на дворе, о своей бы голове думать, а ему - чужую подавай!
- Слышь, пане сотник, а ведь складно брешет, - неуверенно протянул Шмалько.
- Только как бы и здесь не объегорил, собачий сын! Кнежу-то и у меня особой веры нет, но уж Дикому Пану - тем паче!
Логин по-новой мерял шагами зал.
- Не могу я слово свое нарушить!
- буркнул угрюмо.
- Сколь раз уже преступил: не отмыться теперь, не отмолить… Хватит! Сдохну - а выполню!
- Подыхать-то как раз не обязательно, - вскользь заметила голова.
- Ты, Логин, кнежу что обещал? Отдам, мол, голову Мацапуры-душегуба? Так?
- Ну, так.
- Ну и отдашь. Сдержишь слово. Только голова моя к тому времени уж мертвой будет! Хай кнеж задавится!
- Мацапура злорадно хихикнул: видать, веселая картинка представилась.
- Ему ведь не череп мой требуется, не уши-волосы, а душа моя заклятая! Отдай, отдай меня, сотник Логин! Только перед тем…
- Ну?!
Оба подались вперед, ловя каждое слово: сотник и есаул.
Да и остальные насторожились.
- Пусть кто-нибудь из вас позовет Дикого Пана к себе на перстень, или на цепь, на шаблю там, на пистолю - как сам захочет. Пусть скажет: "Пойдешь ко мне на перстень? на шаблю?…" И всех забот.
- А тебе-то что за радость с того дела?
- подозрительно осведомился молчавший до сих пор Мыкола.
- А та радость, что в пекло не хочу! Боюсь. Заждались меня там с вилами. Или опять не верите?
- Вот в это верю, - хмыкнул Логин.
- А чего ж тогда к кнежу на вареники не хочешь?
- Кнеж Сагорский хуже пекла. Выпьет он меня за один глоток. Для того глотка и просит.
- Ну, а мне, к примеру, кой прок тебя, чаклуна, на шаблю или пистолю брать?
- не отставал Мыкола, выискивая скрытый подвох.
- Эх, пальцев нету!
- сокрушенно вздохнула голова.
- Давай так, черкас: я растолковываю, а ты загибай. Во-первых, пан сотник слово исполнить хочет. Пускай, я не против… Во-вторых, тем вы кнежу выбора не оставите, и останется ему угоду вашу честно выполнить, чтоб спастись. Без моей силы ему иной дорожки отсюда нет! А в-третьих, и тебе лично корысть: возьмешь меня на шаблю - зело зла шабля в рубке станет, спасу от нее врагам не будет! Возьмешь на пистолю - ни промаха, ни осечки не даст пистоля! А возьмешь, к примеру, на перстень - удачу тот перстень тебе принесет, хоть в карты, хоть в кости. Ну и моя корысть последняя. Уж лучше шаблей или камнем-яхонтом, чем в пекле на сковороде или у кнежа в утробе ненасытной!
- Складно да гладко пан Мацапура речь держит, и всем от его пропозиции польза изрядная получается, - протянул раздумчиво Теодор-бурсак.
- Однако же имею я некое сомнение…
- …что брешет он, паскуда! Под монастырь нас всех подвести хочет!
- закончил за него есаул.
Голова молчала.
Ждала, что решат.
- Может, в кулемет его подсадить?
- предложил вдруг Юдка.
- Нивроку, злобная махиния выйдет, панове, доложу я вам! Что, пан Станислав, пойдете…
- Пан Станислав?!
- неожиданно взвилась из угла Ирина Логиновна.
- Он не пан Станислав! Брешет он все, собака! Пан Станислав… он настоящий шляхтич был, и умер как лыцарь!
- То есть как это - пан не пан?! Эй, доню, ты говори да не заговаривайся! ишь, лыцарем он помер, вражья душа!
- Батько! Вы, когда замок Мацапурин взяли, подвал обшарили?
- В первую голову! Тебя искали. А нашли только шляхтича убитого и мертвяка живого, погань такую, прости Господи! Ну, мертвяка хлопцы, ясное дело, в капусту…
- Вот шляхтич убитый и был пан Станислав! Подлинный! Мы с ним в одном подземелье сидели, он мне все рассказал! Все! Этот…
Девушка указала в сторону примолкшей головы, и отдернула руку, словно боясь обжечься или замараться.
- Этот был его отцом! Был! пока однажды в городе Париже…
- …на Гревской площади, - слова сами вырвались из уст Сале.
Сотникова дочка на миг осеклась.
Резко обернулась к женщине-Проводнику.
- Как?! И ты тоже знала?!
- Теперь знаю, - мягко уточнила Сале.
- А раньше… видение мне было. Видение и голос: "Гревская площадь". Казнь видела. Казненный на нынешнего господина Мацапуру смахивал. А когда ему отсекли голову, и народ начал расходиться, то к палачу подошли…
- …высокий светловолосый пан и мальчик!
- подхватила панна сотникова.
- Пан Станислав мне рассказал! Настоящий пан Станислав! То были его батька и он сам! И батька его позвал ту пекельную тварь к себе на цепь! Вон, поглядите: голова уж другая - а тварь старая! То не пан Станислав! То вообще не человек!
- А кто?
- выдохнул Мыкола, запоздало крестясь.
- Приживник, - слово упало из уст Сале тяжелым камнем.
Пошли круги по залу. Тихие, страшные. Женщина чувствовала: все взгляды сейчас устремлены на нее. Что ж, они правы, эти люди: сказавший "афаль", да скажет "бар". Их свела Судьба, и теперь им суждено вместе спастись или вместе погибнуть.
Они вправе знать все, что знает она.
- Приживник, господа, насколько мне известно - это бестелесное существо с очень большой жизненной силой. Может жить в человеке, в оружии, в драгоценных камнях… иногда - в старых зеркалах. Но предпочитает человека. Если же подселится - постепенно выдавливает… нет, скорее переваривает, съедает хозяина. И захватывает тело. Говорят, случалось: напрямую из тела в тело переходил, но чаще - через вещи. Сперва позвать просит, а там…
Сале на миг умолкла, собираясь с мыслями, и в образовавшуюся паузу вклинился изумленный вопрос сотника Логина:
- Это как же выходит, пышна пани? Значит, Приживала твой - дух злой, навроде беса? души жрет?
- Нет, сотник, - ответ каф-Малаха, о котором все забыли, прозвучал неожиданно резко.
- Глупости это. Суеверия. Приживник - отнюдь не злой дух, что человека пожрал. Наоборот. Это человек, пожравший злого духа.
Сале Кеваль заметила: произнося слова "злой дух", каф-Малах всякий раз усмехается.
- Вы хотите понять. Вижу, - помолчав, вновь заговорил исчезник.
- Я попробую. Только словами - трудно. Надо показать. Иди ко мне, Иегуда бен-Иосиф. Поможешь. Ты ведь уже почти понял… тебе будет легче.
Мгновение Юдка колебался. Лоб морщил. А потом кивнул согласно и шагнул к каф-Малаху.
Хотел было сотник Логин еще о чем-то спросить, да забыл, о чем.
Где тут вспомнить, когда обеспамятел.
Логин Загаржецкий, сотник валковский; и еще совсем немного - Блудный каф-Малах, исчезник из Гонтова яра
…и приснился Логину Загаржецкому страшный сон.
При ясном солнышке; наяву.
Будто стоит он на ступеньках веранды белой, и не просто стоит, а потупил ясны очи в мать сыру землю, и не просто потупил, а будто кары небесной ждет. За спиной садик раскинулся: сливы, абрикосы, и тот чудной плод, что Свербигузу змеюка в рот совала, и уж вовсе-то яблоко не яблоко, вишня не вишня, а так - рви да жуй, коли жизнь не мила.
Знать, малый сад Эден позади.
Выгнали оттуда сотника Логина, поперли в тычки на веки вечные.
Вздохнул сотник; поднял взгляд, перед собой глянул. Стол на веранде, лавки вдоль стола с двух сторон притулились: у стены и у перильцев резных.
По лавкам - ребятишки.
А во главе стола сидит в креслице с колесиками хрыч древний. Это ежели наотмашь, по правде, а коли с вежеством сказать: старый, очень старый человек. Сидит, губами толстыми плямкает; на ребятишек не глядит, все на Логина.
- Ну, садись, балабус!
- говорит.
Сел сотник Логин на лавку с краешку. Пригляделся: матерь божья! Вон та девка чернявая - точь-в-точь ведьма Сало! Только росточком не вышла, а так на одно лицо… Рядом с ней верный есаул, пан Ондрий примостился, заместо шабли линейку в руках вертит. А вон и Мыкола, и Хведир в окулярах, и Яринка-егоза…
И Юдка-Душегубец: тоже маленький, а с бородой. Пейсы с висков вьюнами закрутились, аж до плеч, как у старика в креслице. Еще раз пригляделся сотник Логин, повнимательнее: да что ж это творится, люди добрые? И у есаула пейсы, и у Мыколы, а Хведир и вовсе ермолку плисовую к маковке пришпилил!
Куда ж это он попал, Логин-то Загаржецкий?!
В самый что ни на есть распрожидовский хедер? к учителю-меламеду? Отродясь слов таких не знал, а тут само всплыло, ровно из проруби, да со значением…
Поднял руку к голове окаянной, тронул пальцем висок.
Мягко; струится вниз завитыми локонами.
И понял сотник Логин: есть Бог на небе! Все видит. Всякому греху - свое воздаяние, всякому грешнику - свое пекло, наособицу! Да после такой насмешки сковорода каленая раем покажется, о котле со смолой будешь молить чертей, как о манне небесной…
Все.
Воздалось.
(…трудно.
Идет толчками, будто кровь из раны. Мешается воедино: грешное с праведным, трефное с кошерным. Теперь я знаю: как это бывает.
Когда на костылях.
Когда с поводырем.
Когда?…)
- Рав Элиша, вы хотели… - ну ясное дело, сволочной Юдка и здесь первым выперся.
Поглядел на него старец.
- Я? хотел? Ну и чего я по-твоему хотел, позор матери с отцом?
"Правильно, - отметил про себя Логин пархатый.
- Бей своих, чтоб чужие боялись! Молодцом, дедуган!"
- Про одержимых! про одержимых!
- разом загалдели всем кагалом: и Яринка пищит, и Мыкола басом, и ведьма дискантом, и Хведир навроде дьячка пьяненького с клироса подтягивает. Боже мой милостивый!
- и сам пан сотник мимо воли голосит:
- Про одержимых хотели, рав Элиша! про бесами обуянных!
Тут за спиной дедугана человек объявился. Какой там, к арапам, человек - чорт! давний знакомец! Подмигнул Логину глазом желтым: дескать, как оно в гостях?
- и давай меламеда по веранде катать.
Вроде как думать помогает.
- Глупый ты, глупый каф-Малах, - плямкает хрыч старый, и сердце пану сотнику вещует: к нему, к Логину Загаржецкому клятый дед обращается. Хоть и зовет по-своему, по-собачьи, а к нему. Да и остальные примолкли, ждут.
- Неужто не слышал от учителей Торы, от опор синагоги: как обуял бес бен-Тамлион дочь римского императора, как рабби Шимон бар-Йохай изгнал того беса именем Святого, благословен Он? Мало тебе сих рассказов?!
Задумался сотник Логин. В затылке почесал. Нет, не слышал. И в синагоге отродясь не бывал. Вот дьяк Фома Григорьевич, нюхнувши доброго табачку - тот и впрямь любил в сотый раз излагать, как Христос-Спаситель гнал бесей из одержимого, гнал да в свиней, в свиней!…
Это было.
("…учителя Торы! ревнители вер иных! знатоки смыслов!" - ворчит старый, очень старый человек, и я знаю: он действительно сердит. Ему, способному сказать между делом: "Четверо ненавистны Святому, благословен Он, и я их не люблю…" - о да, ему по сей день втайне хочется признания у банальных соседей по улице, ему хочется их восторгов, рукоплесканий вместо тайных плевков вслед, когда рав Элиша мирно трусит по улочке на своем осле.
Он знает: это смешно. Это тщета.
Это ловля ветра.
Он знает, и все равно хочет; и все равно будет, посмеиваясь над самим собой, втайне желать этого до самой смерти…)
Остановилось креслице.
- В свиней?
- меламед хренов в упор выпятился на Логина, и кажется: душу сей взгляд наизнанку, как прачка холщовую свитку, выворачивает.
- В свиней можно. Свинья - тварь грязная, неразумная, в нее бесам двери настежь открыты… То ли дело - человек. Сперва глянешь: чем лучше свиньи?
- да ничем! Где образ Его? где подобие?! А приглядишься, протрешь глаза: нет врага человеку, нет друга, нет насильника, и спасителя нет! Сам он себе и враг наизлейший, и друг верный, и насильник опасный, и спаситель долгожданный… Все двери в душу свою только сам открыть-закрыть может. Увидите одержимого, знайте: собой он одержим, не бесами пустыми…
