Помолчал есаул.
Лоб наморщил.
- Не-а, - отозвался.
Ну и ладно.
* * *Хлопцы ждали близ дареной чортопхайки.
Гром-бонбарь все кулемет по лоснящемуся боку гладил, ну точь-в-точь хлопец у плетня - ядреную девку; Забреха же на дорогу как уставился - прикипел.
Не спросили: куда Юдка Душегубец делся?
Чего им спрашивать?
- и пан сотник на шаблях не из последних, и Шмалько уж чего-чего, а из рушницы шмалять горазд… и выстрел все слышали.
Они не спросили, а Логин и рассказывать не решился.
Байкой сочтут: примерзла рука у боевого черкаса, ан тут тебе и чортяки с ихними побрехеньками, и ангелы боженькины во облацех… и жид в небесах сгинул. Такие байки Рудому Паньку перед бабами складывать, а не сотнику валковскому.
- Зря вы, хлопцы, со мной остались!
- само вырвалось у Логина; и не хотел, не думал, а сказалось в сердцах.
- Надо было с нашими да с этими… у которых - декрет-универсал. Бились бы сейчас за счастье уж не помню кого… а так бьетесь - ровно мухи в склянице. Жужжим, да лбом в стенку - что крепче. Нет, правда: шли бы вы… может, догоните еще?
Дмитро Гром кулемет в последний раз огладил.
- А в рожу?
- спросил.
Отродясь не бывало, чтоб москаль беглый, из милости в реестр вписанный, у сотника Логина Загаржецкого такое спрашивал.
Не бывало!
- а вдруг заметил Логин: полегчало.
Аж улыбка усы раздвинула.
- Вон кому в рожу… - вдруг брякнул есаул Шмалько, и Забреха на чортопхайке моргать начал, будто соринка ему в глаз попала.
- Пане сотник, вы погляньте: ишь, анчихрист, опять явился…
Впереди, у поворота сволочной дороги, что тянется над бездной из ниоткуда в никуда, стоял давешний чорт-миротворец.
Зенками бесстыжими лупал.
- Пулей бы!
- безнадежно кинул есаул, и сам себе язык прикусил: бил ведь пулей! а толку?
А чортяка подумал-подумал, скрутил левой рукой кукиш, да такой щедрый, что и за неделю не обгадишь; скрутил и в сторону славных черкасов сунул. Пригляделся Логин: кукиш-то чудной! Лапа у чорта шестипалая, вот и торчит из фигуры оскорбительной не один - сразу два пальца, и оба не по-людски шевелятся.
Взыграло сердце у сотника валковского.
Прянул в седло, ожег коня ударом плети.
- За мной!
Только и услышал, как сзади копыта-колеса в сухой грунт ударили. А там уже слушать некогда было: вон он, исчезник проклятый, за поворот уходит.
Вре-ошь!
Тогда не достал, сейчас достану!
Свистел ветер в ушах: с-с-стой, с-с-сучий с-с-сын! Бедра в конские бока корни пустили, вросли намертво: не зверь, не человек - диво дивное несется единым телом, карать насмешника. Щебень из-под копыт врассыпную. Пичуги из крон лохматых - врассыпную. Думы черные, боль сердечная - сгинь, пропади, рассыпься!
Сотник Логин с хлопцами вражьей силе укорот дает.
Грохнул выстрел. Это Забреха. Уверился, как и есаул: адских выкормышей лишь серебряная пуля возьмет. Еще, говорят, пуговица с полковничьего каптана способствует… Ой, куме, выпей чарку!
- где они сейчас, те полковники, те каптаны?! Надо б Грому крикнуть, чтоб не смел новые бонбы вслед кидать: порвет ведь всех на маковый порох!
- только крик в горле спекся.
Одно получилось:
- Вре-ошь!
Несется чорт по дороге, петляет - впору зайцу! турецкому аргамаку! поземке вьюжной!
Летят по дороге кони-птицы, пылит чортопхайка дареная, с боку на бок вертится - душу черкасы в погоне выплескивают! гнилую накипь с сердец отряхивают!
- Пане сотник! пане… сотник…
Ударило сзади в уши.
- Пане… вниз… вниз погляньте!…
Или ополоумел есаул? Да кой же дурень в скачке под ноги коню смотрит?
- Вни-и-и-и-з!… пане…
Не удержался Логин; глянул. Поверил боевому товарищу. Пресвятая Богородица, угодники боженькины, сковородки дьявольские!
- не зря горланил удалой Шмалько. Нет дороги под копытами-колесами. Была да сплыла.
Небо вместо дороги.
Облака взамен щебня.
Вон птичка летит; чирикает.
- Вре-ошь!
Небо так небо. Не пекло, и на том спасибо. И снова обидела плеть коня кровного. А за спиной гул, вой, бьются небеса в лихоманке - друзья верные не отстают от сотника Логина.
Небо так небо.
Достанем.
А чорт весь кипенью серной брызжет, искры на нем дыбом, зарницы по спине плащом хлещут - умаялся. Видать, несладко синь высокую драть, убегаючи. Вон, аж спотыкаться стал.
И сладко так стало сотнику Логину, что мед пред той сладостью - горечь полынная.
Налево свернул беглец - и черкасы налево. Направо свернул - и черкасы направо. А внизу метушня, гвалт; внизу - замок сам собой вырос, от земли до неба, шпилями ясну солнышку стусаны дает.
Рванул чорт по воздусям кругом замка.
И черкасы - кругом.
- Вре-ошь!…
- Пане сотнику… вни-из!…
Смотрит Логин по-новой через плечо: у подножья замка (замка? города? крепости?! Спас Нерукотворный, просвети!) - людишек тьма. Штурмом стены берут. Сперва показалось: и хлопцы-реестровцы, что под чудной Катеринослав убегли, за землю против Мацапур биться, там. Вон, на холме - Свербигуз маячит, дерет глотку, надрывается. Или не Свербигуз?… кто разберет?! Зато хитрые махинии - кулеметы - справно трещат, заливисто.
А вон и гармата бахнула.
Снуют людишки. Шебуршат. Вверх не смотрят. Нет им дела до чорта беглого, нет дела до черкасов в небесах.
Заняты людишки делом.
Ну и трясця ихней матери!… нехай.
На второй круг чорт завернул. И черкасы - на второй.
- Мы возьмем замок!
- прогремело от земли.
- Мы разрушим это дьявольское капище!
Аж зажмурился Логин - в глаза ударил свет. Невыносимо яркий, ярче солнца, ярче всего, что доводилось видеть. На миг замок исчез, окутавшись белым, жарким сиянием. Это продолжалось недолго, белый огонь начал тускнеть, превращаясь в малиновое пламя. Огненная стена выросла на склоне, ее языки потянулись ниже, свечками вспыхнули растущие у подножия стен кусты…
- Не верьте дьявольскому обману!
- встало над пожарищем.
- Молитесь, дети мои!
Это правильно, отметил сотник про себя. Это он верно, молитва завсегда душу согреет. Отче наш, иже еси на небеси… и насчет обмана диавольского - тоже правильно. Не поверим. Ни за кисет червонцев, ни за пампушки с чесноком не поверим. Уразумел, чортяка?
Чортяка уразумел.
Укрылся паром радужным да скрежетом зубовным; на третий круг пошел. Дался ему, поганцу, сей химерный замок!
И черкасы - на третий.
Только и успел заметить сотник Логин: вместо людского моря - иное море у подножья плещет. Ходит волнами, играет белыми барашками. Западная башня совсем рядом оказалась: протяни руку - до зубца дотянешься! Площадка на вершине хранит следы пожарища: черные угли, черная копоть на камне, белесый пепел. И девка у края стоит: носатая, косолапая, страшней Судного дня. Хмурится девка: видать, замуж не берут.
Ну и хмурься!
- кому ты такая надобна, потвора?!
Змий Огненный с шабаша на Лысой горе, и то побрезгует…
Сам себя проклял сотник Логин за думы глупые. Ведь знал же: на сей Околице беду накликать - пустая забавка! Подумай сдуру, словцо камешком оброни - свершилось. Вон чорт взапуски тикает, а вон Змий летит. Крылья шипастые раскинул, пасть вполнеба распахнул, вот-вот проглотит.
- Забреха! Гром! Чортопхайку! чортопхайку разворачивайте, сучьи дети!
И ударил кулемет дареный по Змию. Распорол небеса треском. Присмотрелся Логин Загаржецкий, прислушался: летит, проклятый, хоть бы хны ему, ироду!
- летит к башне с девкой, да еще и пламенем вовсю пыхает, будто черкас записной люльку смалит.
Песню орет, змеина:
- Знал я и бога, и чорта,
Был я и чортом, и богом!
Спрячь за высоким забором девчонку -
Выкраду вместе с забором!…
Ну и хай тебе грець!
- кради на здоровье.
Мы хоть Господа-Бога покамест не встречали, а с чортом привелось… тоже, значит, не голота бесштанная!
Тут замок вроде пониже стал. И море куда-то схлынуло. Луга, поля; рощица жиденькая поодаль. Небо черным сделалось, звезды злые, моргают от недосыпа. А на донжоне замковом народу поприбавилось: тут тебе и девка, тут тебе и баба, тут тебе и…
- Хведир! Яринка!
Не углядел сотник Логин, как беглый чортяка в окошко витражное завернул. Так и влетели следом: сотник с есаулом конные, Забреха с Громом - со всех четырех колес.
Пал чорт об пол каменный - и сгинул, только смолой в стороны брызнуло.
А Забреха, оказывается, все Змия достать норовил.
Все шарашил вслед из кулемета.
Так что стенам в зале крепко досталось.
Сале Кеваль, прозванная Куколкой
…Они замешкались. Все. И первым опомнился никто иной, как консул Юдка. Дернулся, выгнулся мартовским котом, с губ его слетело Имя Дин - и Тени разом отступили.
Сале, пожалуй, могла бы и сама это проделать, но опоздала.
Вот он, Денница, лежит на каменных плитах и, кажется, не дышит. Неужели - конец?!
- Сейчас, сейчас… - рыжий пламень бороды глушит бормотанье консула.
- Ой, Проводник, давай-ка вместе! уходит ведь!
Он уже склонился над мальчишкой, который сейчас больше похож на призрак, чем на живого… человека? Водит над ним руками, сплетает Имена в хитрую вязь, не давая измученному Деннице уйти до конца, раствориться во Внешнем Свете. Сале торопливо падает рядом, больно ударившись коленями; хватает край эфирного кокона, пеленает обмякшее тельце. О себе думать некогда: вся сила, что есть, щедро льется в ребенка. Не так уж много той силы у Сале Кеваль, но остановить, задержать, не позволить уйти - хватит с лихвой.
А не хватит - на консульские Имена плечом обопрется.
- Братик! братик, не помирай!…
Вокруг бестолково мечется чумак. Знал бы как, помог бы, но не знает. Оттого и слюной брызжет, руками машет, того и гляди, зашибет.
- Сюда иди! ко мне!
- властно приказывает женщина.
- Ладонь, ладонь на грудь клади! Да не мне, придурок!
- брату! Вот так. Вытащим мы твоего братика, кончай орать!
Лицо чумака наливается восковым глянцем; не лицо - снятые сливки. Но ладонь с младенческой груди, против сердца, убрать не спешит. Ничего, парень здоровый, от него не убудет. Потом вином отпоим… красным, трехлетним…
- Хведир, ты б помог панне сотниковой вниз спуститься, - консул наконец разгибает спину и поднимается на ноги.
- Под пули?
- мрачно огрызается бурсак, блестя окулярами.
- Раскомандовался, душегуб?! Гляди, из пистоля стрелю!
- Не хочешь, как хочешь, - Юдка на удивление покладист.
- То-то сотник Логин обрадуется: прибыл в гости, а писарчук Хведир от отца родную дочку прячет! Как мыслишь, чем наградит?
Ответа он не ждет.
Ответ написан на лице бурсака.
* * *В зале горели факелы и редкие свечи - освещая исковерканные пулями стены и окна, скалящиеся осколками выбитых стекол. Посреди зала, прямо на руинах, что были совсем недавно роскошью обеденного стола, красовалась здоровенная бричка. Похабно торчал, задранный вверх, ребристый ствол незнакомого оружия. В углу фыркали, били копытом насмерть перепуганные кони, которых распрячь-то успели, а вот вывести из зала во двор - нет.
Не до того сейчас было сотнику Логину и его черкасам! Радостно гогоча, обнимались они с братьями Енохами, лупили друг дружку по плечам, аж пыль столбом! А сам сотник дочку свою на руки подхватил - да так и закружился волчком по зале, вокруг брички, еще больше пугая лошадей!
Сале даже завидно стало: вот ведь радость у людей! И плевать им, что земле под ногами, небу над головой считанные дни, если не часы, жить осталось. Скажи им сейчас тот каторжник в терновом венце, который у веселого Стася на стене вверх ногами висел, что вот допляшут, дорадуются, и пожалуйте на последний суд - в лицо ведь рассмеются…
"А ведь я когда-то тоже умела так. Забыть обо всем, и - головой в омут, когда есть только "здесь" и "сейчас", только ты и он, когда сбывается небывалое, когда - вольному воля… Неужели это и впрямь была я?! Неужели это возможно снова? Хоть на миг! на малую чуточку!…"
"А ты как думала?
- ответила та, что таилась внутри Куколки.
- Или даже на краю бездны станешь лгать и притворяться?! Игры закончились, сестра. Время нарушать запреты. Время жить, жить и умирать. Но - самой собой! Поняла, глупая?!"
И Сале молча кивнула.
Кокон трещал по швам. Куколка стремительно превращалась в бабочку. Еще немного - и…
- Ярина! Яринка моя! Живая!
- орал во всю глотку между тем счастливый Логин.
- А я, старый дурень, уж думал - ты с боженькиного рая за нами явилась! Так это тебя нам за спасение душ христианских благодарить да славить надо?!
- Не ее, - голос консула Юдки разом отрезвил всех.
- В первую голову вот их двоих славьте. И не скупитесь, панове: им любая слава мала…
Юдка бережно опустил Денницу на скамью, вытер пот с детского лба, и только тут до Сале Кеваль дошло, что черкасы попросту НЕ ВИДЯТ беспамятного мальчишку! Да и только ли его?
На этот раз она опередила консула.
Тени вновь отшатнулись прочь - и всем явилось: распростерт на полу длинный, нескладный каф-Малах, Блудный Ангел, исчезник из Гонтова Яра. А рядом, на скамье: чудной мальчишка в ореоле из тумана сизого.
Отец и сын.
- Вот им, панове, в ножки кланяйтесь. Себя не пожалели, а вас, добродии, за шкирку выволокли!…
- Померли, никак?
- шепотом осведомился один из черкасов, с головы до ног обвешанный взрывными зарядами.
"Бомбами" - вспомнила женщина нужное слово.
- Живы, Дмитро, живы… Но близко к краю прошлись, не сглазить бы! Пуп надорвали за ваше здоровьице. Гнить бы вам, панове, на Околице, до скончания веков, аминь… Ну и мы с панной Яринкой подсобили самую малость.
"Самую!… малость…" - гулко ударило эхом в стены. Пошло метаться по углам. И услышали люди в душах своих тайное шептанье:
"Видел я сынов восхожденья, и мало их. Если их тысяча - я и сын мой из них. Если их сто - я и сын мой из них. Если двое их - это я и сын мой."
Услышали и ответное:
"Могу я избавить весь мир от суда с того дня, когда я был сотворен, до нынешнего. А если отец мой со мной - со дня, когда был сотворен мир, до нынешнего. А если будут товарищи наши с нами - от дня сотворения мира до конца времен…"
Первым молча поклонился, сняв косматую папаху, тот самый черкас, что "Померли?…" спрашивал. Следом и остальные стали кланяться. А сотник Логин стоял-стоял, да и ударил шапкой об пол.
Плюнул в сердцах:
- Дожил! За дочку душу продал, хлопцев растерял, будто лузгу жеваную, слово черкасское ногами топтал!
- а теперь еще чортова семейка да жид-капосник с того света вытащили!
И захохотал Логин Загаржецкий, сотник валковский. Так захохотал, что частые слезы из глаз брызнули. Через минуту хохотали уже все - и черкасы, и консул Юдка, и даже Сале не удержалась.
Один только чумак Гринь испуганно примостился на краешке скамьи. Сидел рядом с беспамятным братцем, вовсю таращился на творящееся в зале беспутство.
Не знал: радоваться? горевать ли?
- Так что ж мне теперь: тебя, Юдка, к себе в сотню есаулом брать? К Шмальку в друзяки?! А чортячий кагал - не иначе как в хорунжие?!
- выдавил сквозь смех Логин.
- То-то славное войско выйдет! Все турки кто со страху, кто со смеху передохнут!
- В есаулы! славно!
- ухмыляясь в ответ, консул то гордо подбоченивался, то закладывал большие пальцы за отвороты жупана.
- У Мацапуры-Коложанского сотником надворным был; у тебя, пан Логин, есаулом стану! Сала наемся, горелки напьюся, с девкой налюблюся - и в народные комиссары!
- В кого? в кого, иродово племя?!
